Как я себе книжку на иврите делал
Здравствуйте, друзья! Давайте познакомимся. Зовут меня Леонид, мне шестьдесят три года, до пятидесяти лет я жил с мамой, а потом решил жениться. Теперь у меня дочка восемнадцати лет, и я опять могу мечтать о чём-то несбыточном. А самым несбыточным для меня было издать свою книжку. Да, я понимаю, что стыдно, но деваться некуда — я писатель. Выговорить, а тем более обозначить себя этим словом очень непросто, тем более, что и в шестьдесят три года я писатель неизвестный. В бытность ещё неженатым, при знакомстве с девушками я сразу рассказывал этим нежным и упрямым созданиям самое главное:
— Меня зовут Лёня и я пишу.
— Прекрасно, Лёня, — отвечали мне девушки. — А ты печатаешься, дорогой Лёня?
— Нет, — говорил я.
— А получаешь ли ты, дорогой Лёня за свою писанину деньги? — спрашивали девушки.
— Нет, — отвечал я.
— Есть ли, Лёня у тебя машина? — уже с отчаянием спрашивали девушки.
— Нет, — отвечал я.
И пытался объяснить, что машина мне не нужна. У меня видите ли другие интересы.
— Это какие такие интересы, Лёня? — подозрительно спрашивали девушки.
— Я же говорил! Я пишу!
— Ах, пишешь…
Девушки поднимались и уходили к практичным и правильным мужчинам, оставив недопитый кофе. И это я ещё про маму не успел рассказать.
Уверяю вас, девушки на самом деле совершенно правильно делали, и, если бы это было не со мной, я бы полностью их поддерживал.
И само собой разумеется, что я женился на девушке, наконец, согласившейся что-то прочитать.
Так вот, написав некоторое количество рассказов, которых никто не видел, повестей, о которых никто не слышал, я вдруг, удивившись самому себе, сотворил роман. Роман назывался «Дети Пушкина» и его даже издали в Питере, что странно не за мои деньги. Понятно, что и мой роман остался непрочитанным. Но к этому я привык.
Через год после написания романа что-то во мне сломалось, я устал. Устал от писательского одиночества и решил издать «Детей Пушкина» на иврите. Я хотел достучаться к читателям. Пусть читателям на другом языке, но читателям.
Я рассуждал так:
На русском меня не публикуют, попробую ещё один путь. Если я издам, я ничего не потеряю, кроме денег. Действительно, зачем мне деньги? Жена работает.
С переводчиком мне повезло, скажу сразу. Мила была чудесной. Роман был переведён.
Месяц я ходил около переведённого текста, затаив дыхание. Мне доставляло наслаждение просто касаться бумаги. Да, конечно, Мила присылала переводы глав по электронной почте, но я специально распечатал текст и теперь растягивал удовольствие. Перевод книги, как созревший плод, лежал передо мной.
Через месяц я начал действовать.
Я попросил Милу, и она послушно прислала мне список ивритских издательств. Скажете, я сам мог найти их в интернете? Наверное, мог, но меня охватила странная беспомощность. Мила, идя мне навстречу, самоотверженно пыталась меня познакомить с важной литературной чиновницей, но из этого ничего не вышло. Поэтому в конце концов я, как всякий начинающий автор, послал свой роман во все крупные издательства и стал ждать ответ. Тут надо отметить, что в ивритских издательствах в отличие от русских читают поступающие рукописи за деньги. Небольшие деньги, но деньги. Хотя было исключение: в некоем издательстве потребовали целых четыреста шекелей за прочтение моего бедного романа, и я преисполнился к ним благоговением за эту неприкрытую наглость. Честно говоря, я очень колебался, но потом, жалея себя, послал. Ну действительно, а вдруг? Не надо смеяться. Я надеялся, я послал. Получив мой текст, оттуда сердито осведомились: «А где деньги?» Я объяснил, что не надо волноваться, чек идёт почтой, настоящей почтой. В издательстве успокоились, подождали чек, а после прислали ответ.
Вот какой был ответ:
«Дорогой Леонид!
Мы благодарим тебя за предоставленный нам шанс увидеть и определить ценность твоего романа. Знай, что твой роман был прочитан самым главным нашим читателем, с интересом обсуждён профессиональнейшими нашими сотрудниками и найден неподходящим для публикации. Но не потому что он плохой! А потому что он хороший, но неподходящий. Понимаешь? Неподходящий.
Прощай дорогой друг, хорошо, что ты к нам обратился».
Я расхохотался. Это было красиво. Ответа от других, более стыдливых издательств, я ждал ещё месяца два и неожиданностей там не было.
Так как неожиданностей не было, я начал обращаться в маленькие издательства, понимая, что мне остался один путь — честно заплатить за издание книги. Но вот кому? Кто бы мне подсказал — кому?
Не боги горшки обжигают. Я составил список таких издательств и написал в каждое: мол, так и так, скучно мне жить на свете без собственной книги. Мне отвечали. Писали, что горят желанием встретиться. От всего сердца предлагали помощь. Я почувствовал свою значимость. Это были лучшие дни.
Теперь по порядку. Первой мне позвонила девушка и предложила своё очень личное отношение, если я соглашусь у неё делать книгу.
— А вы достаточно одухотворены? — спросил я. — Сколько стоит это ваше личное отношение?
— Ерунду, — воркующе ответила девушка. — Двадцать пять — тридцать тысяч.
— Всего-то? — ахнул я. — Но я же вам до сих пор ничего не послал? И вы не знаете объём книги! Может там три страницы? А если вам не понравится?
— Моё личное отношение от объёма книги и самой книги не зависит! — оскорбилась девушка.
Следующим был очень душевный худощавый субъект. Он обещал большое продвижение.
— Я повезу вашу книгу на книжную ярмарку во Франкфурт-на-Майне! — восклицал он.
— Я пошлю вашу книгу в иностранные библиотеки! — обещал.
— У меня своя типография! — завлекал.
— А сколько стоит издание книги? — осмелился я спросить, ошеломлённый напором.
Издатель взял проект договора и размашисто написал цену. Я посмотрел: «Двести пятьдесят экземпляров — тридцать пять тысяч».
— Это не считая налоги, — он строго добавил.
Разговоры с последующими издателями слились у меня в бесконечный калейдоскоп.
— Вашей книге не нужен редактор, мы на этом сэкономим!
— Вы будете получать деньги непосредственно из магазинов!
— Такой текст нуждается в особой графике!
— Я вашу книгу не читал, но всем понравилось!
— Конечно, мы скажем своё мнение! За восемьсот девяносто шекелей!
— У нас печатаются одни знаменитости!
— У нас есть магазин и склад! Ваша книга будет лежать на складе полтора года!
В одном из издательств я долго разговаривал об условиях издания с неким Иосифом, когда позади открылась дверь и кто-то вошёл:
— Это тот самый Леонид? — радостно спросил вошедший.
— Да, — кивнул Иосиф и привстал. — Знакомьтесь, Леонид! Менаше — наш директор
— Мы так ждали вас, Леонид! — воскликнул Менаше. — Иосиф, я хочу, чтобы книга Леонида вышла именно у нас!
Явно это была их коронная фишка.
Совершенно обалдевший, я прекратил общение и взял тайм-аут. Я не знал, что делать. И тут я встретил его, того самого. Мне опять помогла Мила. Было некое литературное кафе, там Мила пила кофе и, общаясь с литературными людьми, знала, что Михаэль, обычно сидящий за соседним столиком, издаёт книги.
Я связался с Михаэлем и послал ему роман. Через неделю я ему позвонил:
— Ну?
— Прочитал, — сказал Михаэль и замолк.
Я ждал.
— Ваш роман не бестселлер, — произнёс Михаэль.
Я вздохнул. Когда я только написал свой роман, я давал читать его друзьям. Друзья говорили разное. Одним он нравился, некоторых даже восхищал, но были читатели, которые его категорически не приняли.
— Да, — сказал я, — не бестселлер. Пожалуй, не бестселлер. Что дальше?
Михаэль подумал.
— Если вы хотите встретиться и обсудить условия, давайте встретимся.
— Хочу, — сказал я.
Надо сказать, мне понравилась такая его неторопливость и рассудительность. Михаэль ни на чём не настаивал.
Мы встретились в кафе. Вроде бы в том самом, которое было любимым местом израильского литературного бомонда, но к моему приходу все знаменитости улетучились, а кофе кончился. Михаэль протянул мне договор. Я начал читать.
— Тут сказано, что вы издадите книгу в количестве до пятисот экземпляров? — я спросил. — Почему нет точной цифры?
— Нет точной цифры, — сказал Михаэль, — потому что я не хочу вывозить самосвалом непроданные экземпляры. Если будет спрос, издадим все пятьсот.
— А если спрос будет больше чем пятьсот?
Михаэль удивлённо на меня посмотрел.
— Тогда это будет совсем другой разговор.
Я подумал. Михаэль ничего не обещал, кроме того, что было написано в договоре. В договоре же были указаны все необходимые этапы создания книги: редактура, графика, печать, распределение по магазинам.
— Ладно, — я решился. — Согласен.
Через неделю Михаэль прислал мне отрывок моего текста с исправлениями. В одном случае исправлений было совсем немного, в другом некая Cарит красной ручкой перечёркала каждое предложение. Я, зауважав такую принципиальность, эту редакторшу и выбрал. Потом спохватился и позвонил Миле.
— Ну… — в замешательстве ответила Мила. — Может быть.
Я начал ждать редактуру. Ждал месяц, два, три. Через три месяца у меня истощилось терпение, и я набрал Михаэля.
— Где Сарит?
— Сарит ещё не приступила к вашей книге, — объяснил Михаэль. — Ей надо закончить срочную работу.
— Вы мне не говорили!
— Но вы же выбрали Сарит? — невозмутимо сказал Михаэль. — Что я мог поделать?
Сарит начала через полгода. Эти полгода я утешал себя, как мог. Я говорил, что самое главное сделано: книга переведена, договор подписан, и вообще, мне есть чем заниматься в моей жизни. И да, я ходил на работу, безуспешно воспитывал дочь, встречался с друзьями.
Сарит редактировала неспешно и раздражённо обрушивалась на переводчицу с упрёками — ей всё не нравилось. Я тихонько наблюдал за их ссорами. В конце концов страдающая Сарит с отвращением поставила последнюю точку, и я с опаской прочитал отредактированный текст — ещё один этап был пройден.
— Леонид, а почему вы до сих пор не выбрали фотографию на обложку? — спросил Михаэль.
— Это я должен выбрать? — я страшно удивился. — Есть же график! Я заходил на его сайт, он действительно хорош.
— График оформлением обложки не занимается, — скучно сказал Михаэль. — Он подготовит текст к печати и всё.
— Где же я найду фотографию?
— Полно сайтов. Вы платите совсем мизерную сумму и получаете право выбрать любую фотографию.
Я спрятал телефон. Михаэль не обещал мне личного отношения, он не был девушкой с прекрасным голосом, он был Михаэлем — тощим высоким и равнодушным. Я ему платил деньги, а он делал минимум необходимого.
Подходящую фотографию я не нашёл — все фотографии в рекомендованных Михаэлем сайтах были безжизненные, глянцевые, яркие. А раз так, я попробовал фотографировать сам. В романе я рассказывал о моих тель-авивских друзьях, тель-авивских улицах, перекрёстках, о море, солнце… Я надеялся, что, если приеду в Тель-Авив, мне будет легко фотографировать. Но оказалось нелегко.
После того как умер мой лучший друг, я перестал ездить в Тель-Авив, и литературное кафе, где я подписал договор на издание, было быстрым исключением. Теперь же нахлынули воспоминания: как мы бродили по городу, плавали в море, сидели на набережной, навещали наш любимый «Дон Кихот», он, кстати, тоже закрылся. Шутили, смеялись. Пять лет я не был в Тель-Авиве и вот, опять хожу и даже пытаюсь фотографировать. Тель-Авив, он, как и тогда — живой, смеётся, пьёт пиво, купается, ездит на велосипедах.
Ничего я не сумел сделать. Сел на автобус и вернулся, как всегда возвращался из Тель-Авива.
Но я нашёл выход. У меня есть друг — замечательная художница из Киева, и я ей написал.
— Кариночка, — я писал, — я хочу издать книгу. Вот смотри, она такая — моя книга. Я тебе её пришлю. Почитай или просто пролистай, но мне нужна картинка на обложку. Сделай, как ты умеешь.
Карина прислала рисунок. На нём были изображены спинами к читателю нагие юноша и девушка, трогательно обнимающие друг друга, рядом стоял раскрытый чемодан. От рисунка веяло приподнятой грустью.
Через день Карина позвонила.
— Лёня, — сказала она с забавной хрипотцой. — Лёня, я не права. Твою книжку не купят, потому что на обложке нагие тела. Давай я пошлю тебе их, но уже одетых.
— Кариночка, — сказал я со всевозможной нежностью. — Значит не купят. Давай оставим первый вариант.
Я послал рисунок Михаэлю, и он ничего не сказал. Ему было всё равно, будут покупать мою книжку или нет. Михаэль был великолепен в своей отстранённости. Но зато он спросил:
— А фон? Где фон?
— Разве это не работа графика? — удивился я в очередной раз.
— Нет! — уже раздражённо объяснил Михаэль. — Найдите фон!
«Ну и типаж! — я проникался к Михаэлю всё большим любопытством. — Надо будет о нём написать».
Я нашёл фон. Посоветовался с Кариночкой и нашёл фон. Неуловимый график подготовил текст к печати, Михаэль сдал в типографию макет и через две недели получил книгу. В книге всё было, как я предполагал: рисунок Карины на обложке, фон, который мы вместе c ней выбрали, текст, над которым трудились уже четыре человека.
— Михаэль? — спросил я, получив свои экземпляры. — Можешь мне посоветовать, кому послать роман для рецензии? Ты знаешь каких-нибудь журналистов?
— Знаю, — ответил Михаэль. — Могу. Пошли на телевидение — «одиннадцатый канал». Или на радио — «решет бэт».
Я на него внимательно посмотрел.
— Знаешь, Михаэль, я таких, как ты, нечасто встречаю…
— Я профессионал, тебе повезло, — ответил Михаэль.
Первым делом я подарил новенькую книжку своему старшему другу и соседу. Друг, знакомый с издательским делом, первым делом посмотрел выходные данные. И немедленно отчеркнул пальцем строку:
— А это что?
Строка гласила: «Все права на книгу принадлежат Михаэлю Леви».
— Как ты пропустил?
— Ладно, — сказал я, — ладно. На сегодня, Игорь стоимость этой книги ноль. Подождём, примет ли её читатель.
По условиям договора я начинал получать свои десять процентов с продажи двести двадцать третьей книги. Но меня, как настоящего писателя, понятно, интересовали не деньги с продаж, а выпить в хорошей компании, поэтому я был спокоен. Опять же — жена работает.
Но вскоре я начал тревожиться. Я понимал: вот она — книга. Лежит. Но что дальше? Как сделать, чтобы о моей книжке узнали?
Я решил бороться. Я настриг множество объявлений и расклеил их на стендах иерусалимских библиотек (на тель-авивские меня не хватило). Я попробовал связаться с литературными блогерами, и начал рекламировать свою книжку в клубах читателей. Кончилось это тем, что меня на две недели вычистили из фейсбука чтобы никому не мешал. А через месяц я позвонил в контору посредника узнать, сколько книжек продали. Мне не терпелось…
— Здравствуйте, я писатель.
— А зачем вы нам звоните, пи-са-тель? — удивилась явно юная, но грубоватая девушка.
— Ну как… — я растерялся. — Хочу узнать.
— Мы серьёзная контора, мы с писателями дела не имеем, — ответственно сказала девушка. — Ишь, ещё звонить будет… Иди, общайся со своим издателем, кто там у тебя?
— Михаэль…
— Вот с ним и общайся.
Так как с Михаэлем мне общаться не хотелось, я решил спросить у книжных продавцов, как продаётся книжка.
— Ха! — милый мальчик с фиолетовыми волосами посмотрел на экран. — Как название, вы говорите? «Дети Сошкина?»
— «Дети Пушкина!»
— Ну есть в двух магазинах. Хотите, чтобы я её заказал?
— Я интересуюсь, потому что на самом деле я автор, — мне было стыдно, но я себя пересилил. — Не объясните, как всё происходит?
— Да просто всё происходит, — ответил мальчик. — Каждый месяц мы получаем сто новых наименований. Кто у вас издатель? Нет, не знаю. Кто посредник? А, знаю, этот посредник собирает мемуары домохозяек и пытается протолкнуть в магазины.
— Но как же сделать, чтобы мою книжку увидели?
Мальчик сочувственно на меня поглядел.
Через неделю я понял следующее: книготорговые сети, как молодые кобылки, обладают норовистым характером и юных шестидесятитрёхлетних писателей в упор не замечают.
А ещё через месяц в прессе начали появляться статьи про мою книжку. До кого-то из журналистов я достучался, кто-то решил написать сам и это произвело большое впечатление на Михаэля.
— Надо же, — он удивлялся, — что они в тебе нашли?
Впечатлённый Михаэль даже начал мне жаловаться на собственную судьбу. Оказалось, Михаэль недооценённый поэт и неудачливый издатель. Одновременно с моим романом он издал за свои деньги какую-то порнографическую книжку.
— Представляешь, — шмыгал породистым носом. — Мне заказали тысячу экземпляров, я обрадовался, книги на складе пролежали три месяца, а потом мне их вернули нераспечатанными.
— Самосвалом? — спросил я.
— Чего? — Михаэль не понял. Но вдруг его взгляд загорелся надеждой. — А может купишь? Ну хоть одну?
Итак, реквием по моим тель-авивским поэтам благодаря Миле и Михаэлю вышел на иврите. Немного людей прочитало его, но прочитали, и я им благодарен. А потом началась война. Дети Пушкина в ней не участвовали. Участвовали дети Малюты Скуратова. Война отобрала у нас обычную жизнь. Но обычная жизнь вернётся. Обычная жизнь всегда возвращается. По крайней мере я на это надеюсь.