Если бы я родился не пятьдесят лет назад, а семь, то был бы сейчас маленькой рыжеволосой девочкой. Почему рыжеволосой? Потому что я всё время хотел быть рыжеволосым. Почему девочкой? Просто так – игра судьбы. Любопытно, как оно – быть девочкой. Иметь маму, папу, бабушку, дедушку и ещё балбесного старшего брата, понарошку учащего меня-девочку драться. Вертеться перед зеркалом и воображать, делать рожицы. Красить губы маминой помадой. В распахнутых голубых глазах восторг перед началом каждого дня. Ходить с папой на плавание, лениться. А когда глупый папа спрашивает, кто лучше – мальчики или девочки, с уверенностью отвечать:
– Конечно, девочки!
– Почему?
– Потому что девочки красивее.
И папа, вздохнув, согласится:
– Да, конечно, девочки красивее.
Но так как я родился не семь лет назад, а пятьдесят, то я толстый, лысый и в очках. Одни говорят, что я, вот такой, как есть, похож на Пьера Ришара, другие – что на Депардье. Но это вряд ли. Какой из меня Пьер? И тем более Ришар. Из меня самый захудалый Пьер не получится. Настоящий Пьер высокий и ходит в разных ботинках, а у меня сандалии на босу ногу, шорты и майка. Или, допустим, Депардье… Где у меня те широкие скулы и весёлый взгляд не знавших близорукости глаз? Но главное, почему я не Депардье и не Ришар – я не француз.
Так что, хоть и много говорят про меня, всё неправда. Некоторые говорят, что я добрый, другие – что злой. А я не добрый и не злой. Я разный. Просто мне так удобно. Каждый человек в зависимости от обстоятельств или добрый, или злой, а дома носит мягкие тапочки.
Вот Пьер Ришар действительно похож на Депардье. Во-первых, оба французы, во-вторых, актёры, в-третьих, в одних фильмах играют. А то, что один толстый, а другой тонкий – это внешнее, наигранное.
Настоящее отличие – ты француз или не француз. Девочка или мальчик. Ты вырос или нет.
Я маленький ростом, но вырос. Поэтому я не играю в куклы и у меня умное значительное лицо. А то, что я подслеповатый и часто моргаю, ничего страшного – ведь моргаю я со смыслом. Так о чём я моргаю?
Я моргаю о том, что проживаю свою жизнь. Встаю утром, одеваюсь, спускаюсь по лестнице, покупаю билет на автобус и еду на работу. На работе открываю двери, потом ещё двери и ещё двери – бесчисленное множество дверей. А после захожу в малюсенькую комнату, где стоит столик с узким стульчиком. На этом стульчике я сижу по очереди с другим человеком.
Сейчас в фирме, усадившей меня на узенький стульчик, большие проблемы и нет денег. А раньше всё было замечательно и денег не было только у меня. Но вы не думайте, что моя фирма нищая. Нищий только я, а в фирме, несмотря на проблемы, до сих пор есть люди, которые неплохо зарабатывают.
Но на самом деле мне неинтересно, кто сколько зарабатывает. А узенький стульчик подо мной или широкий, для большого космоса неважно. Я сижу на этом узком стульчике и совершенно свободно размышляю о девочках, мальчиках и французах. Размышляю и моргаю.
Так о чём я моргаю? Я моргаю о том, что мир такой, какой есть, одновременно большой и узкий, богатый и бедный. И что ты в нём, таком большом, выбираешь людей, которых однажды назовёшь семьёй, и место, которое тебе по нраву. А на всё остальное смотришь с любопытством и иронией.
Куклы уходят. Девочка вырастает, и куклы в цветных платьях уходят. Она ещё пытается их удержать в своей жизни. Иногда по вечерам вытаскивает из шкафа, шепчет, поёт им.
Но уже больше и больше огромный мир – с ежедневным мытьём посуды, террористами, забастовками, музыкой и книгами – распахивается перед ней.
И всё начинается сначала.
Так вот, если бы я родилась не пятьдесят лет назад, а семь, то была бы сейчас толстеньким черноволосым мальчиком, любящим играть в солдатики. Почему мальчиком? Просто так – игра судьбы.
Иерусалим, 19.12.2013