Юлия Рабинович

На ощупь

*   *   *

Работе должное отдавши, я
тащусь домой, а это значит,
что я до ужаса уставшая,
а после ужаса – тем паче.

*   *   *

И стучит по тучам Бог молний посохом,
Закипает море – хочет сварить ухи,
И иду я по воде аки посуху,
И тружусь в ботинках мокрых аки в сухих.

*   *   *

С начала времён до скончания века
Мир стоит на трёх человеках,
А каждый из них – на трёх таких же,
А те – ещё, и ещё, и ниже, и ниже…
И одни человеки до самого дна
Друг на друге.
Вот только загвоздка одна:
Ни один не знает из них, что на нём
Держится мир.
Весь.
И ночью, и днём.

*   *   *

корабли постоят
и уходят без шапки,
остывают в углу
беспризорные тапки,
завывает метель
люперкальской волчицей:
ты в ответе за тех,
кто придёт приручиться.

*   *   *

Интернет включаю, пялюсь в заголовки,
Перелистываю пёстрые картинки…
Мы живём тут хорошо. У нас в кладовке
Снова мыши завелись, грызут ботинки.

А вчера ещё сломался телевизор.
Не совсем сломался – светит как-то странно.
В среду Лиза заходила. Помнишь Лизу?
Я сказала, ты ушёл купить сметаны.

Тихо дремлет, к животу поджав колено,
Ксерокопия твоя под одеяльцем…
Я недавно гвоздь сама забила в стену:
На один удар по шляпке – два по пальцам.

Прочитали Мойдодыра, Айболита,
На полу хромые зайки мокрой кучей.
Заходил бы? Наша дверь всегда открыта,
И под ковриком ключи

На всякий случай.

ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ

Хоть жабы пушисты и белы,
Хоть вымыты шея и уши –
В болота не падают стрелы
И в души.

А жаба мечтает о принце,
Но принц в своем роде прав, и…
Тут жаба идет на принцип!
И на фиг.

Исполнена злости и мести,
Заполнена ей до печёнок –
Находит в торговом месте
Девчонок.

Не праздной забавы ради,
В отделе помады и туши
Подходит к девчонкам сзади
И душит.

*   *   *

Стареем, милая, стареем…
Меняем чаще аватары,
И лента крутится быстрее,
И Новый год какой-то старый…

ВЕРОНИКА

Тридцать три, а такой
состарившийся уже и сутулый.
Ишь – разбойник, а грудь
худая, гляди-ка, и впалая,
да и щёк-то нет,
как голые скалы – скулы,
но глаза!
ой, девки, пропала! Пропала я!
За одну б только ночь…
Брось, не дури, Вероника!
У него ни динара нет для тебя,
ни ночи!
И она подошла и отёрла пот и кровь со святого лика.
Отняла тряпицу –
как кистью художника прорисованы очи.
Знала ль ты, что две тысячи лет 
не устанут тебе молиться
и копировать спаса нерукотворного
на образа?

Солдаты вернутся с казни, 
будет много работы – думает просто блудница,
просто блудница, влюбившаяся в глаза.

*   *   *

ты разрываешь душу в клочья
и разноцветными клочками,
как кучевыми облачками,
раскрашиваешь сумрак ночи.
а люди говорят: «прекрасно!»
а люди говорят: «вы гений!»
и лапа цепкая сомнений
сжимает сердце каждый раз, но
ты снова ждешь, что скажет кто-то:
«не горбись! застегни пальто-то!»
и, вслушиваясь в гул весенний,
ты снова ждёшь
ты ждёшь
напрасно.

*   *   *

Я свернусь тут клубочком, а ты погладь.
И поцелуй тоже.
Говори мне:
«Ты же большая девочка, ты всё сможешь».
Неправда, я маленькая,
просто очень большого роста.
Зачем ты скрывала, мама,
Что взрослыми быть так непросто?
Я б передумала, может, на полпути
Расти.

*   *   *

Слышь, Господи, всё забываю спросить,
вспоминаю уже на обратном пути:
Как вот ты, иже на небеси,
решаешь, кого… а кого спасти?
У тебя есть график? Датчик случайных чисел?
Список добрых дел и проступков?
Что тебе видно вообще с твоей заоблaчной выси?
Или у вас там тоже – ни дня без стука?
А может, просто нечаянно выпустил вожжи,
и все под откос, как телега старая.
Кто там по списку раньше, а кто там позже…
Я, бывает, тоже приду на работу усталая
и туплю в журнал, не пойму сама я,
что к чему, зачем… Ведь и ты, поди
устаёшь. Не начальство чай, понимаю…
Или все-таки график? Тогда…
зря ты, Господи.

*   *   *

Что творится, ты видишь, майн мэйдале[1], видишь?
Папа римский идёт в Яд ва-Шем[2] вспоминать гитлерюгенд.
Нынче незачем новости слушать, добро бы на идиш –
Я ж с Одессы сама, может, слышала, это на юге.
Ну и что же я этим твоим аппаратом услышу?
Мне и слушать всего-то, ты видишь, осталось абисале[3],
Скоро, мэйдале, скоро я съеду под новую крышу,
Под ту крышу, откуда никто никуда уж не выселит.
Шайнэ мэйдале[4], что я услышу твоим аппаратом?
Без таких новостей нам живётся и легче, и проще.
Поживу в тишине. Тихих ангелов в белых халатах
Я узнаю на ощупь.

  1. майн мэйдале (идиш) – моя девонька.

  2. Яд ва-Шем – расположенный в Иерусалиме национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и героизма.

  3. абисале (идиш) – немножко.

  4. шайнэ мейдале (идиш) – красивая девонька.