Александр Баршай

РАЗГРУЗКА ПЕРЕНАСЫЩЕННОЙ ПАМЯТИ

Александр Баршай

РАЗГРУЗКА ПЕРЕНАСЫЩЕННОЙ ПАМЯТИ

К выходу в свет нового романа Чингиза Гусейнова[1]

Бег дней: не угонишься! То ли писанина нескончаемостью продлевает мою, Ч. Г., жизнь, то ли жизнь, дабы длиться, не спешит ставить точку, так и состязаются, кто кого опередит-отторгнет.

Ч. Гусейнов, «Подковать скакуна»

Да, жизнь, слава Богу, не спешит отторгать от себя Чингиза Гусейнова, бег времени не торопится ставить точку в его беспокойном творчестве! Свидетельство тому – новая книга девяностодвухлетнего автора, известного российско-азербайджанско-израильского писателя, уже почти десять лет живущего на Земле Обетованной. И вот «с высот Иерусалима» он решился взглянуть на жизнь в Азербайджане и России. Отсюда и своеобразная композиция романа, состоящего из двух книг: московского бакинца («Мамедóвич, или причуды аллергии») и молодого журналиста («Калям-балям, или вольности пера», «калям» по-азербайджански «перо»). Символично и точно название книги – «Подковать скакуна», родившееся после мучительных поисков и раздумий.

Примечательно, что процесс поиска названия романа отражен в нём самом, точнее, в Прологе к нему:

«…окончательное заглавие пришло неожиданно, когда сочинение было почти завершено, но не давался финал, даже сочинил, что есери финалламаг, то есть найти для произведения финал, – то же, что и аты налламаг… – перевод последней строки и стал заглавием: ПОДКОВАТЬ СКАКУНА».

Надо сказать, что этот прием – отстранение от собственного текста, взгляд на свое сочинение как бы со стороны, даже автоанализ написанного – определяет структуру повествования, где искусно переплетаются автобиографический (Ч. Г.) и целиком вымышленный пласты – как ловушка, в которую легко попасть, зная жизнь писателя.

Еще одна особенность «Скакуна» состоит в том, что, хотя роман написан на русском языке, автор постоянно мыслит, существует в ткани повествования на двух родных ему наречиях – русском и азербайджанском, или, как он сам называет его, – тюркском языке.

Все это подчеркивает необычный способ художественного мышления писателя-ветерана: его новая книга – не просто исповедальная проза многое повидавшего на своем веку человека, но и в чистом виде поток сознания мыслителя. Вот как определяет этот термин известный психолог и философ Уильям Джеймс: «Сознание – это поток, река, в которой мысли, ощущения, воспоминания, внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга и причудливо, «нелогично» переплетаются». Определение американского ученого абсолютно приложимо к роману Чингиза.

Гусейновский поток сознания – воистину разгрузка перенасыщенной памяти – по собственному признанию Чингиза. Чтобы отчасти разгрузить это мучительное перенасыщение, автору потребовалось без малого шестьсот страниц убористого текста книги, изданной московским издательством с весьма многозначительным названием – «Маска»!

В изрядно зашифрованном, закодированном, а подчас и просто замаскированном потоке сознания автор нередко использует и такой прием, когда герои повествования скрыты под разными образами-масками. Даже сам автор предстает перед читателем то как Ч. Г., то как Чингиз Гусейнов, то время от времени трансформируясь в кого-то из своих персонажей. Так, главные герои повествования «таинственный» Микаил Мамедóвич и юный Калям вдруг возникают перед читателем, как второе «я» писателя Ч. Г.

Вот в этих переменах лиц и скрыта коварная ловушка.

Мамедóвич тоже известный писатель и ученый, пользуется авторитетом у значительной части земляков, особенно у интеллигенции, и даже у властных элит. Да и биография Мамедóвича во многом, а порой даже в мелочах, повторяет, точнее, зеркально отражает некоторые коллизии жизни Чингиза Гасановича. Кроме того, в размышлениях и замыслах Каляма явно угадываются творческие интересы самого писателя. Но наступает переломный момент в сюжете, когда их пути резко расходятся.

Наделив Микаила Мамедóвича и Каляма некоторыми жизненными совпадениями с самим собой, Чингиз Гусейнов постоянно предоставляет каждому из них право выбора: в решающий момент отъезда в Израиль Мамедóвич польстился на лестное предложение и в последнюю минуту уехал из аэропорта, отправив жену одну. А Калям, оказавшись в тюрьме, с готовностью соглашается на компромиссное сотрудничество с властью, вроде бы оставаясь в оппозиции, но уже явно проправительственного характера. И если Калям пока умело приспосабливается к новой роли, то Мамедóвич себя теряет как в переносном, так и в прямом смысле: он пропадает без вести. А вот и авторская трактовка: «К счастью, все уже позади, не год-два погружался я в текст Каляма и Мамедóвича, не раз восклицал: “Ба, знакомые все лица!..” И я тут, почти всегда ехидно, упоминаюсь!»

Все эти авторские уловки и ухищрения, все шифровки и дешифровки, все маскировочные ходы, все литературные, так сказать, ноу-хау служат первоочередной задаче: высказаться, излить душу!

Что же будоражит душу и память Ч. Г., что так неудержимо рвется наружу из его сердца в виде слов, слов, слов – могучего человеческого инструмента, который, как известно, долговечней и прочней всего на свете?

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное слово.

Палитра и масштаб явлений, волнующих автора «Скакуна», поистине всеобъемлющи! Прежде всего, конечно, это судьба его родной земли – Азербайджана, судьба азербайджанского народа, история сменяющихся и бессменных правителей страны.

Его волнуют судьбы и взаимоотношения трех авраамических религий – иудаизма, ислама и христианства; беспокоит грубое и повсеместное, увы, искажение сути и смысла Корана.

Его сердце ранит взаимная бескомпромиссная, беспросветная, неутихающая ненависть двух народов-соседей – армянского и азербайджанского.

Ч. Гусейнов принадлежит к тем редким и, как правило, единодушно проклинаемым с обеих фронтов людям, которые ищут в этом историческом конфликте какую-то диалектику и не спешат безоговорочно обвинять в трагической ситуации одну из сторон, а считают, что ответственность в той или иной степени должны взять на себя обе враждующие силы… Не случаен подзаголовок романа – «с этно-политическими несуразностями в поисках добра в пространствах зла».

Ничто не ускользает от проницательного взгляда художника. И взгляд этот – то иронично-саркастический, то негодующе-критический, то добродушно-скептический, а то и холодно-абстрактный вплоть до леденящего. Ч. Г. пронизывает безжалостным рентгеном цинизм и лицемерие семейных отношений, фальшь карьерной «дружбы», людскую зависть и мелочность, ограниченность и злобу.

Разумеется, взгляд писателя теплеет, когда он встречается с человеческим благородством, мужеством и принципиальностью, обычной порядочностью.

В поле внимания автора, его чувств и ощущений попадает все, что его окружает: нравы жителей, природа, парк скульптур Цур-Адассы; характеры двух его смуглых двойняшек-внучат; особенности и тонкости азербайджанского, или тюркского языка; игра слов в языке русском…

Короче говоря, многое, очень многое из того, что пережил и перечувствовал Ч. Г. на своем веку, отразилось на страницах его новой книги «Подковать скакуна».

Мне же хочется только привести ряд наиболее характерных, на мой взгляд, цитат из романа, которые дают представление о стилистике произведения и, конечно же, о круге тем и проблем, волнующих писателя.

* * *

Как-то Мамедóвич заявил, что каждый помнит, как резали их, но никто не помнит, как резали они сами…

* * *

У сытого письмо благостное, у голодного сердитое. Пиши сытым, а правь голодным.

* * *

Так что же? Не пора ли осмыслить менталитет нашего собственного народа? Мы и те, кто убил, мы и те, кто убит?.. А в трагедии торчат уши фарса!..

* * *

– Что случилось? – Война! – Армяно-азербайджанская!.. Земляк позвонил поздравить. – С чем? – Я же сказал! Война! Ликует! Счастлив!.. Новая эра в истории!.. Огорчён лишь тем, что не совпало с днём его рождения, позавчера отпраздновал!

Особенно интересными в романе показались мне страницы, посвященные Израилю.

* * *

Выходишь на прогулку даже в домашних тапочках, никому никакого дела, как и во что одет, по улице налево, вниз, справа холм с каменным львом в человеческий рост, стережёт будто заповедное пространство… Уже расцвёл миндаль, белая ажурная вуаль, накинутая на деревце, в Подмосковье – снежные метели, а здесь чистое небо, спину греют лучи солнца, безбрежная низинная ширь, а на вершине холма ряд домов, один изящнее другого. Прогулочная аллея украшена скульптурными фигурами, среди которых канатоходец с длинным шестом, а чуть дальше – отлитый из чугуна крепкий загорелый мужчина взбирается на перекладину окна, висящего в воздухе. Его мускулистая нога зацепилась за неё пальцами, а вторая при этом чуть оторвалась от земли, – вся громадина держится всего лишь на носках!.. Тут же ряд спортивных снарядов потренироваться. Вдруг… – появилась недавно на аллее проволочная скульптура: Санчо Панса на ослице, а напротив Дон Кихот на кляче…

Устал, сел на скамейку, солнце жарит, мысли в башке-котле вскипают… – от слова «котёл» разыгралась кулинарная фантазия: на медленном огне долго-долго варится хаш, баранья голова и ноги. Сто лет не ел, да ещё с чесночной приправой и – под водку!.. Навосторгался бытием, настал день относительной стабильности, когда достройки-ремонты позади и можно, следуя дружному совету родных, особенно Гасана, но и по собственному настрою засесть за нечто мемуарное. Людское многоголосие прошлого будоражит…

…И вдруг к нам… – нет, это позже: ещё была война! Пятидесятидневная!.. Реальность подтверждает мои изыскания авраамических текстов, явленных Единым Всевышним: искажённый вмешательством человеческого фактора Коран, как Книга мира, превращён в свою противоположность, стал орудием смерти – террор под флагом ислама! Вечером, точная дата: 8 июля 2015 года, завыла сирена воздушной тревоги, сидели полночи в бомбоубежище – успеть за полторы минуты!.. Однажды сирена застала меня на улице, – шёл мимо камня диковинного, вроде бульдога: спрятался за ним, такое повеление, спасаясь от возможной ракеты.

Странные дела творятся: Израиль строит, созидает, преобразует пустыни, сажает леса, лечит больных со всего мира, арабов здешних тоже, но, обманутые вождями, воюют и рушат, нескончаемые мины и ракеты летят из пусковых установок, сооружённых – да, это истинно так! – под мечетями, школами, больницами… – смертоносные деяния именем ислама оскорбляют Аллаха, и Он наказывает убийц поражениями, пока не прервётся цепь террора и не восторжествует благоразумие!

Но кто тебя слышит?..


  1. Редакция глубоко скорбит вместе с близкими и многочисленными поклонниками творчества выдающегося современного писателя, друга «Иерусалимского журнала» Чингиза Гасановича Гусейнова, в связи с его безвременной кончиной в эти дни в Иерусалиме.