Понимание того, что пишу о Нине Демази по случаю её ухода, вгоняет в ступор. Прости, Нина! Если бы сорок лет назад ты могла себе представить такую ситуацию, твоё отношение ко мне было бы ещё более конкретным.
В те далёкие годы мы обе жили в Ташкенте и время от времени посещали семинар Владимира Соколова. Его постоянное место было во главе длинного стола, на котором семинаристы раскладывали свои поэтические «шедевры».
Нина всегда садилась наискосок от меня, на противоположной стороне.
Запомнились её уверенная манера поведения, прекрасная русская речь и непреклонная убеждённость в правоте своих суждений. От всех нас, разновóзрастных, разночинных, волей случая собравшихся под эгидой Союза писателей Узбекистана, Нина отличалась изысканностью поэтических текстов и откровенной неспособностью «правильно выражать гражданскую позицию».
Мне ничего не было известно о жизненной ситуации Нины, о её семье, друзьях. Мы были абсолютными антиподами и, кажется, ни разу не говорили друг с другом за всё время нашей «литературной учёбы». Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что за прелестной внешностью этой молодой женщины кроется неординарная, но очень жёсткая личность, способная сокрушить всё на своём пути. Так или нет, пусть скажут те, кто лучше знал её.
Нина Демази, которую помню я, конечно, была звездой.