БРАТЬЯ
Два брата бились на кулачках.
Два близнеца.
Один похож на мать-кулачку,
Другой – в отца.
И ни один из них не дрогнул –
Там, за рекой.
Один пошел одной дорогой,
Другой – другой.
Как после в жизни было – туго,
Легко ль жилось, –
Им больше видеться друг с другом
Не довелось.
Один шагал по жизни честно.
Другой – подлец.
Но достоверно не известно –
Какой близнец.
В один момент дошли до гроба:
Конец – концом.
И лишь в гробу лежали оба –
С одним лицом.
* * *
И Бог устало сел на камень.
И отразилась под ногами
Заря вечерняя в полмира,
И облака летели мимо.
И закружилась голова:
И неба – два.
И Бога – два?!.
И Бог понёсся над водою,
Слегка гордясь самим собою.
* * *
Слепой
ведёт поводыря.
Они, как прежде, вместе.
Но неба чёрная дыра
Попрятала созвездья.
Взошли
созвездья чёрных дыр!
Их так сегодня много!
И растерялся поводырь,
И потерял дорогу.
Слепой
ведёт поводыря.
Они остались в паре.
Он верный путь не потерял,
Но он ведёт на память.
Их ночь
застала, как котят:
Луна, ты где, живая?..
Они дойдут, куда хотят, –
Лишь время поджимает.
Блажен,
кто может в этот час
Глухой осенней ночи,
Пренебрегая парой глаз,
Идти вперёд на ощупь.
Наутро –
снова на коне
Твой поводырь убогий.
И поведёт не по стерне,
А по самой дороге.
И солнце
силою лучей
Поводыря наполнит.
И о бессилии очей
Он никогда не вспомнит.
* * *
Головные
уборы
Накрывают меня с головой.
Слышу я изнутри разговоры,
Ритмы жизни и темп деловой.
А когда
из-под шляпы я выберусь
И в порядке моя голова,
Надеваю рубаху на вырост,
И висят до земли рукава.
Как на сказочном великане,
Многопудны сандалий ремни.
Так стоял и стоял бы веками,
Ноги тщась оторвать от земли.
КОРИДОР
Когда
остается до цели немного,
Когда трафареты кочуют во тьму,
Займусь перегонкой – и света дневного
Из той темноты хоть немного возьму.
Его обучу
проникать через годы
Подобно пространственному лучу.
Идти параллельно законам природы,
А также под острым углом обучу.
И
сказочный луч пролетит, вырезая
В густой темноте болевой коридор.
И там, на конце, моя тень вырастает
И дальше шагает своим чередом.
А я
оборвусь или стану вчерашним
И даже недвижим, как древний базальт.
И тьма загустеет. Но это не страшно:
Когда-нибудь луч отразится назад.
* * *
Петрову дали новую квартиру.
Петров повесил новую картину.
Прибил карниз под старую гардину,
Поставил телевизор в середину.
Уютно, даже как-то величаво.
Петрову в жизни очень полегчало.
Петров друзей созвал на новоселье.
Петров купил шампанского и зелья.
Друзья пришли к нему под воскресенье,
И началось застолье и веселье.
«Ну, за твоё, Петров, большое счастье!»
Петров благодарил их за участье.
Петрова поздравляли целый вечер.
Он в каждом тосте был не раз отмечен:
Про тяжкий груз, что принял он на плечи, –
Про то, какой он врач и как он лечит.
Молчали только – неудобно вроде –
О только что случившемся разводе.
Петрова это мало занимало.
Он тоже пил со всеми, и немало.
Его подруга Валя обнимала
И денег до получки занимала.
Потом друзья прощались, уходили…
Петров остался в новенькой квартире.
И думал он о том, что всё конечно.
И теребил ненужное колечко.
И танцевал нелепо и комично.
И даже выражался неприлично.
И спал. Гардина старая качалась…
И жизнь текла.
Текла и не кончалась.
* * *
Вертятся на карусели
В круговороте иллюзий
Люди, хорошие в целом,
В целом хорошие люди.
Дружно летят друг за другом
В круговороте иллюзий
Люди, здоровые духом,
Телом здоровые люди.
Дружно летят друг за другом.
Круг удивительно ясен.
Тем же магическим кругом
Даже Сатурн опоясан.
…Ночью стоят карусели,
Спящие лица белеют.
Людям в удобных постелях
Снится, что чем-то болеют.
Снится им не понедельник
И не чужая зарплата:
В этих кошмарных виденьях
Мчатся они по квадрату.
ПЕСНЯ АНЧАРА
Я безобиден. И наоборот:
Округ меня благоухают травы.
И человек разводит огород.
Я даже в мыслях не держу отравы.
Мой внешний вид коварен и жесток?
Так то от климатических условий.
А Пушкин – как он может знать Восток?
Не я один ловлю его на слове.
Ему прощаю: мести не терплю.
И к тем, кто начитался. Я же лучше!
Но ядом начинённую стрелу
Держу я меж корней на всякий случай.
ПЕСНЯ КАРАВАНЩИКА
Приснилось мне, что я верблюд.
Что я шагаю по барханам,
Пескам сыпучим, бездыханным.
И что из всех на свете блюд
Колючку я предпочитаю.
И что о лучшем не мечтаю.
И мой хозяин мудр и добр,
И вьюк не трёт в походе спину.
Что этот вьюк однажды скину
И почешу мой бедный горб
О гребень плотного бархана
При остановке каравана.
И что хозяин знает путь.
И знает цель, и к ней стремится,
Не забывая помолиться
Аллаху – не кому-нибудь.
И двадцать бурдюков воды
Мне наливает за труды.
Когда положено плодиться,
Ко мне приводят верблюдицу.
Я счастлив, сыт и напоён.
И знаю я, что счастлив он…
Но снится мне, что я, как раньше,
Изнемождённый караванщик.
* * *
На острых кончиках пера,
В трактатах разных проживая,
Летят по свету вектора,
Друг друга взглядом ожидая.
По типу перелётных птиц
Они сбиваются в отряды,
Не признавая ни границ,
Ни пуль, ни газовой отравы.
Они пронзают весь эфир,
Они в галактиках летают.
Их мир – другой, особый мир:
Они друг друга вычитают.
Им нет причин себя беречь.
Но в чём причина их скитаний?..
Они летят друг другу встречь
И ждут взаимовычитаний…
* * *
Когда смотрю в твои зрачки –
В них мира пёстрые значки.
Нет моего лишь отраженья:
С ним я испортил отношенья.
* * *
Красавица в коротком платье
Тоскует, выставив бедро.
В пустой колодец восприятья
Упало с грохотом ведро.
Тоскует около колодца.
Пустая цепь на журавле.
Ни обо что не уколоться:
Пространства жёлтое желе.
Проходит мимо много лет.
Сидит красавица и чахнет.
Пустая цепь на журавле.
А из колодца Русью пахнет.