Принц Чарльз после похорон Шимона Переса не улетел сразу домой, а тайно посетил русскую церковь.
Это не потому, что принц готовился принять православие.
Чарльзу около семидесяти, на память он подданным не сетует и, конечно, помнит, что «Акт о престолонаследии» 1701 года допускает в монархи только практикующих англикан. А легко догадаться, именно «Акт о престолонаследии» (само собой, в редакции 1707 года) является для Чарльза самым актуальным законом королевства, и уже совсем не первый день.
У принца Уэльского в русской церкви покоится бабушка: в долине между Елеонской горой и Храмовой горой похоронена умершая в Букингемском дворце свекровь Елизаветы Второй. И рядом – родная внучка королевы Виктории. Которую большевики убили в Алапаевске.
Чарльз хорошо помнит, а наверное, и любит бабушку Алису: когда её не стало, ему было двадцать. Но в церковь Марии Магдалины в Гефсимании он приезжал в первый раз. В предыдущий прилёт (тоже на похороны, Рабина) не получилось, хотя был в двух шагах (гора Герцля – западная граница Иерусалима, Елеон – восточная): британский МИД десятилетиями держит королевскую семью в строгости, никаких официальных визитов, чтобы евреи не возомнили, разве что умрёт какой. Отца Чарльза, герцога Филиппа, не отпустили даже похоронить маму: высшие интересы империи, дорогие принцы…
Покоящаяся в Иерусалиме бабушка Чарльза, мама Филиппа, свекровь Елизаветы, Её Королевское Высочество Принцесса Греческая и Датская Алиса была женой принца Андрея. Отец и брат принца были королями Греции, дедушка – королём Дании, а прадедушка – русским императором. Из чего, между делом, следует, что весёлые ребята принц Уильям и принц Гарри – прямые потомки строгого Николая Первого и сколько-то-юродные братья пра(пра-пра?)внуков Пушкина.
Как всё получилось: у Алисы из Дармштадта, принцессы из приличной семьи, правнучки королевы Виктории, родился сын, который потом женился на дочке английского короля Георга. Но не того Георга, именем которого назвали улицы Кинг Джордж в Хайфе и Иерусалиме (все знают, где в Хайфе Кинг Джордж?), а его сына, которого потом играл Колин Фёрт. Кроме сына у Алисы были дочери, на свадьбу к брату они не приехали, потому что это было сразу после войны, а в войну мужья дочерей, все немецкие князья, были на стороне Германии.
Родители Алисы сами были из Гессен-Дармштадтских, она при рождении получила титул принцессы Баттенберг.
В 1917-м, когда Георг Пятый (а это как раз тот, который Кинг Джордж) отказался от всех немецких титулов за себя и за свою родню, Баттенберги стали Маунтбеттенами – перевели части фамилии с немецкого на английский и переставили. Красивое решение, Георг Пятый, возможно, даже завидовал, у него так не получалось, иначе стал бы он переименовать родную династию из Саксен-Кобург-Готской в Виндзорскую.
Свекровь английской королевы Алиса Греческая и Датская просила, чтобы её похоронили не в Виндзоре, как положено, а в Иерусалиме. Рядом с родной тётей великой княгиней Елизаветой Фёдоровной.
В этой истории чем дальше, тем легче запутаться в родственных связях. На самом деле, кто кому кто – не очень важно. Все, даже враги, друг другу – не очень дальние родственники. Или потенциальные супруги. И есть главные участники: две сестры, Елизавета и Александра с их мужьями Сергеем и Николаем. И племянница сестёр Алиса с её мужем Андреем и сыном Филиппом. Остальные – родня.
Кто добрался до этого места, не потерявшись в генеалогии, уловил, конечно, что у принцессы Алисы было две родственницы Елизаветы – одна королева, вторая княгиня. Что сложнее (но мы справимся) – почему у той есть отчество, а у этой нет? Или тоже есть, а мы не знаем? Может, она Елизавета Вторая Семёновна Виндзорская?
Дело в том, что старшая тётя Алисы вышла замуж за брата русского царя (жених сам был невесте четвероюродным братом и двоюродным дядей, но хотя бы про это мы не будем разговаривать). Младшая сестра этой тёти познакомилась у тёти в гостях с сыном русского царя и очень захотела выйти за него замуж. И он захотел, чтобы она за него вышла. Но русский царь оказался против. Тогда старшая тётя Алисы и её муж (дядя сына русского царя) стали передавать любовные письма младших родственников, и в результате Николай Второй смог то, чего не могут короли – женился по любви сразу, как стал царём.
А его жена стала императрицей Александрой Фёдоровной.
Если знать, что её родная сестра уже была к этому времени великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, можно опрометчиво предположить, что отца сестёр звали Фёдором. Между тем, его звали Фридрих Вильгельм Людвиг Карл. Это немного удивительно, а если вспомнить, что кроме жены Александры Фёдоровны, у Николая II была мама Мария Фёдоровна (жена Александра III), прабабушка Александра Фёдоровна (жена Николая I) и прапрабабушка Мария Фёдоровна (жена Павла I), может возникнуть недоумение: что это у русских императоров за странная тяга к Фёдоровнам?
Феодоровская икона хранится в Костроме, её автором предание считает евангелиста Луку. Другое предание говорит, что этой иконой мать первого из Романовых, инокиня Марфа, благословила Михаила Фёдоровича при избрании на царство. Понятно, что икона почиталась святыней дома Романовых, и с конца XVIII века немецкие принцессы, когда выходили замуж за российских великих князей и принимали православие, в честь Феодоровской получали себе отчество Фёдоровна. Поэтому урождённая Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса, жена Николая II, – Александра Фёдоровна, а её старшая сестра, жена его дяди Сергея Александровича, урождённая Елизавета Александра Луиза Алиса, – Елизавета Фёдоровна.
Потом большевики их убили. Сестёр (тёть Алисы Баттенбергской) – порознь: старшую в Алапаевске, а младшую в Екатеринбурге. Мужа младшей Николая – тоже в Екатеринбурге. Мужа старшей большевики убить не смогли, потому что ещё раньше его убил эсер, и большевики только смогли назвать именем эсера улицы в разных городах. Вообще-то, большевики не любили называть улицы именами эсеров, но для этого сделали исключение, и через улицу эсер вошёл в русскую классику («на Каляевской – другой стакан, только уже не зубровки, а кориандровой. Один мой знакомый говорил, что кориандровая действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, ослабляет душу»).
Бронзовый крест на месте, где Каляев взорвал мужа Елизаветы Фёдоровны и его кучера, проектировал Виктор Васнецов, а сносил прямо перед первомайской демонстрацией Ленин. (Комендант Кремля Мальков: «Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон. – А ну, дружно! – задорно командовал Владимир Ильич. Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК и Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник».)
Через восемьдесят лет после того, как их расстреляли, Николая Второго и Александру Фёдоровну похоронили в Петербурге. А прах Елизаветы Фёдоровны, когда Белая армия заняла Алапаевск, начал длинный кружной путь через Тюмень, Читу, Пекин (там он был временно захоронен на русском кладбище), Шанхай и Порт-Саид к иерусалимскому вокзалу. На вокзале бушевали члены местного отделения компартии, они были против останков великой княгини, и процессия не смогла пройти к Масличной горе через Сионскую, как планировалось, а двинулась в обход, с севера, мимо Яффских и Шхемских ворот. Елизавета Фёдоровна была в Иерусалиме за тридцать лет до того, как её убили, уже великой княгиней, но ещё лютеранкой, на освящении той самой православной церкви Марии Магдалины, в которой упокоилась. После убийства мужа она возглавила Палестинское общество, и её связь с Иерусалимом стала ещё сильнее и природнее.
На западном фасаде Вестминстерского аббатства стоят десять статуй мучеников XX века, Елизавета там четвёртая, рядом с Мартином Лютером Кингом. В июне 2009 года генеральная прокуратура России решила, что княгиню можно посмертно реабилитировать. В Ново-Огарёве, подмосковной усадьбе Елизаветы Фёдоровны и Сергея Александровича, живёт сейчас российский президент.
Племянница убитых большевиками Александры Фёдоровны и Елизаветы Фёдоровны, бабушка принца Чарльза Алиса Баттенберг, родилась глухой и выучилась четырём языкам (читала по губам и разговаривала). На свадьбе своего двоюродного дяди, будущего короля Георга Пятого, прадедушки Чарльза, она была подружкой невесты.
Дармштадтская церковь, в которой проходило её православное бракосочетание с греческим принцем (было ещё и лютеранское), носила имя Марии Магдалины, её построили по проекту Леонтия Бенуа, владельца «Мадонны Бенуа» и имения Котлы.
Муж Алисы принц Андрей (Андреас) пошёл по военной линии. Служба пришлась на неспокойное время: отец его, король Георг Первый, был застрелен анархистом, ставший королём брат отрёкся от престола в пользу своего сына, которого во время прогулки в королевском саду укусила обезьяна, и он умер от заражения. Королём снова стал брат, его свергли, и королём стал другой сын брата, которого отправили в изгнание, а через одиннадцать лет позвали обратно.
Понятно, что в таких условиях военная карьера Андрея не могла идти ровно, его отправляли в отставку и через три года восстанавливали в звании, он переезжал в Швейцарию, и его снова призывали, а потом судили по обвинениям в «неповиновении приказам» и «действиях по собственной инициативе». Когда Андрея приговорили к пожизненному изгнанию, семья бежала из Греции на британском крейсере, их пригласила пожить в своём небольшом доме в Сен-Клу (Париж) принцесса Мария Бонапарт (правнучка брата того самого Бонапарта, с которым предки Алисы, Андрея и, кажется, всех упомянутых выше…)
Алиса, участвуя волей-неволей в катаклизмах и пертурбациях карьеры мужа, параллельно переездам, бегствам и кризисам открывала школу вышивания, работала медсестрой (ассистировала в госпитале при операциях) и рожала четырёх дочерей и сына Филиппа (отца принца Чарльза). Неприятности в семье были не только по мужниной линии: с началом мировой отца Алисы ввиду его немецкого происхождения сняли с поста Первого морского лорда (First Sea Lord — это серьёзно: профессиональный глава королевского ВМФ и всех военно-морских сил и начальник военно-морского штаба, а британский флот – не ВМС Монголии). Потерял гессенский престол после революции в Германии дядя Алисы. Были радости: младший брат Алисы, ещё один Георг, женился на Нади, она была одновременно правнучкой и Пушкина, и Николая Первого.
В Сен-Клу Алиса открыла магазин, прибыль которого шла греческим беженцам, и перевела на английский записки мужа о второй греко-турецкой войне. В 1930 году она перенесла тяжёлый нервный срыв, диагноз «параноидная шизофрения» (Алиса говорила, что получает божественные послания и обладает целительной силой). Её поместили в швейцарский санаторий Бинсвангера, очень популярный, там в это время лечился Нижинский. Друг и учитель Бинсвангера Зигмунд Фрейд ставил Алисе диагнозы и давал рекомендации, которые сейчас звучат, прошу прощения, совершенно идиотскими. Пока Алиса лечилась, её дочери выходили замуж за гессенских, баденских и лангенбургских князей и принцев, свадьбы пришлось проводить без будущей тёщи. Филипп жил у родственников в Англии, на воскресенья приезжал в дом дяди Георга, очень любил Нади, правнучка Пушкина говорила по-английски, как англичанка, играла в теннис, гольф и хоккей (ещё Надежда Михайловна прекрасно говорила и читала по-русски, но принц ценил это меньше).
Семья воссоединилась в 37-м, на похоронах Сесилии, третьей дочери Алисы и Андрея, вместе с мужем, свекровью и двумя сыновьями погибшей в авиакатастрофе. После похорон Алиса решила вернуться в Афины, поселилась там в двухкомнатной квартире недалеко от музея и занялась помощью бедным. Брак с Андреем фактически распался. Когда началась мировая война, для Алисы уже вторая, она пошла работать в Красный крест, организовывала помощь голодающим, создала два приюта для сирот и беспризорников, съездила в Швецию (под предлогом встречи с сестрой кронпринцессой Луизой), привезла оттуда медоборудования и лекарств.
Зятья Алисы воевали за нацистскую Германию, её сын – в ВМФ Его величества, двоюродный брат принц Виктор служил послом рейха в Афинах. Грецию сначала завоёвывал Муссолини, когда стало ясно, что у него не получается, подключились немцы, в мае 41-го страна была поделена Германией, Италией и Болгарией на зоны оккупации. Алиса жила в трёхэтажном доме брата мужа, посетивший её немецкий генерал спросил: «Что я могу сделать для вас?», она ответила: «Вывести свои войска из моей страны». Генерал был фраппирован: исходя из происхождения и родственных связей (тёща четырёх немцев), оккупационные власти полагали принцессу германофилом.
Первых греческих евреев депортировали в Освенцим в феврале 42-го. К концу войны в стране осталось десять тысяч евреев (перед войной было 77377, по другим данным, 79950). Архиепископ Афинский и всея Эллады Дамаски́н открыто заявил, что расовая теория противоречит православию и традициям греческого народа, и дал духовенству негласное распоряжение снабжать евреев свидетельствами о крещении и укрывать их. Так спасли около 1400 человек.
Дядья Алисы, что царь, что князь, не отличались любовью к евреям. Николай Второй восхищался «Протоколами» («Какая глубина мысли! Какое предвидение!»), а когда узнал, что они подложные, письменно распорядился изъять: «Нельзя чистое дело делать грязными способами». Все знают, что в честь Сергея Александровича в Иерусалиме названо купленное когда-то на его имя подворье, а про имеющий к нему не меньшее отношение квартал на километр к западу от Сергиевского вспоминают редко.
26 февраля 1891 года Сергей Александрович был назначен генерал-губернатором Москвы. Ровно через месяц, 26 марта, в первый день Песаха‚ вышел запрет, с Высочайшего соизволения, «евреям-механикам‚ винокурам‚ пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам» селиться в Москве и в губернии.
Уже поселившимся было велено уезжать.
Сперва выселяли евреев, которые приехали из-за черты оседлости нелегально, пожарные и полицейские проверяли каждый дом, обнаруженных отправляли в участок, там с одних брали подписку о немедленном выезде‚ других сразу сковывали попарно с осужденными за тяжкие преступления и отправляли по этапу. Затем предписание покинуть город раздали евреям-ремесленникам. Им при Александре II, отце Сергея Александровича, разрешили жить и работать в Москве, они переехали, стали жить и работать, и вдруг – выселяться. Кто не уезжал сам, арестовывали, держали в тюрьме несколько недель‚ потом по этапу отправляли в черту оседлости. Последний день высылки назначили на 14 января 1892-го, на вокзалах скопились толпы евреев; чтобы всех вывезти, составляли дополнительные поезда. Стояли морозы, и из опасения‚ что люди замерзнут в пути, отправку отложили до потепления‚ полицейские власти это решение скрыли. Всего выслано было не менее двадцати тысяч евреев‚ многие из них жили уже в Москве по тридцать‚ а то и сорок лет. Основной центр еврейского заселения, Зарядье, стало безлюдным, хоть парк разбивай.
За чертой оседлости разрешалось жить евреям, прошедшим военною службу, но Сергей Александрович «ограждать Москву от евреев» продолжил‚ в 1892-м начали выселять ветеранов. Брат Сергея Александр III проезжал через Москву‚ отставной солдат подал ему прошение не изгонять отслуживших евреев – им говорили в армии‚ что «за царем служба не пропадёт». Солдата арестовали и по этапу отправили в черту оседлости.
Делалось всё это со всеми полицейскими жестокостями и бессмысленностями. Неудивительно, что, когда зимой 1953-го пошёл слух, что всех советских евреев выселят, они, внуки российских, отнеслись к нему с доверием.
Правление Александра III, случается, описываемое почти как рай на земле российской, вообще, отличалось каким-то дурным стремлением прижать евреев, где только взбредёт в голову. Стали в паспортах евреев указывать их наружные приметы (так не делали больше ни с кем, кроме неграмотных и состоявших под надзором). Спектакли на идише запретили, а «вероисповедание – иудейское» стали записывать в паспорт красными чернилами. Потребовали на вывесках еврейских бизнесов писать имя и фамилию владельца – «четко и на видном месте», чтобы покупатель, упаси господь… Это не говоря о процентной норме в образовании и урезании территории черты оседлости переводом местечек в статус деревень.
Практический результат был печальный, но не для одних евреев. Выселенные в Одессу‚ Варшаву и Лодзь предприниматели превратили эти города в центры успешной конкуренции с Москвой, и Москва не обрадовалась. Туго пришлось сотрудникам правоохранительных органов: в полиции всегда считалось наградой получить назначение в еврейский участок, легитимность поборов была такая, что при съёме квартиры оговаривали‚ кто будет платить околоточному, жилец или хозяин; а теперь приставы и помощники приставов заканчивали рабочий день в пустой Марьиной Роще с пустыми карманами.
В 1891–1892 годах из России уехали более ста тысяч евреев (в 1881-м – всего восемь тысяч). В Америку, в Аргентину, в Гонконг. В Палестину, конечно. Турки закрыли въезд российским подданным, евреи пробирались нелегально: на паруснике из Египта, пешком из Бейрута. Или, незаметно решив вопрос с таможенником на борту парохода в Яффо, сходили на берег и бежали к крепостной стене‚ там возле лаза дежурил полицейский и стоял человек, человеку давали монету‚ монета шла к полицейскому‚ полицейский немного отворачивался.
В названиях основанных в Иерусалиме в начале 1890-х кварталов необычно много российских топонимов: Вильно, Минск, Гродно, Варшава, Бухара, Грузия. Нетрудно понять, как так вышло.
Деньги на квартал «Батей плитей русия»[1] собирал в Австро-Венгрии рав Симха из Прессбурга (Прессбург – это Братислава). Между Маханэ Йеуда и приютом Шнеллера у Абдул Кадура Иль Халили были фруктовые сады, их выкупили и построили несколько отдельных райончиков, практически двориков, в том числе в 1894-м «Плитей русия». Шестнадцать квартир для бедных евреев из России, не чтобы жить всегда, а максимум на три года, пока становятся на ноги. В 1901-м квартир было 17, жильцов – 61.
Принцесса Алиса в оккупированной фашистами Греции прятала в подвале дома Рахель Коэн, её сына и дочь. В 1913-м году муж Рахель, Хаймаки Коэн, депутат парламента, помогал тестю Алисы королю Георгу, и король обещал Коэну любую помощь, когда она понадобится. В 40-х, когда помощь очень понадобилась Коэнам, Георга давно уже не было, во всей Греции жили два его родственника, сын Хаймаки обратился к невестке короля.
Алиса скрывала евреев у себя в доме до конца войны, делилась с ними последним (в письмах Филиппу она рассказывает, что пищи почти нет, только хлеб и масло). Когда притаскивались немцы, они становились всё более подозрительными и бесцеремонными, принцесса прикрывалась глухотой, делала вид, что не понимает вопросов, пока не оставляли в покое. В декабре 44-го принцесса овдовела, Андрей умер в Монте-Карло, они не виделись шесть лет. Немцев уже прогнали, за контроль над Афинами воевали англичане и греки, Алиса в комендантский час носила еду детям и полицейским, когда начинали разговор про случайные пули, отвечала: «Человек не слышит выстрела, который его убивает, да я и в любом случае глухая. Так о чём волноваться?»
Луис Маунтбеттен, брат Алисы, воевал с Германией с первых дней, командовал авианосцем, создавал морской спецназ, был назначен командовать силами союзников в Юго-Восточной Азии и в этом качестве получил возможность поговорить со Сталиным о своих казнённых российских родственниках. В июле 45-го на Потсдамской конференции среди прочего обсуждалась война на востоке, присутствие адмирала Маунтбеттена более чем напрашивалось (на фотографиях его почти не найти, возможно, это потому, что он был красивее всех участников). В конце месяца Черчилль улетел в Лондон, там объявляли результаты выборов, за обедом Луис оказался одним из главных англичан и реализовал свой проект – попросить у Сталина разрешения приехать в СССР. Адмирал стал рассказывать генералиссимусу, что в детстве по нескольку недель гостил у Николая Второго. Это была правда, Баттенберги любили бывать в России, о начале Первой мировой мать Алисы и Луиса и их сестра, будущая королева Швеции, узнали, плавая по Волге.
Маунтбеттен не отличался наивностью в политике (через пару лет он стал вице-королём Индии и руководил её разделом); что побудило его полагать, будто воспоминания о Романовых обладают для Сталина обаянием, непостижимо. Сталин был членом Совнаркома, власть которого истребляла родственников Маунтбеттенов; в начале войны в знаменитой речи («Братья и сёстры») он врал соотечественникам, что враг ставит своей целью восстановление царизма, с чего бы ему расчувствоваться от рассказов потомственного аристократа.
Возможно, больше шансов пробудить благосклонность Сталина было бы у информации, что брат Луиса женат на правнучке Пушкина, но скорее всего, нет, момент был очень не подходящий. Накануне на вечернем, последнем перед отлётом заседании Черчилль обвинил СССР в изоляции Восточной Европы (говоря про сотрудников посольства в Бухаресте, впервые воспользовался чеканной формулировкой: «вокруг них возведен железный занавес»). А после Черчилля Трумэн сообщил, что у Америки есть новая бомба. Маунтбеттен, конечно, не мог всего этого знать, и когда Сталин, послушав про Романовых, сказал, что старые времена давно прошли, снова попросил разрешения приехать в СССР. Предсовнаркома обошёлся без соблюдения норм любезности и гостеприимства, приглашения не прозвучало, и, как пишет британский историк, адмирал ушел, поджав хвост.
До того времени в Советском Союзе смогли дожить двое Романовых, тоже, как Алиса и Луис, племянники Николая Второго – правнуки оренбургского полицмейстера Дрейера Кирилл и Наталья, ей посвящено одно из отступлений из «Треугольной груши» Вознесенского, то, которое про мотогонки по вертикальной стене.
Сын принцессы Алисы Филипп при участии того же дяди Луиса Маунтбеттена, ещё когда учился в военно-морском колледже, познакомился со своей четвероюродной сестрой Елизаветой, между ними завязалась переписка, и в 1946-м он попросил у короля руки наследницы престола. За претендентом была мировая война, он начал её мичманом и закончил старлеем, участие в боях за Крит и высадке на Сицилию, и Георг Шестой дал согласие. В обручальном кольце, которое Филипп подарил невесте, сверкали бриллианты, которые Алиса Греческая вынула из своей короны.
Весной 67-го Филипп и Елизавета, уже Вторая, приняли Алису в Букингемском дворце: принцессе пришлось в очередной раз уехать из Греции, теперь от чёрных полковников.
Два с половиной года спустя она умерла.
Алиса Маунтбеттен велела похоронить себя в церкви Марии Магдалины на Масличной горе (София, дочь, шутила, что «если мама будет лежать так далеко, нам нелегко будет её навещать», Алиса отвечала: «Чепуха! Там прекрасное автобусное сообщение». Правота присутствовала в словах каждой из них).
Волю покойной сразу, в декабре 1969-го, выполнять не стали, сначала она покоилась в Виндзорском замке, в королевской часовне Святого Георга, и только в августе 1988-го принцессу перезахоронили в Иерусалиме, рядом с любимой тётей, Великой княгиней Елизаветой Фёдоровной. Дети, София и Филипп, не были на церемонии – британский МИД!.. (Церковь Магдалины стоит в «Восточном Иерусалиме», который всё ещё, кажется, думали «вернуть» Иордании.)
В октябре 94-го, после того как Яд ва-Шем объявил Алису праведником народов мира, брат и сестра смогли побывать на могиле матери. В 2016-м на Масличную пришёл внук, Чарльз; в 2018-м – правнук, Уильям.
Иерусалим сильно вытянут с севера на юг и очень узок с запада на восток. На западной границе города, на горе Герцля, рядом с лесом, стоит мемориал Катастрофы и Героизма – Яд Ва-Шем. Там на аллее Праведников мира – дерево Алисы Маунтбеттен, посаженное Софией и Филиппом в память о матери. Дальше, в середине города, – подворья имени мужей Алисиных тёть – Сергиевское и Николаевское, чуть в сторону – «Батей плитей русия», построенные для выселенных из Москвы в правление Сергея Александровича евреев. Ещё восточнее, за старыми османскими стенами, в Александровском подворье стоят киот из уральских камней в память о Елизавете Федоровне и часовня во имя Феодоровской иконы. И дальше, уже вне стен, над долиной – церковь Марии Магдалины, в ней покоятся Елизавета и её племянница Алиса.
Выше и севернее церкви Магдалины, у самой границы Иерусалима, тоже на Масличной – большие строения, над ними пятидесятиметровая башня, это Августа Виктория, там больница и церковь. «Августа Виктория» – в честь жены императора Германии Вильгельма Второго, они приезжали в Иерусалим осенью 120 лет назад.
Если стоять на крышах рынка в Старом городе и смотреть на колокольню «Августы» и луковки «Магдалины», можно хорошо думать о случайном и о предопределённом.
Кронпринц Вильгельм, в будущем Второй, и Елизавета Александра Луиза Алиса, будущая Елизавета Фёдоровна, были кузенами, он ухаживал за ней, шептались, что даже предлагал руку и сердце.
Что ж, не отвергни Елизавета Вильгельма, стань она не российской великой княгиней, а германской императрицей, так же было ей суждено присутствовать в Иерусалиме, на Масличной горе, только не ниже, прахом, а выше, именем госпиталя? Который как бы тогда назывался? «Елизавета Александра»? «Александра Луиза»? «Луиза Алиса»?
Вряд ли случилось бы так, скорее всего – не случилось бы, изменение зовёт изменения, перемена ведёт к перемене, а может, как знать… – судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе…
- Батей плитей русия (иврит) – дома беженцев из России. ↑