Роман Кацман

Еврейское счастье

Публикуемые в номере рассказы Ш. Й. Агнона входят в сборник «Польша. Сказочные истории», который является частью тома «И те, и эти» в его Собрании сочинений [ «Элу ва-элу» («И те, и эти»), Иерусалим–Тель-Авив, изд-во «Шокен», 1998. С. 287–325. ]. По жанру, они относятся к «деяниям» – сказаниям о чудесных избавлениях, о праведниках или о простых людях, совершивших невозможное, однако имеют форму литературной сказки, отшлифованной писательским гением. К этому жанру относятся многие произведения Агнона, написанные в разные годы и вошедшие в разные сборники.

Не случайно именно «Польша» считается одной из вершин его творчества и пользуется у читателей огромной популярностью. Здесь Агнон предельно заострил и в то же время упростил один из главных своих идейно-художественных приемов: расщепление персонажа – с тем, чтобы обнаружить в нем скрытую силу и превратить «униженного и оскорбленного» в мифического героя, спасающего себя от мрака хаоса и возвращающего культуру на круги подлинности. Вместе с метафизическим измерением, в мир возвращается справедливость. Это не только сказочная победа добра над злом, но и социальная победа слабого над сильным. Эта победа всегда случайна, непредумышленна, ненасильственна и следует за актом отчаянного самоотрицания.

Это магия без мага, чудо без поступка, иногда – даже вопреки поступкам. Герои как бы обманывают историю, создавая, если хотите, альтернативную историю смысла, потому что иначе невозможно сохранить ее от разрушения ее же собственными «движущими силами».

Так, например, в рассказе «На заклание» герои совершают подлинный ритуал, однако от смерти их спасает его случайное последствие – выплеснутая у порога кровь убитого животного. В рассказе «Круги справедливости» мечта бедного старика быть похороненным в Земле Израиля воплощается вопреки его наивным и беспомощным усилиям.

Оказавшись на самом дне, он вдруг перевоплощается: положив «голову свою между коленами своими» [ Книга Млахим 1, 18:42. ], немощный узник превращается одновременно в Элиягу, наиболее мужественного и воинственного из пророков, а также в каббалиста, находящегося в медитативной позе, упоминаемой в Талмуде, в Книге Зоар и более поздней раввинистической литературе, созерцающего тайны сотворения мира и Создателя, восседающего на колеснице херувимов. И наконец, герой «Истории посланца из Святой земли», простодушный и не очень успешный проповедник, доведенный до отчаяния высокомерием и бездушием обитателей местечка, превращается чуть ли не в Мессию, чей приход сопровождается, как это сказано у мудрецов, чудесным перемещением синагог в Эрец-Исраэль.

Некоторые рассказы из цикла «Польша» были написаны Агноном в Германии и опубликованы в журнале «А-ткуфа» накануне его переезда в подмандатную Палестину в 1924 году, другие – немногим позднее. Для сборника, вышедшего в 1925-м, часть из них Агнон переписал заново.

В разгар Третьей алии и халуцианского движения Агнон посвящает большую часть времени сказкам и легендам из жизни польского местечка (правда, он вынужден был бросить проект собирания хасидских историй, начатый в Германии совместно с Мартином Бубером), а также своему роману, первому, наиболее сложному и наименее «романному» из всех им написанных – «Сретение невесты». Центральная фигура романа – реб Юдл, настолько похож на героев цикла «Польша», что становится ясно: именно такой герой виделся Агнону воплощением изобретенного романтиками народного духа. Чудотворная еврейская способность к непреднамеренному прыжку в трансцендентное не зависит ни от географии, ни от идеологии или политики, и потому пронизывает все творчество великого писателя на фоне любых исторических перипетий и катаклизмов.

С этим же связана и особая, хорошо знакомая читателю интертекстуальность агноновского письма, его перенасыщенность библейскими, мидрашистскими и талмудическими цитатами – лексическими, смысловыми, текстовыми и стилистическими, явными и неявными.

Переводчик оказывается вновь и вновь перед непростым вопросом о необходимости примечаний, указывающих на конкретные источники, используемые Агноном. Не без сомнений и колебаний, решил все же от ссылок такого рода отказаться, пытаясь следовать установке автора на то, чтобы читатель опознавал эти цитаты в меру своей эрудиции. Работая над переводами, я попытался выделить их интонационно и стилистически, но не очень навязчиво, стараясь передать агноновскую палитру колоритов и смыслов как можно адекватней.

Насколько это удалось, судить, как всегда, читателю.