Короче, мы с Соней решили пожениться. Причина простая: у неё от меня был ребёнок – рыжая девочка по имени Поля. Соня Полю воспитывала, довоспитала до пяти лет, и тут Соне приснился сон.
Во сне она ходила между кроватями и искала своего мужчину. То есть меня. Искала час, второй, а я на глаза никак не попадался.
Тогда Соня спросила распорядителя:
– А где этот, который Вадик? Кудрявый? В какой кровати?
– Сейчас посмотрю, – ответил распорядитель и раскрыл гроссбух. Листал его, листал… – Вадик, значит… Вадик… Так, нашёл! Ваш мужчина… – сощурил глаза. – Ага! В кровати номер десять!
– А где кровать номер десять?
– Как где – в Лос-Анжелесе!
Соня проснулась, поняла, что ей не надо ехать в Лос-Анжелес, и написала мне письмо. Письмо начиналось словами: «Милый, как давно мы не виделись…»
Нет, не так.
«Милый, я вся твоя…»
Нет, не так.
«Милый, ну ты и сволочь…»
Уже ближе.
В общем, написала письмо, где было ясно сказано: давай деньги. Но денег у меня не было. Пришлось Соне взять натурой. Отдал, значит, я свою натуру, Соня и говорит:
– Теперь, блудный отец, иди знакомься с дочерью.
Дочь под присмотром Сониной мамы играла на детской площадке. Копалась лопаткой в песке. Я подошёл, сел перед дочерью на корточки:
– Здравствуй, Поля!
– Здравствуй! – вежливая Поля копала лопаткой.
– Поля! – набрался я храбрости. – Я твой папа.
– Ты только думаешь, что ты мой папа, или по-настоящему мой папа?
Я нашёлся:
– Мама говорит, что я твой папа.
Поля серьёзно кивнула: маме она верила.
– Ну? – спросила Соня, когда я вернулся.
– Разобрались.
– Что ещё хорошего?
– Я обязан тебе сказать…
– Не надо!
– Надо. У меня уши отморожены.
– И?
– При минус двадцати щиплются.
– Что-нибудь посущественней?
– Существенней? Я недавно лекцию про Канта слушал. Теперь знаю, что такое «категорический императив».
– Одну лекцию? Сколько времени она продолжалась?
– Десять минут. Не смейся! Просто основные идеи Канта за десять минут рассказали.
– Понятно, – Соня хихикнула. – С Кантом понятно. Поля! Полечка! Пора домой!
Поля с бабушкой пришли.
– Мама? – вдруг спросила Поля. – А зачем нужен папа?
Бабушка сделала большие глаза, а Соня засмеялась.
– Чтобы маме не было скучно… – объяснила. – Кроме того, у всех детей есть папы, теперь и у тебя будет.
– Договорились, – дочка сделала серьёзное личико.
– Ну а раз договорились, – Соня повернулась ко мне, – надо укрепить отношения.
Наши отношения мы решили укрепить в Греции. Просто потому, что такой отдых предлагала фабрика, где Соня работала. О, Сонина фабрика! Мощь производительности, щедрость на три дня. Всё включено: завтраки, обеды, ужины и даже ненужный при таком изобилии полдник. Но женщины не включены. Горячие, влажные греческие женщины с чёрными волосами, прямыми носами и высокими бёдрами не включены. Хотя зачем мне женщины? У меня же Соня есть!
Чёрт, опять что-то не то ляпнул. Я смутился, обнял Соню, взял кифару и эх – ударил плектром по струнам:
Это было весной,
Мы бродили с тобой
по аллеям цветущего сада.
Я старался прижаться к груди молодой,
Ты шептала: не надо, не надо…
Соня поморщилась.
– Ты ещё Ротару вспомни…
– Ладно, ладно… Кстати, о Греции! Соня, я читал, что там всё изменилось.
– То есть?
– Солнце есть, а Зевса нет. Море есть, а Посейдона нет.
– Ты уверен?
– Да.
– Революция?
– Бизнес. Остались только футболки с их лицами. Для греков теперь важнее евро, бюджет, даже немцы важнее. По крайней мере немцев можно не любить. Греки забыли своих красавцев-богов и красавцев-героев. Встанет герой, вытащит меч, а его сверху расстреляет бездушный дрон. Ну и правильно. Зачем меч вытаскивал? Угрожал в эпоху политкорректности?
– Жаль романтику, – Соня опечалилась. – Но знаешь, не может быть, чтобы в Греции остались одни футболки. Полечка, – обратилась к дочери. – Мы едем в Грецию.
– А что такое Греция?
– Страна такая. Так её назвали.
– Понятно, – решила Поля. – Не знали, как назвать, и назвали Грецией.
Через неделю мы поднялись в самолёт, и кормчий объявил, что наш воздушный корабль лёгок, окрылён, чудесно сбалансирован и ни за что не упадёт, что нам особенно понравилось.
Через час полёта мы увидели внизу огненно-красный остров – будто заходящее солнце окрасило его в тревожные цвета. Самолёт приземлился, рабочие из Сониной фабрики захлопали в ладоши. Мы вышли и вдохнули морской воздух. Чайки кружились над аэропортом, море накатывало на посадочную полосу, стояли греки, знамя в виде футболки гордо развевалось над греческой землёй. Крупный воин в белом хитоне заступил мне путь:
– Сами летите или с царицей?
– С царицей и с принцессой.
– Понятно, – воин повернул голову и посмотрел на мою царицу.
– Хорошая у вас туника! – вдруг улыбнулся Соне, что мне очень не понравилось.
– А эти? – сделавшись снова строгим, воин кивнул на рабочих. – Кто такие? Аргонавты? Что-то не похожи…
– Да нет, просто… просто…
Я никак не мог подобрать слова.
– В любом случае золотое руно вывозить запрещено!
– Нам и не нужно! – сказала Соня.
– Я по обязанности спрашиваю, – объяснил воин. – Дворец заказан?
– Заказан.
– Ну, проходите, – воин кинул на составленный из геометрических орнаментов мозаичный пол аэропорта золотой клубок. – Нить Аридны проведёт вас прямо в ваш дворец. Потом оставите её у служанки. И да, если подадут в таверне апельсиновый сок – не пейте. Каждый раз одно и то же.
– Одно и то же? Сок? – недоумённо переспросила Соня. – Апельсиновый?
Дворец наш оказался не дворцом, а двухэтажным домиком. Множество таких домиков усеивало горный склон. Из спаленки можно было выйти на балкончик с занимающим всё его небольшое пространство круглым стеклянным столиком и двумя плетёными стульями. После балкончика любой строгий гость оказывался в ванной комнате с набором шампуней в маленьких тюбиках, смотрел на себя в зеркало. Следуя заданной схеме, открывал створки пустого шкафа, садился на кровать и чуть-чуть подпрыгивал, проверяя матрас. Сам собой включался ярким цветным пятном телевизор, гость зевал и тёр глаза.
Пока рабочие и их рабочие подруги располагались в домиках, совсем стемнело и зажёгшиеся фонари пролили мягкий жёлтый свет на узкие дорожки и аккуратную траву. Было безлюдно, близкая морская соль будоражила ноздри, ветер раздувал тюль, и где-то раздавался тихий-тихий смех.
Ночью я внезапно пробудился. У окна стоял массивный бородатый мужчина.
– Чего? – спросил я хриплым от сна голосом. – Чего?
Приподнялся на локтях, но мужчина исчез.
Я, поколебавшись, опустил ноги на пол и подошёл к окну. Выглянул – никаких мужчин не наблюдалось.
– Знаешь, – утром озадаченно сказала Соня. – Мне приснился странный сон.
– Какой?
– Представляешь, я вдруг вижу себя лежащей на кровати номер десять в Лос-Анжелесе, но вместо простыни песок. Мягкий такой песок, тёплый, я в нём утопаю, но не боюсь и накрываюсь таким же тёплым, но совсем воздушным одеялом со звёздами. Рядом со мной мужчина. Огромный мощный бородатый мужчина, и тянется ко мне. А я, ты же знаешь, бородатых не люблю. Так я его обеими руками оттолкнула и говорю:
– Погоди, ты кто?
– Ты же искала кровать номер десять? – отвечает бородач. – Так вот – нашла.
Но я понимаю, что тут что-то не так.
– В ней, в этой кровати номер десять, должен быть другой человек! – вдруг соображаю.
– Как это другой человек? – удивляется бородач. – Кровать номер десять – есть! Лос-Анжелес – есть! Всё совпадает.
– Нет, не совпадает, – отвечаю. – Как докажешь, что это Лос-Анжелес?
– Да сама подумай, где ты ещё такой песок найдёшь!
Опять тянется и уже почти начинает целовать. И тут я понимаю главное: тут должен быть ты! Ты, а не он! И просыпаюсь.
– Молодец, Соня! – отвечаю я растерянно.
– Конечно, молодец! – соглашается Соня. – Правда, я вовремя разобралась?
– Правда.
– А раз так, ты мне должен сам знаешь что. Ну не зря же я такая стойкая?
Соня обнимает меня, целует, я целую в ответ, и страсть хватает нас мозолистой рукой. Два часа поёт Демис Руссос.
После малость охрипшего Демиса Руссоса мы поднимаем Полю и идём завтракать. Солнце жарит во всю мощь, Поля в платьице с бретельками на плечиках и панамке скачет в новеньких красненьких сандаликах, держась за мамину руку. Соня в шортиках и с пляжной сумкой на сгибе локтя, в тёмных очках, а в сумке специально приобретённый для Греции синенький купальник. Огибаем последний домик, и вот оно – море. Блестит под солнцем, дразнится разноцветными зонтами. Но сначала в таверну! Море морем, а за завтрак фабрика заплатила. Входим через бесшумно вращающиеся стеклянные двери, немедленно отгородившие нас от уличной жары, и натыкаемся на цветной фонтанчик, водичка бежит по камням. За стойкой персонал в служебных хитонах, столик с футболками – сегодня скидка, фойе с мягкими креслами, в них так замечательно и покойно пить чёрный кофе, скрипит музыка, и манит греческим салатом пиршественный зал.
Набрав полные тарелки, мы сели, Соня немедленно потянулась за апельсиновым соком.
– Ой, я пить хочу!
– Но, – вспомнил я… – нам ведь говорили в аэропорту…
– Я свободная царица! – вспыхнула Соня. – Я сама воспитывала Полю до пяти лет и не люблю, когда мне указывают.
– Я не указываю!
– Нет, указываешь!
Соня взяла бокал. Уничижительно посмотрела на меня и отпила сок прекрасными полными губами. И тут же превратилась в дракона. Я от неожиданности сдал назад и упал со стула. Кругом стоял страшный шум. Люди один за другим превращались в разных животных, верещали, били копытами, ржали, лаяли и кудахтали. Поля смотрела на всё круглыми от изумления глазами.
Но почему-то было нисколечко не страшно, так как у каждого животного сохранялась какая-то милая человеческая деталь. Соседняя козочка в купальнике ошарашенно смотрела по сторонам. У моего дракона осталась косо обрезанная чёлка и красивый маникюр на когтях. Посреди всего бедлама бегал усатый распорядитель и, схватившись за голову, кричал:
– Опять! Опять! Достал уже!
Наконец взял себя в руки.
– Дорогие гости, – объявил в громкоговоритель. – Случилась небольшая накладка! Это проделки одного вздорного бога, не побоюсь – да просто божка! Была б моя воля, я бы его давно с Олимпа выкинул. Так что прошу успокоиться, есть прекрасная мазь Афродиты, мы быстро превратим вас обратно в людей. Если кто хочет, конечно…
Козочки, собачки, мышки и один прекрасный дракон выстроились в длинную очередь. Через полчаса Соня сказала:
– Уф, ну я и испугалась.
– Я тебе говорил!
– Говорил, не говорил – всё равно виноват. Полечка, ты как?
– Я не испугалась, – сообщила Поля.
– Почему?
– Потому что я давно собачку хочу. Такую, как за соседним столиком.
– Там же козочка была?
– За одним столиком козочка, за другим – собачка! И очень хорошенькая.
Кто-то рядом пробормотал:
– Боги эти… Да просто сволочи… Эрос тот же… Вместо стрел лучше бы виагрой кидался, людям помогал.
Мы вышли из таверны и пошли к морю. Поля, держась за мамину руку, опять поскакала на одной ножке, а Соня задумалась.
– Вадик, откуда ты взял, что богов в Греции больше нет?
– В русской газете. Статья «Греция сегодня». Известный автор написал – Виктор Колков.
– Ну-ну…
Мы разделись, я сел на топчан, а Соня, подняв ладошку над глазами, начала тревожно всматриваться в морскую даль.
– Сонь, ты чего?
– Смотрю.
– На что?
– На что, на что… – пробормотала Соня. – Где Посейдон прячется, смотрю.
– Ты серьёзно?
– Ещё как. Ладно, мы пошли, вроде тихо, все купаются.
Но пройдя несколько шагов, Соня обернулась.
– Вадик, ты всё-таки не расслабляйся.
– Ладно, слежу.
Но ничего не случилось. Поля с Соней на мелководье играли в волейбол, Поля, кинув яркий солнечный мяч, задорно хлопала в ладоши и заливисто смеялась. Волн не было, люди катались на катамаранах, бронзовый от загара красавец-спасатель, стоя на деревянной вышке, смотрел в бинокль, море накатывало на берег и отступало. Поля с Соней вылезли на берег. Поля немедленно принялась строить песочный замок, Соня сняла купальную шапочку и запрыгала на одной ноге. За буйками, взрыкивая мотором, курсировала спасательная лодка, на борту которой было очень приметно написано: «Посейдон – владыка морей». Кто ей управлял, было не разглядеть.
После обеда мы поехали на экскурсию в дворец Миноса. Известный писатель говорил, что там даже лабиринт сохранился. По дороге Соня задумчиво спросила:
– Вадик, дворец Миноса на Крите?
– На Крите.
– А мы разве на Крите? Ты не помнишь, куда были у нас билеты? Странно, но я забыла.
– Я тоже забыл, но мы можем за обедом у твоих рабочих спросить.
– Я их и за завтраком не видела.
– А козочка?
– Козочка не из нашей фабрики.
– Зато там была одна змеюка, она точно из вашей. Так на тебя шипела!
Соня неуверенно пожала плечами.
– А знаешь, Соня… Крит, не Крит… Главное – мы отдыхаем! Еда, экскурсии, шезлонги – всё включено. Радоваться надо!
– Да я радуюсь, – пробормотала Соня. – Ещё как радуюсь. Полечка, держись ко мне поближе! Кстати, ты говорил про категорический императив. Так что это?
– Не помню.
– То есть?
– Я всего десять минут слушал…. Забылось.
– Вадик, потрать время, послушай ещё.
От дворца Миноса и всей тысячелетней минойской цивилизации остались три целых и два поломанных столба. Столбы возвышались на постаменте над головами бодро глазеющих туристов. Около столбов на стене сохранилась фреска, на которой юноша перелетал через голову быка. Напрягшееся, словно лук, его ловкое тело заставляло поверить в лёгкость и беззаботность, а не в увечья и смерть, но без увечий и смерти не обходилось. Лабиринт же представлял собой скопище камней. По историческим сводкам, на которых базировался при написании своей статьи известный писатель, именно сам дворец и был лабиринтом с запутанными переходами между сотнями комнат и неожиданными подземельями.
– Хочу телёночка погладить… – неожиданно сказала Поля.
Соня с удивлением на неё посмотрела, и тут из-за самого большого камня выглянул совершенно мультяшный синий телёнок, робко посмотревший на нас выпуклыми блестящими глазами под удивительно длинными густыми ресницами. Взвизгнув от восторга, Поля побежала к телёнку. Соня ахнула.
– Полечка! Куда!
Бросилась вслед и остановилась – Поля исчезла. Вокруг с грохотом начали подниматься камни, складываясь в стены. Загрохотал гром, небо в одно мгновение наполнилось тучами, и полился усиливающийся с каждым мгновением холодный дождь. Зажатыми каменными стенами в новообразованном лабиринте оказались кроме нас ещё двенадцать растерянных туристов. И тут по лабиринту прокатился глубокий свирепый рёв, настолько мощный, что заставил дрожать барабанные перепонки.
– Вадик, где Поля?! – крикнула сквозь дождь Соня.
– Не знаю! Но это возмутительно! Я так не оставлю! Я напишу жалобу! Я… Мы! Мы сюда больше не приедем!
Семь мужчин и семь женщин из разных стран сбились в дрожащую от страха мокрую группку.
– Бежим! – крикнул я сквозь низвергаемый сверху непрерывный поток воды.
– Куда? – бывшая козочка была тоже здесь.
– А как же Поля? – Соню трясло.
– Мы её найдём! Надо выбраться из лабиринта.
Послышался топот. Приближался кто-то очень тяжёлый.
– Вперёд! Вперёд!
– Куда вперёд?
– Тогда назад! Назад! Так… – я вытащил телефон, пытаясь закрыть его от дождя и нажал иконку, но любимый «Waze» не работал.
– Чёрт!
– У меня остался клубок Ариадны! – крикнула Соня.
– Ты не сдала?
– Забыла!
– О нас плохо подумают…
– Нить рвётся!
Из-за поворота показался огромный бык, нет – человек! Огромный голый человек с бычьей головой – пасть, рога, все дела…. Шумно сопя, он взревел и двинулся на нас. По могучей груди стекали дождевые струи, широченные плечи, казалось, раздвигали стены, перевитые мускулами руки были сжаты в огромные кулаки.
– Вряд ли я через него перепрыгну, – сказал я с сомнением.
– А-а-а! – воскликнула Соня. – Как меня всё достало!
И неожиданно превратилась в дракона. Дракон гордо откинул назад чёлку и заревел. Минотавр ударил себя в грудь. Дракон выдохнул пламя. Минотавр побежал на дракона. Дракон взлетел и, выставив когти, ринулся на Минотавра.
Дождь закончился. Тучи начали расходиться.
– Они дерутся! – крикнула бывшая козочка. – Cкажите вашей супруге, что животных обижать нельзя!
– Она у меня свободная царица! Сами скажите!
Послышался обиженный бычий рёв, перешедший в детское хныканье. Каменные стены начали разрушаться, выглянуло солнце. Приземлилась свободная царица, сложив огромные переливающиеся серебром крылья.
– А где Минотавр?
Соня победно шмыгнула носом:
– Забудь…
Я поискал глазами козочку. Начало возвращаться тепло. Появилась Поля:
– Ой, смотрите, что я нашла!
В руке она держала тряпичную игрушку – забавного синего телёнка.
Соня мне подмигнула:
– Я смотрю, тут козочки…
– Козочки, они и есть козочки. Хотя иногда… Шучу я! Ой!
– Пошли купаться! – сказала Соня. – Ну их, эти экскурсии…
Через три дня я вернулся на работу, и меня встретила одна знакомая барышня-пенсионерка.
– Эй! – заорала, поблёскивая единственным сохранившимся во рту зубиком. – Ты где был?
– В Греции.
– Чего тебя туда понесло?
– Отношения укрепляли.
– Женился, что ли?
– Да.
– А почему в Грецию?
– Ну так…
– Дурачок ты, вот кто!
– Почему?
– Потому что лучше Израиля страны нет. Вчера роюсь в мусоре, ищу бутылки – это я так своё свободное время провожу. Не из-за денег, а потому что у каждого сиониста должно быть хобби. Вижу, машина останавливается, и оттуда мужик машет, иди, мол, ко мне. Я и подошла. Он говорит: «Я тебе, бабка, сейчас пятьдесят шекелей дам, только не ройся в мусоре». Так у меня чуть слёзы на глазах не выступили: «Каких людей воспитали! – думаю. – Сионистов!» Пятьдесят шекелей для незнакомой бабки не жалко, представляешь? Ну и отвечаю ему ласково: езжай, милок, отсюда, да побыстрей, а то таких звездюлей получишь, что не обрадуешься… А у самой на сердце благость такая…
А ты говоришь, Греция! Не знали, как назвать, и назвали Грецией… Тьфу!