* * *
Чуден град Ершалаим,
похож на старинный сервиз
В трёхэтажном буфете
за резною узорчатой дверкой.
Представляю его –
на меня посмотри сверху вниз –
По роману Булгакова,
да и не тянет с проверкой.
Тяга к странствиям
тоже слабеет и сходит на нет,
Беспокойство осталось –
нет охоты пощупать изнанку.
Даже Пушкин и тот,
проживи еще несколько лет,
Пыл утратил бы свой
и не стал бы проситься в загранку.
Всё же трудно представить
что в будущем выпадет нам.
Может быть, напоследок
приоткроется дверца резная,
Я увижу за нею
и Город, и Стену, и Храм
Перед тем, как навечно…
А, впрочем, не знаю… не знаю.
* * *
Бывает так, что страхом дни объяты,
Из каждой подворотни лезут тени,
Предчувствия какие-то дурные
Тревожат душу, унося покой,
Еще мгновенье – рухнешь на колени,
И хлынет ужас через край рекой.
Все силы зла против тебя в союзе,
И кажется, что ты уже “дошёл”…
А славный автомат еврейский “Узи”,
Чеченский “Борз” иль наш “десантный” купишь
И спрячешь под полой, и – хорошо!
НОЧЬ НА 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
Памяти матери
Не знаю, как случилось
это чудо,
Но ты узнала: завтра будет Судный
День гнева и печали. И начнётся
Война. И сын, и муж погибнут,
И сгинет мать в водовороте смерти.
И сам Господь, еврейский бог отмщенья,
Сгорит в огне треблинской круговерти.
…Июньский ветерок влетает в окна,
Ночной оркестр играет тише… тише…
А на страну и город наплывает
Горячее дыхание рассвета…
Но встретить надо этот день достойно,
И ты прошепчешь, сдерживая слёзы:
Любимый!.. Город может спать… Спокойно…
* * *
Всё поле видимости перекрыл транспорт,
И я не вижу, какой трамвай сзади,
То есть, надо ли выйти для пересадки.
Трудно жить в чёртовом Ленинграде,
В смысле – хотел я сказать: Санкт-Петербурге,
Да кишка тонка освоить новые штуки.
Нет, нет – я не новый русский,
И не выучусь этой науке.
На светофоре горит красный,
А машины прут, (не хватает злости).
Обтекая трамвай, где я, как в танке,
Воплощаю метафору башни слоновой кости.
Не представляю, куда влечет нас время,
И какие цены сложатся к лету,
Но мысль о новом средневековье,
Понял в закрытом трамвае, читая газету.
…За слово “бог” не с большой буквы
Посекут на площади при большом народе…
Я не знаю, как это будет точно,
Но что-то, видимо, в этом роде.
ЗАМЕНА ГАЗОВОЙ КОЛОНКИ
Скажем, вот ты меняешь колонку: сгорела, зараза,
Это подвиг, достойный Гомера, – воспой его, Муза!
Это не по части юмора и не просто фраза,
Показалась жизнь – не подарок богов, обуза.
И не более это смешно, чем разрыв селезенки,
Чем в больницу попасть, где не кормят, не лечат,
Где ни “утки”, ни нянек, хоть подстилай пеленки…
Но замена колонки в ванной немногим легче.
Главное, с ними со всеми нужно говорить, общаться –
Диспетчером, мастером, бухгалтером, кладовщицей…
Ты сам когда-то в стихах называл это счастьем,
Ну, и дурак, лучше мышью быть или птицей.
Да, разрыв селезенки… Сам себе делай клизму,
“Строгий постельный”, а надо ползти до сортира…
Предположим даже, ты ощущаешь в себе харизму,
Но суета с колонкой меняет картину мира.
…Нет, и не птицей, не мышью, а мышью летучей,
В темном уголке Вселенной висеть вниз головою,
Без селезенки тоже живут, но ближних не мучай:
Им не прожить без колонки с горячей водою.
Острый зазубренный край ее рвет тебе брюки и душу,
Сесть с нею вместе в автобус, что пройти Фермопилы.
Я совсем не боюсь умереть: я ведь не трушу
Ехать до кольца. И дальше. Пока есть силы.
ПЕСНИ
…Белоруссия родная,
Украина золотая
Мне отец напевал, когда
я еще маленьким был,
О родной Белоруссии и об Украйне златой,
Пролетело полвека, и я почти напрочь забыл,
И совсем уже не к кому мне обратиться: Допой…
…И еще о картошке, которая есть идеал
Пионеров, о синих ночах и кострах –
Это разные песни, но так я их перемешал,
Что одною всплывает в моих перепутанных снах.
Странно то, что отец не стремился вернуться туда,
На отстроенный Витебск хотя бы туристом взглянуть.
…Или он уже знал, что нельзя ничего никогда,
Никогда ничего из того, что случилось, вернуть.
Я тем более вряд ли у новых республик в долгу,
И не должен, вообще, никому ничего.
…Потому и обидно, что я возвратить не могу
Ничего из отцовских долгов Беларуси родимой его.
* * *
– Скажи мне правду. Всю… до капельки…
Твое молчанье мягче олова.
Меня любила? Ненавидела?..
…Контрольный выстрел прямо в голову.
– Еще есть шанс… Пусть жизнью прожитой
Не расплатиться за страдание…
…Нет, и с башкою окровавленной
Ползет, чтоб выполнить задание.
– Да выключи его ты в задницу!
Всю пропасть до глубин измерю я!
– Потом… потом… Оставь, пожалуйста…
Дай досмотреть восьмую серию.
* * *
Володе Родионову
Постой… послушай меня:
это только на первый взгляд
Жизнь подходит к концу, это так… пустяки…
детали.
Встречи и проводы – это не более чем обряд,
На самом деле, мы с тобой здесь всегда стояли.
Ну, посмотри: справа – Казанский, слева –
Спас-на-Крови,
Вдоль времени замершего мы проносимся мимо.
Ты разве невскому ветру подскажешь: Останови
Воду в канале, текущую неумолимо.
В этом нет боли и горечи, даже пусть навсегда
В какой-то недобрый момент ветер расцепит руки…
Время – такая субстанция, что нанести вреда
Оно и не может, чужды ему эти штуки.
На самый худой конец, мы пройдем по нему назад
До этой минуты, когда мы стоим у канала…
Рядом торгуют матрешками… ветер рвет флаги над
Прошлым и будущим… вечностью, что не настала.