КНИГА МОИХ ПЕСЕН
Те крики, которыми рот мой коверкал
беды и отчаянья миг,
как бусинка к бусинке, здесь на поверке
в тетрадочке песен моих.
Распахнуты настежь все двери и дверцы,
все клейма и раны видны…
И даже коросты щемящего сердца
вы щупать руками вольны.
Нисан, 5687
В ОТЧУЖДЕНИИ
От стенки до стула… Сяду, нахохлюсь,
дрожа:
холодно солнцу в плену у холодных небес…
Голос далёкой отчизны – набатом – в ушах:
Встань и иди! Убегай! Что ты делаешь здесь?
От стула до стенки… Встану – без цели,
без сил,
В тысячный раз ухвачусь за бесплотный мираж…
Так и брела по дорогам сквозь дождь и хамсин,
Так и любила – сквозь радость и горечь пропаж.
Тель-Авив, 5686
* * *
Можно сто раз воскликнуть: “конец
ярму!”,
можно стократ восславить свободы прыть,
но не сломать словами мою тюрьму,
звона цепей не скрыть.
Сердце моё ты держишь в своей горсти –
то приотпустишь, то в кровь сожмёшь кулаком…
А сердце трепещет, дёргается, частит –
просто частит – молчком.
НОЧНОЙ КОШМАР
Меня вели на казнь. Судья потупил взор,
не повернул лица.
Проклятье той, кто сердце на позор
вручит другим сердцам!
Пыль жгла мои ступни. Иссяк последний
всплеск
последних сил.
Шипы… колючий куст… глухонемых небес
слепая синь…
Дойду до ям и груд под смерти шепоток
и лишь тогда
я обернусь: а вдруг мелькнет его платок
у стен суда?
5687
ЗАПЕРТ САД
Где же ты? Руке моей навстречу
почему не тянет руку брат?
Почему, смущённый и увечный,
убегает твой короткий взгляд?
Заперт сад. Ни тропки, ни зарницы.
Заперт сад… впусти…
До крови мне в камень колотиться
иль уйти?
Адар, 5687
* * *
Моих настроений и мыслей
недолог осенний расцвет.
Они, как последние листья:
слетели, мелькнули – и нет.
Лишь ты мне – извечное счастье,
земля, мать сухая земля,
в минуты любви и участья,
в годины дубья и колья.
И в детстве, родном и далёком,
и в смерти, совсем налегке,
прижму свою бледную щёку
к твоей загорелой щеке.
5687
ХИТРОСПЛЕТЕНИЯ
Горе мне! Увы… Растут соблазны,
тянут руки в ювелирный ряд,
к тем словам, что светятся алмазно
и огнем рубиновым горят.
Этих слов обличие прекрасно,
величав их царственный удел…
Только блеском притупился глаз мой,
звоном злата слух отяжелел.
Как теперь увижу луч рассвета?
Различу ли зов неслышный твой?
Как теперь… Да полно, я ли это –
верная словам, простым, как вой?
5687
СТЕНА
За мною ходила в детстве
печаль, как вторая тень,
и скорбный наряд отрезал
меня от других детей.
Не дети уже давно мы,
и прошлое то – в огне,
но та же печаль со мною,
и та же печать на мне.
Как прежде, стена меж нами,
но ныне раздел вершит
уже не одежда скорби,
а скорбь сиротской души.
5687
* * *
В моем сердце-саду расцвёл ты, –
нет растения там пышней;
в мои жилы и вены вплёл ты
вязь своих ветвей и корней.
И теперь с восхода до ночи
тихий сад мой гудит, как горн…
это ты, это ты грохочешь
миллионом своих валторн.
12 Нисана, 5690
НЕУЖЕЛИ?
Неужели все это случилось со мной?
Со мной?
Неужели вставала с рассветом в поля
И глотала свой пот земной?
Неужели в горячке весенней страды
Наших тел
С высоты перевязанных туго снопов
В общей песне мой голос пел?
Неужели плыла я в твою чистоту,
В синеву?
О, Кинерет родной! О, Кинерет, Кинерет родной!
Неужели ты был наяву?
5687
ЦВЕТЫ “А ВДРУГ?”
В моем саду среди веселых вод
росли цветы по имени “а вдруг?” –
я им была и верный садовод,
и близкий друг.
И днём, и ночью долгие года
я сторожила, не жалея сил,
чтоб ветер под названием “никогда”
бутонов не скосил.
Но этот ветер был совсем не прост –
он гнул своё, хлестал, наотмашь бил…
и вот теперь мой сад зовут “погост” –
как сад могил
. 5688
* * *
Вера мне – в сердце, и в душу – мечты,
не устрашусь наготы листопада;
всё принимаю, иного не надо,
осень, не справишься ты –
зелены мира крутые бока;
осень проклятая, ты далека!
11 Нисана, 5690
БРАТСТВО ЭХА
Залману
Братство эха живет меж нами,
тьмы минувших годов сильней.
Ещё теплится в сердце пламя
тех наивных и чистых дней.
Помню нас на горе, на пике –
моей радости звон и блеск,
твоих глаз глубину, твой тихий,
бледный облик галутных мест…
“Голос твой, – ты сказал, – как песни
пастухов в горах Йегуды…”
Отчего этот миг чудесный
стал нам памятней агады?
В чуждом, воющем, злом бедламе
как прошёл он среди огней?
Отчего это братство – с нами,
тьмы минувших годов сильней?
3 Швата, 5688
* * *
Лишь о себе рассказать я умела…
Узок и мал муравьиный мирок:
Всё напрягала тщедушное тело,
Силилась выполнить тяжкий урок.
В гору крутую ползла неустанно,
Кровью платила за каждую пядь,
Чтобы небрежным щелчком великана
Быть ради шутки отброшенной вспять.
Ах, великан из кошмарной мороки –
Страх муравьиный на веки веков…
Что ж ты зазвал меня, берег далёкий?
Что ж ты солгал мне, огонь маяков?
4 Адара, 5690
Перевёл с иврита Алекс Тарн