Ури Цви Гринберг, правнук известного рабби Ури из Стрылиська, носившего прозвище а-сараф – «огенный ангел», прошёл через модные увлечения начала XX века: социализм, анархизм, нигилизм. В литературе примкнул к экспрессионистам, в 1922 году основал литературный журнал на идише, которому дал имя «Альбатрос» – так же назвал свое знаменитое программное стихотворение Бодлер. Потому что тоже видел в поэте «царя высоты голубой», которому мешают ходить по земле исполинские крылья.
Присущий великому поэту дар пророчества помог Ури Цви Гринбергу увидеть то, чего не видело большинство его современников: грядущую Катастрофу. Он точно знал: в Европе евреев ожидает резня. Но когда Гринберг издал поэму «Ин Малхус фун Цейлэм» – «В Царстве Креста», где описал свои видения, своё чёрное пророчество, – даже великий Бялик назвал этот текст безумием.
Того же мнения придерживалась и большая часть евреев Польши, к которым обращался Гринберг, в 30-е годы вернувшийся на время из Эрец-Исраэль в Варшаву, чтобы выпускать там вместе с Жаботинским еженедельник на идише. Поэт старался открыть евреям глаза, а его называли истериком, паникёром. Но прошли считанные годы, и ворота ада распахнулись так, как даже самое чёрное пророчество не могло предвидеть.
Поэму «В Царстве Креста» Ури Цви Гринберг опубликовал в 1923 году в Берлине – в Польше после выхода двух первых номеров «Альбатроса» это издание было запрещено, а власти выдали ордер на арест поэта, по обвинению в «оскорблении христианской религии». Погромная атмосфера, царившая в только что отвоевавшей свою независимость Польше, разнузданный антисемитизм пришедших к власти польских националистов, лицемерие католической церкви – всё это производит на молодого Гринберга самое тягостное впечатление, и он понимает: евреям нет места в Польше, нет места в Европе вообще.
В ноябре 1918 года он сам пережил устроенный польскими легионерами погром во Львове, сам стоял вместе с родителями у стенки под дулами польских винтовок. Город страха, который он не раз упоминает в поэме, – это город его детства, Львов. И он чувствует, что ужасы, которые евреи пережили во время гибели Российской империи и распада Австро-Венгрии, – только прелюдия Холокоста.
И тысячи тысяч в лесной полумрак убегают, / туда, где во взгляде овечьем ноябрь отражается блеском / ножа для закланья…
Одно из центральных мест в поэме – образы мёртвых родителей. Несмотря на то, что Гринберг писал «В Царстве Креста» за двадцать лет до Катастрофы европейского еврейства, он уже тогда ощущал смерть своих близких. В 1939 году Гринбергу удастся в последний момент бежать из Польши, добраться до Страны Израиля, но все его родственники погибнут. И хотя поэт предвидел их гибель, он испытал тяжелейший удар, когда его страшное предвидение сбылось.
Горящие хлева, овцы мечутся и падают замертво. Мечутся евреи и не знают, где выход, и не видят, что небо в огне и что бездна под ними. Небо в огне – это медное небо, которое дважды возникает в поэме. Это сбывшееся библейское проклятие: «И станет небо твоё, что над головой твоей, медью, а земля, что под тобой, – железом».[1]
Поэма Гринберга не случайно называется «В Царстве Креста». Крест для поэта – символ трагедии, символ двухтысячелетних преследований евреев в Европе. Не скрывая своей ненависти к христианской церкви, Гринберг, вопреки сложившейся в еврейском обществе традиции, не скрывает и своей любви к главным персонажам Евангелий – Иисусу и Марии[2]. Поэт называет их настоящие имена – Йешуа и Мирьям, напоминая, что они принадлежат еврейскому народу, что Вифлеем – это не что иное, как библейский Бейт-Лехем, деревня в древней Иудее. Ему трудно понять, почему те, кто Бейт-Лехему молятся здесь на коленях и Библию чтут, хотят истребить народ, давший им веру. Чёрное пророчество поэта – не только о том, что будет с евреями, но и о том, что будет с Европой. Но то, что вы нам уготовили – с вами случится. Через два с небольшим десятилетия после того, как была написана поэма о Львовском погроме, евреи выпрыгивали из окон горящих домов Варшавского гетто, и у многих поляков это не вызывало особого сочувствия, а некоторые откровенно радовались. А еще через год, во время Варшавского восстания, нацистами была зверски разрушена вся польская столица…
Вы будете сплетни свои громоздить воспалёнными ртами, / ругаясь: «Евреи, евреи!», / пока не окутает газ ядовитый церковные своды, / пока не застонут на идише ваши иконы.
И сейчас, почти столетие спустя после того, как поэма увидела свет, сейчас, когда, не признавая право иудеев на Иудею, многие европейские политики фактически отказывают Израилю в легитимации, стихи эти не утратили своей актуальности.
Ури Цви Гринберг отчётливо ощущал всю зыбкость еврейского существования в Европе. Но в отличие от многих других знал, что делать. В 1923 году разошлись его пути с товарищами по литературе – идишскими поэтами: Гринберг уехал в Эрец-Исраэль. А его ближайший друг, поэт Перец Маркиш, – в Советский Союз. Свою жизнь он закончил в лубянском подвале.
А Ури Цви Гринберг умер на восемьдесят пятом году жизни, в своей квартире в Тель-Авиве, в День независимости Израиля.