25 июня – юбилей Игоря Шкляревского.
Впрочем, у великого поэта нет возраста,
все великие – сверстники и современники.
Они говорят об инфляции и коррупции.
А он их как будто не слышит:
Дай мне всё! Я не стану богаче.
Всё возьми! Я не стану бедней.
Они думают о серьезных вещах:
о монетизации и глобализации,
о конституции и реституции,
о нестабильности и волатильности.
А он вспоминает о каких-то жабах:
Плачут майские жабы на свадьбе моей,
и танцует плотва, и свистит соловей,
и пыльца золотая слетает с ольхи…
У них государственные заботы,
они ломают голову, где достать деньги,
чтобы выплатить зарплаты и пенсии.
А он смотрит в небо отсутствующим взором.
И вдруг отрешенно и тихо произносит:
Ослабели глаза. Вижу только далёкое.
Потекли голоса. Слышу только высокое.
Они раздают друг другу Приятельские премии.
Мертвецы делятся друг с другом бессмертием.
А он смотрит сквозь них, словно их нет.
Лес над рекою зелёный склонился –
Господи, жёлтый в реке отразился!..
Каждый день они вещают из телевизора.
Кажется, что их знают все.
И что они знают всё.
Но это только кажется.
Без телевизора, без телефона
стали заметнее ива, ворона,
лёгкая рябь на реке.
Стали прозрачней синие окна,
в брёвнах потрескивают волокна,
и навевают любимую грусть
новости лета – рыжик и груздь!
Они знают названия всех валют,
всех биржевых индексов,
всех рейтинговых агентств.
А он помнит наизусть имена всех ветров,
названия всех трав, всех рыб и всех бабочек.
Вслушайтесь,
это и правда звучит как заклинание:
Моль чехлонская малинная,
тополиная стеклянница,
ивовая переливница,
бархатица волоокая
и обычная печальница…
У них нет времени на обычных печальниц.
Они – солидные люди:
политологи, социологи,
бизнесмены, банкиры,
министры, депутаты, сенаторы…
А ты кто такой?
Знаешь, кто я такой –
с перебитой рукой
и в одежде, висящей нелепо?
Заместитель директора Неба!
Главный бухгалтер ворон…
Дирижер Приднепровского
майского жабьего хора!
Я парад журавлей
принимаю с вершины забора!
Слово «парад» приводит их в оцепенение.
Они встают по стойке смирно и едят глазами.
Но он их не видит и смотрит сквозь них
и сквозь столетия после них.
Озёра спят с открытыми глазами, –
тихо произносит он.
И по облаку, отражённому в воде, уходит вдаль.
Что ж ты любишь, поэт?
– Я люблю облака!
Ненадёжные их очертанья,
оболочки дыханья…
У них даже имени нет.