Знаменитая «Седьмая колонка» Натана Альтермана в газете «Давар» (1943–1967) была там, без преувеличения, самым популярным материалом. По пятницам, когда она выходила, люди заранее собирались у ворот редакции на улице Шенкин, чтобы не ждать появления газеты в киоске. Газетный лист печатался тогда в семь столбцов; колонке Альтермана отвели место на второй полосе в крайней, седьмой, если считать справа, колонке – отсюда и название.
Начинал он в этом жанре еще в вечернем приложении к газете «Давар» в июле 1934 года. Там стихотворные зарисовки Альтермана назывались «Тель-Авивские этюды». Но уже в ноябре поэт перешел в «Гаарец» на должность переводчика телеграмм с небольшим, но устойчивым заработком 6 лир в неделю. При этом он время от времени публиковал рифмованную актуалию, за которую газета не платила и вовсе ничего. Колонка называлась «Мгновения» (рэгаим) и подписывалась «агав» – «Между прочим».
В конце 1942 года Альтерман ошибочно посчитал, что восьмилетняя служба дает ему право претендовать на повышение заработной платы – или хотя бы на гонорар за будущие тексты. В самом деле, к тому времени «переводчик телеграмм» уже давно вышел из статуса начинающего поэта, а его колонка регулярно привлекала всеобщее внимание (достаточно упомянуть потрясшее Страну стихотворение «Из всех народов», опубликованное в ноябре 1942-го). Тем не менее хозяин газеты Гершом Шокен с пренебрежением отверг претензии мелкого служащего (впоследствии он назвал это самой большой ошибкой в своей долгой издательской карьере). В итоге Натан Альтерман вернулся в «Давар» – на сей раз в главный, пятничный выпуск, и совсем в другой роли – признанного публициста, колумниста, поэта.
Всего Альтерманом было написано более тысячи публицистических колонок, часть из них в прозе. Около семисот вышли в «Даваре», около трехсот – в «Гаарец», некоторые публиковались в других изданиях. Впоследствии отобранные самим поэтом стихи были изданы отдельным трехтомником. Именно этой «презренной» актуалии – а вовсе не монументальной «Поэме казней египетских» и не великолепным поэтическим сборникам «Звезды вовне» и «Голубиный город» – Натан Альтерман обязан своим званием «национального поэта», коим до него величали лишь Хаима Нахмана Бялика (правда, в отличие от Бялика, Альтерман своими лаврами тяготился и всякий раз возмущался, когда кто-либо заговаривал об этом в его присутствии).
Тем не менее нельзя не отметить значительного общественного резонанса, которым встречала Страна многие его колонки. Нередко они превращались в главную тему текущей политической дискуссии, причем не только за чашкой кофе на домашних верандах, но и в зале Кнессета, на страницах газет, на заседаниях правительства. Некоторые тексты (напомню – газетные!) были положены на музыку и превратились в популярные песни. Какой еще поэт мог бы похвастаться таким влиянием на умонастроение общества, таким поистине всенародным прижизненным признанием? Вольно или невольно Натан Альтерман играл роль совести общества, роль современного пророка, артикулирующего заповеди общественной морали новорожденного государства.
Нельзя сказать, что именно он стал пионером стихотворной актуалии. Первопроходцами этого жанра в еврейской периодической печати считаются страстный поборник еврейского просвещения в России Йехуда-Лейб Гордон и, чуть позже него, Моше-Лейб Хашкес (Данциг), выпускник Воложинской ешивы, уехавший за юридическим образованием в США, а затем получивший в конце 1870-х годов вид на жительство в Петербурге. Помимо пьес, юмористических скетчей и лирики на иврите, идише и русском, Хашкес писал еще и рифмованные сатирические тексты на актуальные темы. Он публиковал их ежедневно – возможно, поэтому даже такого плодовитого сатирика хватило всего на полтора-два года. Но жанр запомнился – в ХХ веке примеру Хашкеса последовали другие – такие как один из основателей Тель-Авива Кадиш-Йехуда Сильман, скандально-богемный поэт Александр Пен, хорошо известный в Эрец-Исраэль литератор и журналист Йехуда Карни и даже сам Хаим Нахман Бялик.
Итак, Альтерман не был первым, но его колонка отличалась от всех предшествующих образцов и беспрецедентным долгожительством (двадцать четыре года, если считать одну только «Седьмую колонку», – и тридцать три, если начинать счет с «Тель-Авивских этюдов»), и необычайно высоким для такого жанра литературным качеством. Как правило, стихотворная актуалия, как огня, боится излишнего пафоса, а потому почти всегда впадает в сатирический, а то и пародийный тон. Много сатиры и в колонке Альтермана, но этот истинный мастер стихотворной баллады не был бы самим собой, если бы остался на мало к чему обязывающем уровне пересмешника-пародиста. Альтерман никогда не боялся быть серьезным, гневным, горестным, трагическим, временами поднимаясь – в газетной-то колонке! – едва ли не до эпических высот. В итоге ежедневка «Давар» подарила ивритской культуре целый ряд блестящих образцов настоящей гражданственной поэзии.
Возможно, причина тому – время: рождение «Седьмой колонки» выпало на страшные годы Второй мировой войны и Катастрофы европейского еврейства. В те годы мало кому хотелось зубоскалить – в особенности тем, кто, подобно Натану Альтерману, родился в Варшаве (1910), провел детские годы в Москве и Киеве (1914–1920), а затем учился в Кишиневской еврейской гимназии (1920–1925). Учитывая это, не будет преувеличением сказать, что Альтерман имел все основания считать своей духовной родиной весь восточноевропейский идишкайт, планомерно уничтожаемый в тот момент Гитлером от Балтики до Балкан. Впрочем, не до смеха было и по окончании мировой бойни: в Эрец-Исраэль немедленно развернулась отчаянная борьба за право на свободную иммиграцию и на создание еврейского государства – борьба, завершившаяся Войной за независимость 1947–1949 годов. Публикуемые переводы относятся именно к этому тяжелейшему периоду.