Григорий Сухман

о книге ОБЩАЯ ТЕТРАДЬ. Три поколения семьи Аксельрод.

ОБЩАЯ ТЕТРАДЬ. Три поколения семьи Аксельрод. (Т. 1: Меер Аксельрод. Графика. Зелик Аксельрод. Стихи. Т. 2: Михаил Яхилевич. Живопись. Елена Аксельрод. Стихи.)

О живописи Меера Аксельрода написал в своем предисловии к “Общей тетради” Юрий Герчук; Михаилу Яхилевичу посвятил статью Вильям Мейланд; я же – попробую о стихах Елены Аксельрод. В первом томе, в ее переводах из Зелика Аксельрода, прочитал, вздрогнув:

Ночь, пустотой пудовой налитая,
Молчала, город замерший молчал,
Не выстрелы недавние считая,
А имена убитых наповал.

“Расстрелянные”

А ведь знающий идиш услышит ещё больше… По мнению Давида Самойлова, в переводе удаётся воспроизвести не больше трех четвертей авторской поэзии, а Сервантес, писал, что “читать перевод – всё равно, что рассматривать гобелен с изнанки”. Мне сразу же захотелось увидеть собственные стихи Е. Аксельрод, которые раньше, виноват, я раньше не читал.

Два-три точных слова превращают банальность в поэзию, точно так несколько мазков мастера превращают картину из заурядной – в произведение искусства: Море далеко-далече / И дотянется ль до встречи / Слабая вода?

Красота – значит пропорции, строй, блеск, виртуозность.

Встречались мы в жизни другой
Лет двести тому или двадцать?
Зачем вспоминать, дорогой,
Счастливо тебе оставаться.
Зачем меня в гору зовёшь?
Взбираясь, ты нажил одышку.
Спускаться пора, хоть похож
Ты всё на того же мальчишку…

Всё вроде обычно, ритм, рифма. И вдруг: Зачем меня в гору зовёшь? Не знаю, м. б., это стихотворение, написанное в 1986-м, совсем не о грядущей репатриации, но сегодня я прочел его как предчувствие восхождения, алии…

Ко мне загляни на часок,
Припомним доступные горы,
И девственный белый песок,
И храбрые бурные ссоры.
Что были легки, словно мяч,
Который мы в море ловили,
Холодный прибой был горяч,
Когда мы без всяких усилий
Ныряли в зелёную соль,
Ещё не травившую раны…
Короткая, жгучая боль,
Отходчивых слёз океаны.

Всё – и метафоры, и звукопись – самой высшей пробы.

Но ты не уходишь, сидишь,
Задёрнутый плотным туманом,
И память скребётся, как мышь
В той жизни скреблась за диваном.

Грусть пронизывает собрание стихов 1986-2005 годов.

…кто-то из верхней ложи со сцены не сводит глаз.
Этому режиссёру порядок прощаний известен:
…кому рожать, кому провожать, кому на проклятый покой.

Жизнь, однако, продолжается.

…Вновь в доме грудничок – и белый свет
Светлее и белей, и дрожь акаций,
И красный куст в зеленом изголовье –
Еще вчера подобье аппликаций –
Меня не отпускает, взгляд мой ловит,
Ко мне всем телом льнет, живой колючий,
И летний мир, скворча и стрекоча,
В после меня как будто дарит ключик…

Увидеть поэзию в прозе жизни и дать возможность ощутить эту поэзию читателю – это талант, дарованный Всевышним.

Я возвратила ссуду, сдала свои дела,
Смахнула всю посуду с разбитого стола.
Но черепки сверкают часы, недели, дни
И будто намекают: очнись, нам жизнь верни.