Чуть более ста лет назад в журнале «Русская мысль» были опубликованы одиннадцать рубаи Омара Хайяма в переводе Константина Бальмонта. И хотя формально это была не первая публикация Хайяма в России (первой стали шестнадцать стихотворений в переводе Василия Львовича Величко, напечатанные в 1891 году в «Вестнике Европы»), зато Бальмонт был первым, кто действительно придерживался жесткой формы жанра – четверостишия. (Забавно, что только теперь, кропая этот текст, я услышала в слове «рубаи» ивритскую четверку – арба.) То, что нынешняя подборка тоже состоит из одиннадцати рубаи, является совершенно случайной рифмой, а не намеренным жестом. Но подобные совпадения, на мой взгляд, украшают жизнь. Еще круче было бы, если бы совпало не только их число, но и сами рубаи, однако этого всё-таки не случилось, рифма получилась бедная.
Волею судьбы Омар Хайям стал самым известным в западном мире представителем классической персидской поэзии, хотя реальный Хайям прославился при жизни прежде всего как математик и астроном. Однако в те времена всякий уважающий себя учёный складывал рубаи.
Неофициальный характер жанра привел к тому, что до сих пор до конца неизвестно, какие из пяти тысяч четверостиший, сохранившихся в различных рукописях под именем Хайяма, были действительно написаны им. Так, В. А. Жуковский (не поэт, а востоковед) предложил считать подлинными только 6 рубаи, немецкий востоковед Ф. Розен – 23, датский ученый А. Кристенсен – 121, индийский ученый Тиртха – 704.
В западную культуру Хайям попал благодаря английскому поэту Эдварду Фицджеральду, друг которого Эдвард Коуэлл работал с персидскими рукописями в библиотеке Оксфордского университета. Первую книгу с переводами Хайяма Фицджеральд издал в 1859 году. Отдельные четверостишия он соединил в поэму, обладающую формальной и тематической логикой, начинающуюся с рассвета и завершающуюся на закате. В окончательную редакцию его книги «Рубайат Омара Хайяма» вошло чуть больше ста четверостиший. (Между прочим, в этой книге нет ни одного упоминания женщины.) Некоторые считают, что именно с подачи Фицджеральда за Хайямом закрепилась репутация гедониста, певца пустоты и пьянства; по-моему же, это не совсем так.
Если вернуться к русским переводам, то складывается впечатление, что Хайяма не переводил только совсем ленивый, в вышедшей в 2012 году книге «Омар Хайям. Рубайат. Сопоставление переводов» для некоторых рубаи приводилось более двадцати вариантов. Кстати, в одном из интервью составитель книги Роальд Малкович утверждал, что при жизни Хайяма никто даже не обмолвился о том, что тот пишет стихи, и первые рубаи, позже приписанные Хайяму, появляются в рукописях лишь лет через тридцать после его смерти.
Переводы мои сделаны на основе подстрочников, опубликованных в 1959 году востоковедами Р. М. Алиевым и М.-Н. Османовым. Они подготовили двухтомное издание «Рубайат», в первой части которого содержалось факсимильное воспроизведение рукописи из библиотеки Кембриджского университета, а во втором – точные переводы с фарси 293 рубаи и примечания. Низкий им поклон за их труд[1]. Правда, с этими точными переводами есть одна закавыка. Дело в том, что многие серьезные исследователи считают язык Хайяма даже не аллегорическим, а прямо-таки криптограмматическим. Например, они полагают, что «вино» у Хайяма означает «опьянение от познания истины»; влюбленный – это дервиш; женщина – душа спящего; красавица – душа искателя; изменчивая красавица – страдания разума, которые порождает душа; пьяный – дервиш, постигший истину; опьянение – просветление; виночерпий – дающий вино истины, то есть одно из обозначений Всевышнего. Но об этом лучше особенно не задумываться.
Еще одна проблема переводчиков Хайяма – часто встречающиеся у него мифологические образы и персонажи. Понятно, что замена их на что-то более понятное нам существенно искажает образно-ассоциативный строй рубаи, но с другой стороны, попробуй-ка избежать такого искажения и втиснуть в четыре строки огромный пласт чужой культуры. (В качестве примера приведу строку, которая у Алиева и Османова выглядит так: «О саки![2] Твой лик прекраснее чаши Джамшида…», а у одного из известных переводчиков – «Виночерпий! Прекрасней Иосифа ты!»)
На всякий случай поясню, кто такие Джамшид, Бахрам и Иблис, упомянутые в пятом и седьмом рубаи подборки. Джамшид у персов – это идеальный царь; согласно «Авесте», он был основателем культуры, земледелия и религии. Бахрам – царь царей (шахиншах) Ирана. Считается, что он бесследно исчез, провалившись во время охоты в пещеру, которая и стала его могилой. Иблис – в исламе – имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордыни (отказался поклониться Адаму) был низвергнут с небес. После этого Иблис стал врагом всех людей, и как главу всех злых духов его ещё называют аш-Шайтан.
Я не могу внятно рассказать, с чего вдруг мне захотелось попробовать приобщиться к этому суховатому, лишенному иллюзий, но одновременно сочному и светлому миру, однако это, собственно говоря, и неважно. Просто захотелось.
Если же говорить о принципах и приоритетах, то я, пожалуй, стремилась к тому, чтобы результат был по смыслу как можно ближе к тексту подстрочников, пусть даже в ущерб «певучести».
И ещё мне хотелось передать читателям свое ощущение, что где-то не так уж и далеко, на неведомом водоразделе, покорность судьбе, к которой призывает Гийясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури, смыкается с тайной свободой Александра Сергеевича Пушкина.
- По крайней мере, часть этих подстрочников можно найти на сайте http://omarhajam.ru/original.html ↑
- саки (фарси) – виночерпий. ↑