* * *
Зачем летает авиатор
так невысоко надо мной?
Я затыкаю уши ватой,
страдаю болью головной.
Мешает мне с природой слиться
турбин бесчеловечный рёв.
В иллюминатор смотрят лица
и видят маленьких коров,
домишки, речки и дороги –
весь предпосадочный наив.
Они бессмысленны и строги,
и я неинтересна им.
А впрочем, будем откровенны,
кому я интересна тут,
на всей земле благословенной –
и в глубину, и в высоту?
Мой путь оставшийся недолог,
за скобки скоро отлечу,
звонит мне только стоматолог,
поскольку я ему плачу.
Паситесь, мирные коровы,
пилот над пастбищем, кружи…
А выше – дедушка суровый,
Ему – что люди, что стрижи.
ПОЛЬСКИЕ АРТИСТКИ
Волос тяжелая кольчуга,
округлость шей, продлённость ног
и носика резное чудо…
Ах, пани польского кино!
У наших нет таких усмешек
и обморочной тени той,
в глубоком вырезе… От Мнишек
их род шляхетский золотой,
от офицерских звёзд Катыни,
от жён царевых и папесс…
Так пепел розовый не стынет,
в алмазе строит козни бес.
Святые, прачки, королевы
с неуловимою блядцой,
как в Божий храм, идут налево,
росой ополоснув лицо.
Я обожаю ваши речи,
как будто с ягодкой во рту…
Ах, пани, пани, вы как реки,
журчащие сквозь темноту.
Красавиц – я не знаю сколько.
Но чтобы утонуть в реке,
ищите, режиссёры, польку
с черешнею на языке.
С ума сойти от вас, наяды
с волною пепла надо лбом…
А взять Литву – буквально рядом.
И что там? Только баскетбол.
* * *
Лица учёных китайцев, как у младенцев, бесстрастны.
Им скрытый космос понятен любого из
россиян.
Не отвлекают их наши надломы, прорывы,
контрасты,
Поскольку начала у всех одинаковы: инь
или ян.
В теле у всех одинаково расположены точки,
Их миллионы, и каждую знает китаец в
лицо.
Как на ладони, пред ним моя матка,
суставы и почки –
Независимо, Рыбой являюсь я, Девой или
Стрельцом.
Кто я – тётка в летах или, может, мужик забубённый,
За душой у которого, собственно, только
душа, –
Информация лишняя, ибо доктор, словно
ребёнок,
Видит суть и копает упорно, размеренно,
не спеша.
Мы с душою безмерной своей китайцам неинтересны,
Взгляд их косой то ли узок, а то ли
слишком широк.
Будет давить мне на вещие точки, покуда
не тресну.
В этом мощь культуры китайской и русской
культуры порок.
Всё душа да душа, без конца, без структуры, без
центра…
Как найти в ней болезнь? Непонятно,
откуда считать.
И куда она денется, бедная, если,
допустим, бессмертна?
Что нам делать-то с нею теперь? С чего
бы, к примеру, начать?
Иероглифом быть – разумно, красиво и чисто.
И меня впечатляют капканчики доктора Шу,
Сталь ручонок его, иллюзиониста и
дзюдоиста
И, конечно же, мастера философской
системы у-шу.
Но точки на территории Ру живут коммунально,
Стеснённые обнаглевшей, многострадальной
душой.
Невозможно лечить нас иероглифом
многоканальным…
Что китайцу полезно и здорово – россу
нехорошо.
И прости за назойливость, маленький гений массажа:
Кто ты был (по Конфуцию – или не знаю
кому)?
Двоеполый певец ли – тот, что на кол для
смеху посажен?
Или дворник Запретного Города, убежавший
во тьму?
Или девочка с ножками в непоправимых тисочках?
Злодей-пасквилянт, на крюке подвешенный
за язык?
Папаша, расстрелянный за
сверхнормативную дочку?
Или вождь плоскомордый, баттерфляем
переплывший Янцзы?
В общем, Шу, как ни кинь, ваша карма довольно плохая –
Не особо прекраснее чёртовой русской
судьбы.
Зря, ей-богу, ребята, вы припёрлись сюда
из Шанхая
Морщить над нашей хворобой ваши
многоучёные лбы.