В ПРЕДЧУВСТВИИ ДОЖДЯ
Понедельник
На корявом кусте обгорелом,
недавно розово-белом,
струпья и стружки,
не влагу небесную, а сироп
лакаю из кружки,
со лба утираю пот.
Дождик осыпался и сплоховал,
опять спасовал перед засухой.
Лишь вечер жару к ответу призвал,
упрятал за влажною пазухой.
Ветки над рыжею сединой
истрепанного плюща
заигрывают со мной,
в предчувствии трепеща:
– Просыпается дождь,
разминается дождь,
вот рассеется пыль –
и себя найдёшь,
и кого-то рядом найдёшь.
Вторник
Высь разлинована параллельно.
Дожди упакованы каждый отдельно.
Может быть, верхний сверзится первый,
может, сдадут у нижнего нервы,
может быть, главный, частый и колкий,
спрятан в продольной чернеющей щёлке?
Глянула в небо чуть погодя.
Нет, никакого не будет дождя,
и никаких параллелей нет,
льётся не дождь, а бессовестный свет,
хлещет свирепо по кронам и склонам,
день захлебнулся питьем раскалённым.
Так и живём: ни зонтов, ни плащей.
может быть, это в порядке вещей?
СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК
Скачет зайчик ошалелый
по гардине, по картине,
по листу бумаги белой,
голой, как песок в пустыне.
Пущен из какой же пущи
этот пляшущий посланник?
Знай резвится пуще, пуще
на столе, как на поляне.
Этот, посланный украдкой –
кем, зачем, с какою целью, –
знак участья беглый, краткий,
схвачен солнечной метелью.
* * *
Зажмурилось сознание.
Глаза тут ни при чём.
Достроила бы здание –
проблемы с кирпичом,
ни одного макета,
ни одного наброска,
и лето не пропето,
и тучи шутят плоско.
Ни краски, ни замазки,
ни запаха, ни звука.
Никто стучится в двери,
и я не слышу стука.
ДВОЙНЫЕ ПОРТРЕТЫ
1
Она помнила только горячие
обезумевшие глаза
над своим счастливым лицом.
А когда в окнах вспыхнул гром
и, попусту пламя растрачивая,
безрадостная гроза
их отбросила друг от друга –
дней оставшихся правильный ком
покатился, свернутый туго.
2
Старуха видела плохо. Её старик
пуговицу искал, закатившуюся под кровать.
Нашёл. Распрямился не вмиг
и принялся нитку в иголку вдевать,
пуговицу пришивать.
Старуха ждала… Застегнула с усильем
жакет,
к зеркалу подошла. Себя кое-как обсмотрела.
Дед не смотрел. В книжку уткнулся дед.
Вослед старикам солнце в окне горело.
С НАТУРЫ
1
Клонилась акация, выгнув колено,
скворец на колено уселся мгновенно,
и я бы писала ещё про скворца,
но птичьего я не видала лица,
а видела мать, что качели качала,
при том по-английски на сына кричала.
Чем выше сынок, тем мамаша сердитей,
а мальчик, летя, ликовал на иврите.
2
Мой утренний гость-муравей
чёрною запятой на белизне простыни,
и сразу буковки, как муравьи,
и вспоминаю, что тридцать в тени,
что я не та, что была во сне,
что не те уж гости мои…
Говор амхарский с птицами соревнуется
по высоте звучания,
на приблудившейся, вторгшейся в дом волне
кто-то беснуется –
то ли угроза, то ли отчаянье…
Жареный лук соседский
пахнет так по-домашнему,
так по по-вчерашнему,
что кажется, с луком вместе
в предпраздничной жарке-варке
на сковородке чугунной
верещат гусиные шкварки…
А здесь взволнованный кочет
кричит предпасхальным днём.
Мусорщик баком грохочет
почти в изголовье моём.
* * *
Покосы, откосы, плёсы –
Несло нас, везло, катило.
Домчались – раздето, босо,
Лезет в глаза светило.
На безотказном джипе
петляем. Без леса подлески.
С весёлым водителем в кипе
бесстрашны, как рыба на леске.
ЖИВЁМ С ТОБОЙ КАК ПОЛОЖЕНО
1. Интерьер
Живём с тобой как положено:
скатерть на стол положена,
свечи есть и подсвечник,
коврик припал к порогу,
в холодильнике мёрзнет йогурт,
срок его истечёт не скоро,
и наш не вечен.
2. После обеда
Закинула руку за голову,
забыла её, задремала,
подушку малость примяла.
У часов с холодильником заговор,
шебуршит вентилятор на стыках.
Я бы лежала тихо,
но куда этот поезд несётся?
Диван подо мной трясётся.
3. Шляпа
Прошляпила свои поля,
пылится тулья.
В прихожей, дни пустые для,
лежит на стуле.
Ненужность, праздность и тоска.
А было дело,
когда, взирая свысока,
на голове сидела.
4. Vita nova
Зовут из вазы абрикос и слива.
Прости меня, прекрасная чета, –
не натюрморт, а vita… Что за диво!
Жаль, ни таланта нету, ни холста,
ни кисти Куприна или Машкова.
Пригубить свежести?.. Да нет, сыта!
Но все короче эта вита нова,
короче, чем моя. Не мне чета.
* * *
Памяти Юрия Карякина
Опять все сызнова.
Недаром из житья
изжитого, капризного,
безглазая рука моя
выуживает, не спросясь
у закоулков мозга,
с прошедшим траченую связь
и кличет из небытия
всех тех, с кем слишком поздно
и толковать, и выпивать,
и совеститься слёзно,
их лица тонут, вновь плывут,
и что ни ночь, зовут на суд,
как будто, несерьёзно.
20 ноября 2011
* * *
Не возлагайте венков, пожалуйста,
на того, кто не чувствует благоуханий.
Тому, кто не слышит, не надо жалости,
не надо ваших признаний.
И ваших скорбных не надо лиц
тому, кто лишился зренья.
Не надо пенья, не надо молитв,
умерьте градус кипенья!
Не знаю… Скажите, что я не права,
что, может быть, нужно, нужно
венки возлагать, восклицать слова
страстно или натужно,
а вдруг не так уж вы далеки,
а вдруг не бумажные ваши венки.
УТРО В ПОСЁЛКЕ
На щедро раскрашенном блюде
пиров отшумевших осколки.
Какие отдельные люди
живут в этом круглом посёлке
под красною черепицей!
Вот об руку с грустною птицей
потасканный бродит котище,
свой утренний долг исполняя…
Светило несытое рыщет,
в укрытие их загоняя.
Вот пёсик спешит помочиться
и невоспитанно лает…
Студент за автобусом мчится,
а тот тормозить не желает.
Разбуженный плачет ребёнок,
ему детский сад не по вкусу.
А некий бездельник спросонок
метафоры нижет, как бусы.
* * *
Сыну
Весь мир непрочен, заболочен,
дорога из одних обочин,
в окне гримасничают горы,
не находя себе опоры,
ломлюсь в открытые ворота,
за ними незнакомцев рота.
Неужто добралась до грани,
когда с покорностью бараньей
цепляюсь я за провожатых…
Вокзал. Среди пинков и брани
бредет незрячий. В веках сжатых
маршрут, угаданный заране.
Одно в толпе неразличимой
твоё лицо светло и зримо.