ЯФА
Яфа убирает. Быстро-быстро. Тихо-тихо. Чтобы никому не мешать. Повернулась направо – на полу коричневеют водянистые пятна. Это Ронен поднялся по лестнице с чашкой в полной задумчивости и расплескал кофе. Не заметил, конечно. Повернулась налево – одна из девочек обронила бумаги из папки. Веером рассыпались по полу. Спешила, наверное. Яфа пятна вытерла, бумаги подняла. Аккуратно сложила стопочкой на столе.
«Девочке», самой младшей в Конторе, уже под сорок. Орит. Главный бухгалтер. Шустрая очень. И надувается, аж пыхтит. И почему-то не нравится ей, как Яфа убирает. А у Яфы дочь Сигаль такого возраста, старшая ее. Двух дочек Бог подарил, а потом и сынишку – Ави. Хорошие дети. Любят к матери приходить. Перед каждой субботой стоит Яфа на кухне и варит. Потому что кто-то из них обязательно на шабат придет. Яфа и рыбу в соусе храйме приготовит, и салат с бургулем, и шницелей с собой им на неделю нажарит. Дочки готовить не любят.
Сама виновата, не приучила…
А все остальное время Яфа убирает. Сорок лет уже. Или даже больше. Так что и вспомнить особенно нечего. Мыла и мыла полы. Детей рожала. И опять мыла. Сегодня чего уж задумываться, почему так жизнь прожила. Да и некогда задумываться…
На втором этаже давно пора помыть окна. Секретарша Илана косится. Прошла рядом с Яфой, посмотрела на сетки от комаров, провела пальцем. Пыль… Непорядок это. Да что, Яфа сама не видит? Нужно, все нужно сделать за четыре часа. Помыть полы, пропылесосить дорожки в кабинете босса до его прихода, помыть гору посуды в раковине. Кофе-чай все пьют, а стаканы оставляют немытыми. Назавтра – для Яфы.
Вот она и бросается в бой, как приходит на работу. Первым делом, конечно, мусор вчерашний. Огромный полиэтиленовый мешок. Тяжелый, как гири, которые ее Ави поднимал. Молодой был, мускулы качал. А сейчас разошелся с женой, алименты платит на двоих. Ползарплаты уходит на сына и дочку, половина – на съем квартиры с какой-то новой принцессой, а сам днем столуется у матери. Всегда голодный… Вот и бежит Яфа с работы скорей, чтобы обед доварить. С раннего утра все уже приготовлено, только на огонь поставить.
Не привыкла она детей вчерашней едой кормить.
…А мешок все-таки тяжелый.
На днях даже не смогла поднять. Волочила его до мусорного контейнера. А тут битое стекло. Кто его знает, откуда эта напасть на ее дороге. Наверное, проверяют Яфу на выносливость. Высшие силы, наверное… И все рассыпалось! Грязь посреди двора, молочные пакеты, еды остатки, бумаги обрывки, кожура от огурцов, скорлупки от яиц – это девочки на обед салат себе готовят… С трудом Яфа успела все собрать. В новый мешок перекинуть. Вздохнуть глубоко. А тут босс заехал во двор на машине лакированной. И сам весь светится, улыбается. Даже на Яфу взглянул. А так вообще ее не замечает. «Свари, дружок, быстро черный кофе, – говорит ей. – Не забудь добавить своих специй. У меня встреча. Хочу удивить зарубежных гостей».
Ну, Яфа бросилась со всех ног варить кофе. Приправу эту она еще от свекрови знает, а та – от своей бабки. Так весь род их Свисса кофе в Марокко варил. Кто ж думал, что здесь, в Конторе, его полюбят. Теперь едет Яфа на арабский рынок, покупает семена и дома их перемалывает. Можно, конечно, в супере кофе с готовой приправой купить. Кардамон называется. Но не то, совершенно не то. Не пахнет домом.
А каким домом, Яфа не задумывается.
…Ничего от того дома в Микнесе она не помнит. Пять лет ей было, когда собрали родители вещи, взяли Яфу с младшей сестричкой и уехали из Марокко. Поехали бы сразу в Израиль… Так нет, отправились во Францию – счастья искать. Все вокруг говорили – богатая страна… Страна Франция, может, и богатая, только бедным везде плохо…. Шил отец, мужским портным был в Марокко. А во Франции своих портных хватало. Кто ж ему в недобрый час посоветовал на водителя учиться? Вот и выучился, хотел в таксопарк устроиться. И машину на все сэкономленные деньги купил. Яфе тогда уже семь было. Приехал он на своем такси, погудел матери: «Поехали, Париж тебе покажу». Мать руки вытерла, кухонный передник скинула. Даже волосы взбила красиво. Париж все-таки, хоть Парижа она и не видала толком. Все время гладила чужие рубашки. Яфе велела за младшей сестричкой смотреть. «Через час вернемся», – пообещала.
Ну, Яфа булку сладкую для Кэти в молочке размочила, даже трусики мокрые ей поменяла. И играла с ней, сказки рассказывала, пока Кэти не уснула. И стемнело вокруг. А родители так и не вернулись…
«Не знаешь броду – не лезь в воду», – это Яфе однажды сказала русская соседка. Так и отец, на какую дорогу его занесло, где он перевернулся вместе с мамой… Кто же тогда семилетней Яфе рассказывал?
А потом приехала тетка Адина и забрала девочек в Израиль. А как у той Адины ей жилось, лучше не вспоминать…
Спина… Господи, сколько лет вот так она живет, согнувшись… Проверяет, чисто ли пол вымыт. Но нельзя на пенсию. Не проживут они без ее подработок. Когда Цахи уволили с работы, они сняли все его пенсионные деньги. Как раз дочка замуж собралась. Да и холодильник заменить нужно было. И казалось, что все еще впереди. Заработают… А тут у Цахи инсульт. Сперва не поняли, что это. Почему он буквы в словах путает, даже смешно было, и вдруг – рука повисла, и взгляд… Яфа и сейчас помнит взгляд мужа… Стекло, черное холодное стекло. Как она испугалась! Ничего не помнит, ни как скорая приехала, ни как с ним в больницу добиралась. Только помнит, что всю дорогу его руку держала. Чтобы ей жизнь возвратить… Ничего больше не хотела, только чтобы жил он.
Да… пришел в себя Цахи, спасибо Всевышнему. И речь вернулась, и рука двигается. Но работать столяром теперь не может. И сидит Цахи дома, на пособии. Выходит во двор, там полно безработных бездельников, вот он с ними в шеш-беш или в дамки играет.
Хорошо еще не на деньги.
Или вслед молоденьким девочкам облизывается. Конечно, будешь облизываться, если они одеться забывают.
Рваные шорты и майки без бретелек.
А Яфа крутится, так придется всю свою жизнь убирать. Другой работе ведь не научилась. Сперва убирала квартиры, и какие квартиры попадались богатые! Ей даже ключи доверяли. Гордилась этим Яфа, убирала на совесть. А потом – что за рок злой…. Одна хозяйка умерла, и не старая совсем, другая – в дом престарелых с мужем жить перешла, а третья – к дочери переехала. Конечно, нашла бы она себе новые дома для уборок. Людям деньги не жалко, людям время жалко и руки свои с маникюром портить. Но сил у Яфы все меньше и меньше. Износилась, наверное. А тут ей контора эта подвернулось. На четыре часа. Сказали, работа не тяжелая, поддерживать чистоту…
Вот она ее и поддерживает.
Убирает Яфа, а сама в окно посматривает. Тучи! Успеет ли добраться домой раньше чем дождь начнется? Дорога домой – немалая. Автобусом – по промзоне, а потом на маршрутку. Если повезет, уговорит водителя ближе к дому подвезти, а если упрямый или пассажиры не согласны, приходится от остановки два с половиной квартала идти. В дождь, в хамсин… А что делать…
Сегодня она спешит. Нужно Шуки, внука, из садика забрать. Мазаль, младшая ее, не успевает. Учится на курсах бухгалтеров. Хоть одна в семье будет чистую образованную работу делать. Не мыть полы, как мать, или посуду в ресторане, как Сигаль.
Вот так лучше! Сетки в окнах вымыты, прозрачные капельки светятся на них. Даже Орит не придерется. Вазы с цветами в комнате босса политы, картины в коридорах протерты. А что интересно, никто этого не заметит. Замечают только, когда не убрано. Прошлой зимой заболела Яфа воспалением легких, дома лежала. Так сколько к ней звонили! Когда Яфа просто простужена, она на работу ходит. Их в Конторе много – чертежников, инженеров, техников, а Яфа – одна. Болеть нельзя. Иначе босс, сказала Илана, срывает злость на других сотрудниках. Он грязь не любит.
А когда чисто, то все хорошо. И незаметно вроде. Но Яфе так и лучше, что она незаметна. Не любит она выделяться. И никогда не любила. Даже когда молодой была и парни все пытались ухаживать. «Яфá, яфá*», – кричали ей вслед. Да она и сама в зеркало видела, что неплоха собой. Только когда ей было в зеркало смотреть? Восемь лет в школе отучилась с горем пополам, а летом, перед девятым классом, тетка Адина ее уже работать пристроила, утром – малыша нянчить, а вечером – за старушкой ухаживать. А потом – уже и полы стала мыть, много разных полов…
…Вот бежит по лестницам чертежница Ольга с рулоном под мышкой и что-то громко шепчет по-русски в мобильник. Яфа все равно не понимает. Но слова звучат так смешно… Только смеяться некогда. Да и не с кем. Все заняты своими делами. Ронен из технического отдела раздает пригласительные. Женится, наконец. Давно пора! Увидел Яфу, остановился, озадаченно почесал затылок. Видно, не решил еще – звать ее на свадьбу или нет. А Илана зашла в бухгалтерию, показывает девочкам новый маникюр, с камнями цветными и иероглифами какими-то. Девочки восторгаются. А ногти-то полированные и длинные. Не ее это ногти, Яфа знает. Свои Илана давно сгрызла. Но красиво. Илана даже научилась ими печатать, клацает по клавиатуре, словно барабанную дробь отбивает.
А Яфа всего два раза в жизни у маникюрши была. Когда Сигаль замуж выходила и когда Ави женился. А Мазаль… что Мазаль, нет у нее счастья. Так и растит одна сынишку.
Да Яфа ей помогает…
Еще нужно убрать в архиве, принести туалетную бумагу со склада, почистить чайник от накипи, чтобы девочки не сердились, приготовить им перед уходом кофе, вкус которого напоминает ей Дом. А бутерброд свой Яфа так и не успела съесть. Но это не страшно. Можно и в автобусе.
Главное, до дождя домой вернуться…
УТРО
Дождь этим утром был вовсе неожиданным. Кто бы мог подумать, что он вернется в конце апреля, когда уже прошло его время, и вернется с полными ведрами воды, до того холодной, словно нет впереди лета. Нет, это не весенний дождик, который «перестань, мы поедем на фонтань», – в радуге солнечных бликов. Это возвращение в зиму, в бесконечность коротких дней, чередующихся с бесконечно длинными вечерами, которые Дана часто проводила одна. Ну кому он нужен, этот непрекращающийся дождь, в весеннее субботнее утро…
А мама улыбается, конечно, вот еще немного благословенной влаги для наших полей и лугов. Этот дождь, заявляет она, подарок природы, уже когда его никто не ждал и даже в синагогах перестали молиться о дожде.
Мама всегда все знает и дожди любит.
А Дана хотела сегодня проснуться и увидеть в это утро солнце: огромное южное солнце, на которое можно смотреть, только зажмурившись и непременно улыбаясь ему. Она хотела вскочить с постели и подбежать к окну, распахнув шторы с большими золотистыми звездами, порядком надоевшие ей за эту зиму. И обрадоваться, что солнце уже здесь, с ней – вот оно, пожалуйста, расцвело веснушками на ромашках, которые посадил на балконе папа, когда думал, что холода кончились.
Но вчера днем небо натянуло серую майку с пятнами облаков, а к ночи пошел глупенький дождик, который к утру совершенно окреп и не думает расставаться с землей, поливая ее очередной порцией, припасенной, наверное, на следующую зиму. Бьет по подоконнику, булькает в приготовленных собой же лужах, превращая мир в один огромный серый и мокрый шар, в центре которого жалобно мяукает голодный промокший кот, грохочет блестящий от воды проезжающий грузовик и плывет в луже под окном кем-то забытый мяч.
И стоит Дана у окна и ждет Весны, которую ей обещали на сегодня, день ее двенадцатилетия, ее бат-мицвы. Но дождю не видно конца, и Дана начинает привыкать к нему, как к неизбежности. Привыкать к серому утру и еще к тому, что уже несколько дней противно ноет живот, а Юваль из соседнего класса вчера так внимательно изучал эмблему на ее школьной футболке, что хотелось прикрыть ее вместе с маленькими бугорками, недавно обнаруженными Даной во время купания. Но это было любопытно – поймать взгляд Юваля и быстро отвернуться, чтобы не заметил, что щеки ее горячи.
И в конце концов, какое ей дело до этого нудного дождя. Главное, что мама сегодня дома и улыбается ей. Несмотря на то, что теперь мама больше лежит, и папа часто возит ее в больницу, и в свой лифчик она кладет маленькие подушечки, а на голове у нее почти нет волос.
Но мама улыбается ей, значит, дождь этот – не навсегда.