* * *
Всякий зверь, что
под солнцем родится,
Ищет тень, что ему годится,
И ветку знает всякая птица,
На которой хочется ей поселиться,
Но всякая тень и всякая ветка –
От одного они древа, детка.
А где же
произрастает древо
С плодом и для разума, и для чрева?
Прямо идти, направо, налево?
Идти ли в пору жатвы и сева?
Не сойдут ли пока и кусты? Однако
Ты ведь знаешь, какого ты ищешь знака.
Только в этой тени
само нахожденье
Приносит чистейшее наслажденье,
Там всем хватит места, согласны сужденья,
Находят корень свой порожденья.
Но где растёт оно – неизвестно,
Потому что у древа нет вовсе места.
А все размышленья
и испытанья,
И страданья, чего уже там, страданья,
Но с чистым знанием, без метанья,
Встреча в сути самой ожиданья, –
Это и есть то место, что выше
Места, выше едущей крыши.
__________________________________________
Damnatio memoriae (латынь) – стирание памяти.
* * *
Не сработало.
Вольно – и в горы,
Один чёрт – славословь, прекословь…
Остается не брань, не укоры,
А стирание памяти в кровь.
Где два слова, не
свяжешь и лыка.
Что же стих? То ли стух, то ли стих.
А чумному божку с Гиссарлыка
Хватит этих мышей золотых.
* * *
Δέδυκε μὲν ἀ
Σελάννα καὶ Πληίαδες,
μέσαι δὲ
νύκτες, παρὰ δ’ ἔρχεται ὤρα,
ἔγω δὲ μόνα κατεύδω.
Sappho fr. 168b V.
А мне комфортно с
этой болью, странно.
Кусок луны, как тёплых полблина,
На тёмном льду тевета [1] , вот те на,
И, говорят, миндаль расцвел, так рано.
Погнулась карма,
истончилась прана
И аура не дышит ни хрена…
Так не мои, поди, а я со дна
Машу Плеядам, не закрыли б крана, –
Замёрзнет без
движухи тот ручей,
В котором тонут лица без речей,
Зато для сладкогласых – с подогревом.
«А где Фаон?» – «В
Сицилии!» Бултых!
И плаваешь, разглядывая их,
Уж еле видных вороша напевом.
* * *
То ли небо
сползло, то ли мы так легки,
Что Эпохам [2] упёрлись в пашину,
Но лица не увидишь, не то что руки,
Если на слово впустишь в машину
Непрозрачную
дымку, створоженный свет,
Полусонный эфир с поволокой…
Изнутри Тинторетто – налево кювет,
А направо, так склока за склокой.
* * *
Ну, допустим,
пройдёт, отболит, отсаднит,
Зарастёт этот перитонит.
Так за что же, зачем же была эта боль?
Разбираться сама изволь.
Напряду себе
кодов, уловок, ходов,
Объясню стопудов,
И ведь самый зловещий ответ – «Просто так!»
Ни один мне не даст простак.
* * *
Нащупываю дно – а
это небеса,
Болтаться мне теперь, высматривая берег…
Всем сестрам по серьгам, но больше дыр, чем серег,
Я вижу круг, а мне – «Такая полоса».
Но что же вот, и
вот – следы от колеса,
Срезающего лёд вертушкой двух Америк?
За что такой масштаб? Ведь вышло без истерик,
Ну, там и сям словцо, так Божья ведь роса.
А ты не обращай,
масштаб не твой, и ладно.
Мне выгрести бы, впредь чтоб было неповадно
За своего держать, кто хочет быть своим,
Да при своих, моей
не доверяя карте,
Не дама ведь, не туз, – я, кажется, в азарте
Открыла десять сфер… Да мы так прогорим.
* * *
Сколь бы ни был
убог проведенный урок,
Он закончен.
Так, ребята, не надо, не чувствуйте впрок, –
Больно очень.
Ну, не
встретились, встретившись, ну, не зашла
Сфера в сферу.
Дура lex, да ещё нестерпимо пошла –
Хрен за меру. [3]
Есть предел для
проделки, проделали – брысь
По сусекам.
Что сказать-то хотели, какая корысть?
Можно чеком?
Тот, кто
чувствует, дети, на том и штаны,
Тот и главный,
А в бесчувствии были бы оба равны,
Да бесславно.
* * *
Камень сердце
дырявит не силой – внезапным паденьем,
После – и частым битьём, после – и силой своей.
Может, и нет ничего целее разбитого сердца,
Только вот чаще оно бьётся теперь невзначай.
* * *
Желать, желанья
больше не желая,
Мучительнее нет – желанья, да,
Ты здесь – и там, ты вышла в никуда,
Где что и пело, не слыхать и лая.
Подводит
топография былая,
Ведь ты же помнишь – здесь! Но навсегда
Что было счастьем, здесь уже беда,
О чём и не слыхали – воля злая –
Мучительно рождается.
И что ж,
Никто из вас на прежних не похож,
Ни ты, ни твой герой, не твой отныне.
Так что же это
пламя всё горит,
И ты бредёшь, столь холодна на вид,
Не в ледяной, а в огненной пустыне.
* * *
Белых лепестков
круженье,
Аромат цветущих дуль,
Травит мне воображенье
Страшный зверь Непотомуль.
Нет, не ляпнула ни
звука,
Не взглянула невпопад, –
Превзойдённая наука
Безобидных эскапад.
Но на розовом и
белом
Чёрных буковок всё нет,
Страшный зверь мой занят делом –
Ищет побольней ответ,
Чтоб не «занят», а
«в обиде»,
Чтоб не пофиг, а поддых…
Тяжело, лица не видя,
На цветах гадать пустых.