* * *
в обмотках,
подтекающих гнильём,
Иов садится у свечи и пишет,
одолевая боль.
он пишет так:
«в обмотках,
подтекающих гнильём,
Иов садится у свечи и пишет,
одолевая боль…
и каждый знак,
который пишет он, загустевает,
как жёлтая кедровая смола.
у берега моя… его жена…
он пишет так: “жена бельё стирает,
играют дети посреди двора.
свет крýжится и не подозревает”.
Иов к окну подходит
и, лицом
к окну прижавшись,
пред собою прямо
глядит, молчит
и видит небеса.
он пишет так:
“всю мудрость мудрецов
я отдаю за ноту Иоганна”.
влетевшая глазастая оса
язвит его.
он говорит ей: “прочь!” –
и пишет: “ночь внезапно наступила”,
но точку в завершении строки
не ставит,
и тогда
подходят дочь
к нему и сын.
он видит дочь и сына.
они целуют кость его руки».
* * *
в Галицию.
туда, где мокрый снег
с осенней мокрой грязью перемешан.
он хлюпает. он одинок и грешен.
разъезжен и разбит.
«сё человек».
приземистые мазанки, дворы…
журавль клюёт поваленный колодец…
сутулый мой, испуганный народец,
как мы стары, как мы с тобой стары.
в одном окне молчат, в другом кричат,
а в третьем еле слышное бормочут:
«…как ты прекрасна.
…голубицы – очи.
мёд – твой язык,
уста твои – гранат…»
хрустит звезда – стеклянный леденец.
печные трубы ходят горьким дымом.
и вечно вечный нож свой праотец
возносит над рыдающим прасыном.
* * *
ювелиры
нового царства наряжают женщин.
в золотые их наряжают цепочки, бусы, браслеты.
глаза им подводят сурьмою.
и тогда в глазах их становится меньше… меньше
человека
и больше птицы,
ночной порою
рассыпающей звёзды над тростниками.
где-то
в долине царей скарабей в хитине хрупкой глазури
в цвет свернувшейся, окаменевшей крови
катит песчинку.
секретарь, сидя на низком стуле,
пишет: «отныне вы, каждая, – иероглиф,
в книгу мёртвых навечно внесённый мною…
в книгу любви.
и там, где я ставлю точку,
вы рождаетесь вновь,
в фиолетовый вир взлетая.
ваши глаза подведены сурьмою.
руки ваши в браслетах и золотых цепочках,
и ещё я помню труп матери, во всех деталях».
* * *
бегонии
куст…
раджастанского магараджи чалма.
красный боролся с рыжим,
рыжий его поборол.
в днище челна стучится волна.
волна
так блестит, словно отплясывает рок-н-ролл.
время
купальщиц, пены, морских богов.
красота и свобода, угодившие солнцу в сеть.
экий нынче улов у тебя, экий улов.
хватит, Израиль, слушать, давай смотреть.
вот две
птицы с ладоней цветочных склёвывают пыльцу,
пробуют хрупкими крыльями воздух разворошить.
«фьюить-фьюить», – птица-мать говорит птице-отцу.
и птица-отец отвечает: «фьюить-фьюить».
* * *
так совершал
«начало», «звук», «не здесь».
так верил: «просочиться», «всплыть», «пролезть».
так выгнул взгляд и воздух пересилил.
«вот чёрный пух струится по руке,
вот свет плетётся в розовом песке…»
так говорил о птице в небе синем.
«о ты, в
губах дрожащая листва,
перо, письмо,
ночного торжества
смола лиловая.
как ты соединила
алмазный шум с алмазной немотой?
как по плечам струится ветер твой…»
так говорил о женщине.
и было:
моря,
туники, луны, корабли
кружились в паутиновой дали
и посвящались времени другому,
стоящему надменною стеной.
и было:
мать, беременная мной,
держа меня за руку, шла к роддому.
* * *
печать
кровосмешенья на лице.
больная девочка, игрушка…
здесь, в торце
музейного полупустого зала –
художник, дети, карла, сонный пёс
и я, поправший жизнь надежд и грёз…
ушёл бы, но она меня узнала.
так всё вернулось.
рамки полотна
исчезли.
вот –
она жива, она
ещё позирует и головою вертит,
смеясь над живописцем,
и затем
выходит замуж.
неживых детей
рожает мужу.
нас в их ранней смерти
виня и прогоняя.
в этот миг
встаёт умерший Лазарь.
слышен крик…
крик петуха.
апостол спит.
в природе
владычествуют Бог и Иоганн.
художник пишет,
жмётся пёс к ногам
печальной карлицы.
светает.
мы уходим.
* * *
я был
десятым…
но когда шаман
запел Кадиш,
я сделал шаг обратно.
и вот, спиною падая в закатный
туман, как пачка «Космоса» в карман
широкого плаща,
средь тёмных складок
запутался,
но не пытался всплыть…
я сделал шаг в надежде подломить
базальтовых пород миропорядок.
попробовать хоть раз «в конце концов»
прочесть свободно, как – «в начал начале».
пусть эти девять стонут о причале.
пусть мёртвые хоронят мертвецов,
а я – за дверь.
туда, где время сна
равно нулю,
где вечно море плещет.
и можно, не страшась, смотреть на вещи,
вещей не различая имена.
* * *
а поезд пел
такие же, как все,
какие в среднегиблой полосе
поют среди одутловатой ночи.
пугала лес безглазая луна.
звёзд не было, она была одна,
и вдоль неё тянулся полотна
железного железный позвоночник.
тянулся до окраин, до Курил.
нерусский чурка в тамбуре курил.
а в это время Амос говорил,
рассказывал очередную мансу,
что вот, настанет день, настанет Бог…
он будет нем, безлик и одинок.
и поезд шёл, верней, себя волок,
и Амос был, и позвонок ломался…
* * *
шумящая
зернистая листва…
тугая изумрудная перловка.
как призрачно, как призрачно и робко
на ощупь появляются слова.
с чего начать?
с того ли… «как я рад
вас видеть здесь, где я запоминаю
волну, весло, бегонию, Исайю.
инжир жую и славлю виноград.
и взглядом провожаю корабли.
в любовь влюблённый,
в память о любви,
нашёптанные утреннему морю.
за все века, оставшиеся мне,
за все слова, доставшиеся мне,
за тёплый мир, произнесённый мною,
благодарю.
люблю, не виноват…
так мой сосед, односельчанин, брат,
двуручной молнией рассекший злую маску
незрячего лица,
свободен стал.
вы помните, он шёл и вдруг упал…
вы помните, на полпути к Дамаску…»
* * *
услышать
птичий щебет за окном.
открыть глаза.
не ведая о злом,
спуститься к морю.
встретить на тропинке
какого-нибудь пыльного жука.
поднять его, вложить в уста цветка
и шёпотом сдувать с него пылинки.
потом сказать: «прощай»,
сказать: «прощай.
не бойся, не проси, не обещай.
ползи и верь.
и я не позабуду…»
о, как взмывает чайка над волной!
как все друг к другу жмутся, Боже мой!
как ищут слóва,
как целуют в губы…
* * *
как и прочие земли, эта земля прирастает
лежащими в
ней – мамой, отцом, друзьями,
детьми с пулевыми… бывает,
и так бывает.
проходя пересыльными заснеженными краями,
кочуя почище половца, печенега,
я уже знал о глине, какую собой заполнить
мне предстанет,
и вот
сыновей, никогда не видавших снега,
заклинаю помнить, помнить, всё время помнить.