«Иерусалимский журнал» № 60, 2018

Аннотация

В «большой прозе» 60-го ИЖа читайте главы из романов Светланы Шенбрунн и Вики Ройтман.

Романы эти очень-очень разные. И потому что любой настоящий писатель (и поэт, и прозаик) – заведомо «другой» – не похожий на остальных ни судьбой, ни способами воссоздания в тексте сугубо личных – видения мира и отношения к истории и современности. Отдельная галактика в нашей общей Вселенной. И в силу отдельности опыта, в том числе литературного.

Светлана Шенбрунн приехала в Страну в середине семидесятых сложившимся мастером. Здесь издала сборники своих необычных рассказов, перевела прозу и драматургию известнейших ивритских писателей, была в числе основателей «Иерусалимского журнала». Написанный еще в Москве и увидевший свет лишь в 2000 году, её роман «Розы и хризантемы» сразу же стал бестселлером и вошел в лауреатскую шестерку Букеровской премии, которая в те времена носила уже забытое теперь название «Букер – Smirnoff». Главные герои публикуемого в номере фрагмента «Корифеи» из «как бы документального» романа-путешествия С. Шенбрунн «О, Марианна!» – поэт и прозаик Юрий Домбровский и переводчица Рита Райт-Ковалёва.

А вот для Вики Ройтман, привезенной родителями в Израиль в девятилетнем возрасте в 1990 году, публикация в ИЖе – вообще первая публикация в жизни. «Йерве из Асседо» – название большущего романа, которым уже заинтересовались два московских издательства, – легко распознаваемый перевертыш. Обе сюжетные линии – история одесской старшеклассницы, попавшей в Израиль по одной из сохнутовских программ, и приключения юного средневекового рыцаря по вымышленным средневековым городам и весям – соединены в неразрывное целое, наполненное пародийными сентиментами и жесткими реалиями, детективными перипетиями и эпиграфами из выдающегося русского поэта Михаила Щербакова, и не в последнюю очередь любовью. Однако приведем цитату из самой Вики: «Одесса – это состояние детства. И больше ничего».

Ценители прозы с удовольствием прочтут и рассказы постоянного автора ИЖа, бывшего ленинградца Ильи Берковича, давным-давно выбравшего для себя в качестве места жизни и работы окрестности Хеврона – первой столицы древнего израильского царства.

Приведем цитату подлиннее:

Воры замечательно поют тенором. Любой настоящий вор – солист, но может петь и в хоре.

Пророки, напротив, лишены музыкального слуха. Грохот и свист справедливости из трубы, к которой они подключены, заглушает хроматическую гамму. О пророке-хористе нечего и мечтать. Пророк всегда один.

Самой высокой оценки заслуживают и рассказы Нелли Воскобойник, оставившей Тбилиси ради нынешней нашей столицы – золотого Иерусалима, и мемориальный рассказ Леонида Левинзона, жителя райского Текоа, а в прошлом обитателя Советской Украины, советского Питера и советского же Заполярья, и рассказ-эссе лауреата всех российских литературных премий, иерусалимца Александра Иличевского.

Стихи… Стихи 60-го номера тоже прекрасны.

Ограничимся цитатами.

Семен Гринберг:

ТЕРАКТ

По кирпичам, усыпанным листвой,
Слегка в подпитии, я бы сказал, коряво,
Туда-сюда, налево, и направо,
И от бензоколонки по прямой
Дошёл до места, где произошло.
И на пороге ада или рая
Он возлежал, не очень понимая,
Стемнело или всё ещё светло.
И пропустил, уже вошедший в кому,
Как, собирая всё, что на слуху,
Один болван рассказывал другому
Такую чушь, такую чепуху!

Михаил Зив:

И наши скворцы собираются сызнова к вам.
О как неусидчивы, ветрены, непостоянны.
Назло эпидемиям вот пролетают Ливан –
Принять средь проталин заразные синие ванны.

Виктор Коркия:

Искусство обитает в прошлом:
шедевры, гении – всё там –
и тяга к старым мастерам,
и склонность к женщинам роскошным.
А сколько долгожданных встреч
с немеркнущими именами,
и та возвышенная речь,
что невозможна между нами…

Никольский:

Мир был неотвратим, как серп и молот,
он молод был и целеустремлён,
перепоясан кожаным ремнём.
Он малярию победил и голод,
а также время, разум и простор…
Он жёг сердца предлогом и глаголом.
Он был монголам разным побратим,
а тех, кто обходился без сестёр
и братьев, оформляли с протоколом.
Приделаем мотор и полетим!
Обгоним всех и позади оставим,
мы не оставим человека голым,
а если кто не хочет, то заставим,
научим и вообще озолотим.

Михаил Дынкин:

Жизнь начиналась с чистого листа:
жена была безвидна и пуста,
родители казались облаками.
А в небе ливень всплёскивал руками,
да ветер книгу осени верстал.
Толкаясь, мы грузились на ковчег.
Не помню, сколько было человек
со мной на этом ящике плавучем.
Но капитан ходил мрачнее тучи,
растущей после дождичка в четверг,
чтоб разразиться новым проливным.
И голубь возвращался пьяный в дым,
и на лету закусывал маслиной,
покуда коз на палубе пасли мы,
а в тёмном трюме спаривались львы.
Я бросил в воду бортовой дневник,
едва в тумане вырос материк,
и это стало точкой невозврата;
один из нас убил родного брата,
другой боролся с Богом, третий пик-
нуть не успел, как продан в рабство был,
четвёртый спился… Дальше я забыл. 

Семен Крайтман:

тяжелее были ста тысяч тяжёлых гирь
облака,
но, выбрав
из прочих всех литургий
псалмы,
я пел облака невесомыми.
обретя вертикальность взора,
я заглядывал в буквы
бездонных далёких слов.
и музы́ку высоковольтнейших проводов
слушал –
привет тебе,
юго-восточный начальник хора.
и потом выходил на площадь
и шёл в толпу.
«о, – говорил, – возлюбившие суету,
пластику смерти, припадочность карнавала…»
женщины подходили, говорили: «вы б не могли
сфотографировать нас, мы совсем одни…»
«запросто», – отвечал.
жал на кнопку,
но птичка не вылетала.

Александр Городницкий:

…Здесь не ваша земля и не ваша вода.
Не живите здесь прочим на зависть.
Вас когда-то привёл Моисей не сюда,
Почему же вы здесь оказались?
Видно, был Холокост недостаточно крут,
Убивал недостаточно люто.
Не ищите, евреи, в Европе приют –
Не найдёте в Европе приюта.
Виктория Райхер:

У каждого в жизни своё назначение.
Вот Софья Марковна.
Ей шестьдесят четыре.
Рыбой, которую она пожарила
в сметане за эти годы,
можно было бы заселить небольшое озеро.
Детьми, которых Софья Марковна не родила,
можно было бы заполнить целый детсад,
или техникум, или подразделение,
танковое или пехотное.
Из книг, которые Софья Марковна не прочитала,
можно собрать Александрийскую библиотеку,
а в придачу Библиотеку поэта
и на сдачу тайный архив Ватикана…

Цитировать Омара Хайяма в замечательных переводах Полины Беспрозванной не будем, сделаем лишь копипейст одного предложения из предисловия переводчицы: «И ещё мне хотелось передать читателям свое ощущение, что где-то не так уж и далеко, на неведомом водоразделе, покорность судьбе, к которой призывает Гийясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури, смыкается с тайной свободой Александра Сергеевича Пушкина».

А еще в номере – живопись Бориса Карафёлова; размышления Анатолия Добровича о поэзии Александра Верника; «Заметки читателя стихов» Саймона Гудмана; эссе Эллы Грайфер о любимых несколькими поколениями шестидесятников «Бригантине» и «Гренаде»; слова прощания друзей и коллег по литцеху с ушедшими от нас в конце 2018-го – постоянным, с самого первого номера ИЖа, автором журнала, писателем-историком Владимиром Фромером и профессором Иерусалимского университета, пушкинистом Самуилом Шварцбандом; рецензия Магды Джанполадян на вышедший недавно сборник легендарного диссидента и мастера поэтического перевода Анатолия Якобсона…

Много чего.