* * *
Д. А. Сухареву
Досок вчера привезла, горбылю.
Дров напилю.
Съездила давеча за крупой.
Впрок запасла. А на кой?
Соседка цепляет: «На случай ядрёной зимы?»
Ну да… От тюрьмы да сумы…
Помню, над тёткой смеялась,
Запасливой, как хомяк:
«Тёть, ну зачем ты так?
Погреб забит тушёнкой,
Соли не съесть вовек…
Что ты за человек?
В стране победившего социализма
На вечные времена
Какая теперь война?»
А она
Голодала в тридцатых,
Воевала в сороковых,
Она не боялась мёртвых –
Боялась живых,
Жила одиноко,
Не доверяла властям.
Умерла в девяностых,
Когда всё полетело к чертям…
В стране победившего…
Знать бы,
Кого победили? Когда?
Процветают хапуг усадьбы,
А за нашим углом – беда.
Гремят победные трубы.
Охота подпеть? Изволь.
А я закупаю крупы,
Я запасаю соль…
* * *
Если семь пар сапог износить,
Семь вёрст киселя хлебать,
Может быть, и придёшь на тот свет
Родных повидать.
Может, просто в глаза заглянуть,
Расспросить про дела,
Может быть, помолчать о своём,
Как сажа бела…
Эх, молочные реки, кисельные берега,
Не видать ни зги,
Только шелест трав, только плеск весла,
По воде круги.
Ходят тени в ночной тишине –
Ни вернуть, ни обнять,
Даже если всю жизнь в сапогах
Сквозь кисель шагать…
* * *
Белела твоя косынка,
Стучала твоя машинка,
Смеялись твои глаза…
Не говори! Нельзя…
Утром гляну в окно – темно.
Вечером снова в окно – темно.
Словно выела мышь середину дня.
Или же – середину меня?
Светилось твоё крылечко,
Блестело твоё колечко,
Югосевер тебе открыт, западовосток,
Да улетел лепесток…
* * *
Когда человек уходит буднично и по сроку,
В общем-то, не страдаешь, не шлёшь проклятия року.
Просто за ним начинаешь большую уборку:
Что-то – в помойку, а что-то – в кладовку, каморку.
Кучи вещей, лишённых нужды и смысла,
Странных, как патефон, коромысло…
А ночью глядишь в потолок, где тени фонарь катает:
Что-то пропало, чего-то так не хватает…
Утром тебя тормошат: ну, ты как, ну, что ты?
Всё хорошо… Только кругом пустоты…
* * *
Упростила всё.
Убрала детали.
Жизнь гола,
Будто свитер в клубок смотали.
Из птиц
Знаю только ворону.
Из зверей –
Лисицу вдали видала.
Из земель
Остались дорога к дому
Да поле – холодное одеяло.
Из транспорта признаю
Велосипед и лыжи.
А те, кто уходит,
Уходят под чёрный лёд
Речки нашей,
Текущей сквозь небосвод,
И становятся
Ближе.
* * *
Заросло, побелело, как старый шрам, перестало болеть
То место в моей душе,
Где лежит твоя смерть.
Всё по-прежнему, знаешь ли: города, поезда, облака.
И под локоть меня поддерживает
Не хуже твоей рука.
Я всё строю воздушные замки, свожу-развожу мосты
Над постелью, в которой
Давненько уже не ты.
И записки пишу тебе – уж который год:
Знаю, знаю, что всё проходит…
Ты скажи – этот шрам пройдёт?
* * *
На летней стороне зимы
Сидели мы,
И снег прохладный, будто шёлк,
Касался щёк…
На самом-то деле всё было не так.
Чад сигаретный, вонючий дрянной кабак,
Ты стеклянный совсем и пустой, ты почти затих.
Голову свесив, бормочешь какой-то стих.
Что в тебе нынче – водка или слеза?
Чёлка белая падает на глаза.
Я ведь тебе не мамочка, не жена,
Чтоб утешать. Я и сама пьяна…
Не о чём нам с тобой говорить!
Я сказала тогда, что пойду курить,
И совсем ушла.
Вот и все дела…
На летней стороне зимы
Солнце падало за холмы,
И казалось издалека,
Это огненная река…
А потом ты ещё приходил-уходил,
фигурировал где-то в ролях,
То ли мельницы укрощал,
то ли волков стрелял.
Может, скучно тебе показалось,
может, парус растаял вдали,
Но ты вздумал играть в «Выше ножки держи от земли»,
Я сама вынимала тебя из петли.
Это ли не приключение, не блестящий финал?
Ты стал знаменитым. Жаль, об этом сам не узнал…
На летней стороне зимы
Сидели мы,
И тень твоего крыла
На плечи мне легла,
И белой чёлки шёлк
Коснулся щёк…
Нет. Не любила.
Но как объяснить ещё?
* * *
Колотит тело дрожь, трубит комар в окно.
Сперва: «Зачем пришёл?», а после – всё равно…
И фыркаешь: «Семья? Да нафиг мне она!»
Но тикает в висок: «Останешься одна…»
И думаешь: «Дружок, валил бы ты отсель!»
Но приготовишь борщ и разберёшь постель.
И жизнь тебе блестит колечком на руке,
Но ключ до синяка сжимаешь в кулаке…
* * *
Все, кто взывают к Тебе,
Говорят: дай!
Силы, здоровья, богатства,
Мужа, жену, детей,
Выигрыша, удачи,
Победы в бою.
Дай, говорят, помилуй!
Не отвернись!
А если бы каждому, каждому
Всё, о чём попросил, –
Вот начался бы кипиш,
Вопли и кутерьма!
Нет равноценных желаний,
Слаще чужой кусок,
Каждый кричит:
За что мне, сирому, недодал?!
Ты и молчишь, молчишь себе,
Ничего никому не даёшь.
Вот она – самая полная,
Высшая
Справедливость!