Зинаида Палванова

Лунный удар

*   *   *

Казалось бы, не происходит
ну ничего, ну ничего.
О чём писать?
Так, суета одна сует.
Ан, нет!

Не происходит, если врать
безоблачно, прилично,
а если правды не бояться,
а если грусти не бояться,
то происходит и проходит жизнь.

Пиши, живая, не боись!
Вся жизнь, как стих стихающий,
пишись.

*   *   *

Вновь малахитова даль морская.
Славно беседуя о фрейдизме,
в море из номера перетекая,
мы отдыхаем от жизни при жизни.

Солнце осеннее мягко стелет.
Тут, с очевидной тенденцией споря,
мы насмотрелись на тех, кто стареет
на берегу Нездешнего моря.

Поняли всё – и домой вернулись.
Время – ноябрь. Погляди-ка, на склонах
победоносно войска развернулись
рыжих кустов на террасах зелёных!..

Как хороши эти храбрые пятна!
Вот и дошли мы почти что до края…
Шепчет округа предзимняя внятно:
пусть уходить, но сгорая, сгорая.

*   *   *

Верстаю книжку
смертельно больному.
Нужно, нужно успеть.
Вот и бежим наперегонки –
я и смерть.

Я спешу, у меня одышка,
у смерти одышки нет.
Никому борьба не видна.
Я с книжкой к нему тороплюсь,
с обычной книжкой.

А с чем – она?..

*   *   *

Их смолоду супружеское ложе
надёжно и легко объединяло,
а нынче цель – здоровый образ жизни –
объединяет их, как одеяло…

По-прежнему им не хватает времени.
Вполне довольные своей судьбою,
увлечены диетой обезжиренной,
увлечены вечернею ходьбою.

И мы с тобой, два голубка, взмываем
по вечерам. И в полутьме округи,
когда плывут навстречу нам супруги,
мы истину ночную прозреваем,
мы истину сквозную прозреваем:
страсть старости – здоровый образ жизни!

Из Ури Цви Гринберга

День поник, и свет померк дневной.
Как тоскливы дальней песни звуки!..
Пролегла меж нами тень разлуки.
Счастье – будто море за спиной.

Как шакалы в сумерках кричат!..
Пустоту свою пустыня прячет.
Не постичь нам, что всё это значит.
Клочья двух сердец кровоточат.

*   *   *

Эта женщина переполнена прошлым,
оно из неё извергается по любому поводу
в виде вспышек памяти фотографической,
в виде похвальбы почти что детской.

А в настоящем времени
она переходит дорогу –
как в юности, не дожидаясь
зелёного света.

Она позабыла о возрасте,
это скучно, вот она и забыла.
И настоящее в виде автомобиля
взвизгнуло перед старухой, не сбило…

*   *   *

Хвост передачи телевизионной
я ухватила и была поражена:
леченье смертью –
временной, клинической.

И всё, и медленно поплыли титры.
Пришлось додумывать самой.

Целебна смерть. За несколько минут
она сотрёт случайное – болезнь,
она оставит главное – здоровье.
Она одна поможет пациенту.

Мы подбираемся к лихому инструменту.
У человека, жителя Вселенной,
великие открытья на носу –
как скальпель, в руки он берёт косу!

*   *   *

Надежда умирает последней.
Свидетелей этой смерти нет.

Ты знаешь, мне пришло в голову,
ты знаешь мне пришло в сердце:
надежда не умирает вовсе.

Днём и ночью мерцает эта звезда.
Что-то такое знает надежда,
что позволяет ей
оставаться живой всегда.

Отпуск в будущем

Пространство перед глазами –
то и дело другое,
время – всегда одно и то же,
настоящим оно называется.
Что если бы в отпуск мы ездили
не в иное пространство,
а в иное время?

Хочешь, в прошлое – в юность, в детство
на недельку-другую.
Даже в утробу материнскую можно –
с визой на девять месяцев.

В будущее мы и так всё время движемся,
дорога туда – железная.
Но махнуть бы подальше вперёд –
в будущий, скажем, год –
на пару недель или даже на пару дней,
как в Париж мы с тобой недавно!

Впрочем, отпуск в будущем –
это, может быть, и роскошно,
но, пожалуй, слишком тревожно.
Мало ли где окажешься…
И вернёшься ли на рассвете
в родимое время?
Настоящим оно называется.

*   *   *

Понимать почти научилась:
что бы тут, на земле, со мной ни случилось, –
это мой с Тобой диалог.

Ты мне врезал как мог,
мой жестокий, мой добрый Бог!

Мой черёд отвечать:
делом, делом, а значит – словом.

Помолчать. Всё снова начать
ранним утром седоголовым.

*   *   *

Есть звезда, а имени нет.
Излучает она безымянно
желтоватый мерцающий свет
без натуги и без обмана.

Терпеливо терпит она
одиночество, холод, обиды.
Простодушно себе верна,
не сворачивает с орбиты.

Что её, небессмертную, ждёт?
Дали имя ей слишком поздно.
Всё, сгорела… Но свет её звёздно
прямо в сердце моё идёт.

Дорога к внучке

Ехала к тебе невыносимо долго.
Был пожар ужасный на пути.
С молодой соседкой без умолку
два часа подряд… С ума сойти!

Взмокшая, уставшая, как бобик,
наконец приехала! Твои
вопли радости и потный лобик,
и глазищи! Острый миг любви,

да такой безудержно взаимной,
что, похоже, я не знала здесь,
на земле цветной, прозрачной, дымной…
Вёл к тебе, выходит, путь мой весь!

Октябрёнок, пионерка, комсомолка,
аспирантка, сторожиха, балаболка –
сколько всякой всячины в судьбе! –
ехала к тебе невыносимо долго.
Наконец, приехала к тебе!

*   *   *

Слово «месседж» нынче модно –
сообщение, посыл.
Так закат пылал сегодня,
так хорош собою был!
Отгорев над головами,
сгинула заря. Темно.
Описать закат словами
всё я пробую давно.

На своём трудясь наделе,
обучаюсь уходить.
Но попробуй-ка на деле
прямо в землю угодить!

Но попробуй-ка на деле
оторваться от земли!
Траур небеса надели,
свечи звёздные зажгли.

Месседж значит – сообщенье.
Постигаю в тишине:
красота – моё спасенье,
беззащитное вполне…

*   *   *

Я проснулась.
Душа на месте.
Утро вечера мудреней –
это правда, это проверено.

Может, ночью кто-то
берёт к себе наши души
и чистит, и чинит,
и возвращает утром,
а мы называем это сном?..

И не можем вспомнить,
что там было – во сне…
А бывает наоборот –
не можем забыть.

Может быть, умерев,
мы пытаемся вспомнить:
что там было – в жизни?
Или наоборот: не можем забыть?
Всё может быть…

Жизнь уходит по дню, по мигу.
Демиург-драматург
сохраняет интригу…

*   *   *

Это было в юности.
Затерзали душевные трудности.
Мрак неуверенности в себе.
Мрак неприкаянности в судьбе.

И вдруг я луну увидела –
такую большую,
такую ясную,
такую круглую,
такую спокойную,
такую существующую.

Ночная весть –
о том, что я просто есть.

Ночная весть – с небес, отовсюду –
о том, что я просто буду.

Божий дар –
лунный удар.

Спасатель

Смеюсь на берегу со всеми.
Под солнцем правда не видна.
Куда меня затянет время?
Не будет под ногами дна.

Однажды я уже тонула
среди людей, средь бела дня.
Очами тускло смерть блеснула…
Спасатель спас тогда меня.

Теперь мне чудится подмога –
Спасатель есть и в небесах!
И открывается дорога,
и отпускает душу страх.

Но даже если всё иначе,
мечтаю, одолев себя,
ход времени принять, не плача,
а вызнавая и любя.

Сказать на линии изгиба,
не под волной, а на волне,
часам таинственным спасибо
за время, что досталось мне.