* * *
Всё реже бывает двадцать,
всё чаще бывает сто…
Чего бы ещё забацать –
в реальном когда и что?
Не то чтоб порыв-надсада,
не так чтобы бес в ребро…
Но делать же что-то надо,
к примеру – творить добро.
И в качестве неженатом
(раз дети не просят есть)
заделаюсь меценатом
в пределах того, что есть,
и, будучи в фазе доброй,
в пивбаре на берегу
смогу поделиться воблой,
которую берегу…
СТИХИ
О чём? А вовсе ни о чём,
в чём обвиняли зачастую –
что Мир сочится кумачом,
а этот треплется впустую…
Глаголы вжечь, предлоги вбить
народу надо прямо в темя,
а тут сплошные мелкотемья,
чего никак не может быть –
ему открытий не хватает,
он за мошонку не хватает…
За мой – в 80-х – «нах»
чуть не закрыли альманах.
Я жил тогда в Одессе, впрочем,
был не поэтом, а рабочим,
хотя с дипломом ОИСИ –
строитель – господи спаси!
И спас! Кого-то кирпичом,
а я был вовсе ни при чём.
Ещё служил, согласно долгу,
но не убил, и слава богу…
* * *
Пускай добра не ищем от бабла,
а только безобидное бла-бла
и далее, но далее сложнее,
прошу понять меня, как я тебя,
отчаянно, но не сплеча рубя, –
у нас уже есть вещи поважнее.
Я тут, как запасное колесо,
вторичен – ведь не Пабло Пикассо,
и всё же разберемся – или-или…
Любил табак, любил ходить в кабак
и не любил ни кошек, ни собак,
а вот они всегда меня любили.
Ну да, бывало разное, а то!
Ну разве что не выиграл в лото –
приветствовали, грамоты совали
и говорили «браво» и «виват»…
Но больше я ни в чём не виноват,
есть алиби – уснул на сеновале.
В стеклянном доме (всё – бронестекло)
тепло и, разумеется, светло –
совсем не то чтоб нечем поделиться,
хотя давно уже не склад идей,
не фабрика по выпуску людей,
а только размороженные лица…
И все-таки поверь, что эта дверь,
пусть даже заходил какой-то зверь,
когда-то отворялась без подвоха.
Теперь уже возможен карантин –
я стану собирателем картин,
тех, что сегодня продаются плохо.
* * *
Похлопал по карманам – что ж,
похоже, больше нету,
но подошел какой-то бомж
и сунул сигарету.
На набережной, на скамье,
в тени неторопливо
мы говорили о семье
и о цене на пиво,
об уравнении Ферма,
о том, что Мир сошел с ума,
что йети так и не нашли,
о женщинах – что мимо шли,
еt cetera, et cetera,
и о литературе –
о том, что бля-профессора
не рубят в ней, в натуре.
Но было разговора вне
всё о политике, войне
и колоноскопии.
Хотя – крушитель всех основ –
он парочку недобрых слов
сказал о Папе Пие.
* * *
Припомню лёжа, без скулежа́ –
а ведь бывало, когда любил…
Посредством ложа, без мятежа
королевала – аж дым клубил.
И что же толку? Да как в реке,
где дважды в эту – ну ни ногой…
Держи кошёлку в одной руке,
держи монету в руке другой.
* * *
Кристалл, и чеснок, и паук… –
достойно ведёт церемонию,
поту-и-поэтустороннюю,
профессорша тёмных наук.
При этом немного кусается,
немного шипит и касается
интимных заказчицы мест.
Клиентка пугается – съест!
И всё же пускай издевается,
по-матерному обзывается,
стращая, кляня, теребя…
Ведь тут заказали – тебя!
Добротный такой приворот –
отличное и не аптечное,
разумное, доброе, вечное –
поскольку ты полный урод.
* * *
Хотел бы что-то изменить –
мне обещали позвонить
бухгалтер, врач, товарищ-пьяница…
но только твоего звонка
и раньше ждал, и жду пока,
и – сколько там ещё останется…
* * *
Часть вселенского шантажа…
Тут какой-нибудь полудурок
просто выбросил в ночь окурок
где-то – с верхнего этажа.
А возможно, была звезда –
та, что выпала из гнезда
и скользнула по чёрной глади
только чаяний наших ради.
Почему же за всё плачу,
если без моего участья?
Заказал машинально – счастья!
И почувствовал – не хочу.
* * *
Хотя сентябрь – сигнал тревоги,
но вместе с маревом жары
развеялись единороги
и прочие антимиры.
Пока ещё не грустный с виду,
наверное, из дома выйду
искать священные дары.
Пока открыто – до поры…
Сентябрь, конечно, не февраль,
Грааль, конечно, не кредитка,
иначе б выглядели дико
мораль, сераль и пастораль.
И если бы не это, я б
строчил стихи, как нож окопный,
поскольку уважаю ямб –
любой – не только пятистопный.
2017