Говорит Бердичевский рабби,
Леви Ицхак:
О, Владыка Вселенной!
Я стою среди мира чужого,
под которым сейчас догнивают евреи.
Евреи мои!..
Теплота в них от доброго лета была,
а теперь я на солнце дрожу,
словно нечем прикрыться в заснеженном поле.
Нет и нет, о Владыка Вселенной, ведь я не согласен,
чтобы длилась пора истязаний кровавых,
чтобы и дальше страдал мой народ!
Чтобы Ты, как и прежде, считал, что раз уж евреи прошли
сквозь огонь и сквозь воду, по лестнице ужасов
восходя и спускаясь к вершинам-пучинам –
и не предали веры, полученной в жгучем Синае,
не текли в небеса вместе с дымом глухие проклятья,
и Тебя вместе с кровью текущей из горла они не извергли,
не кричали, как войско: “Куда, Полководец, завел нас?”
Это вовсе не значит, что будут евреи и дальше такими,
не оставят той веры горящей, полученной в жгучем Синае,
будут молиться и утром, и вечером,
к вере припав, словно ветки
припадают к горящему дереву,
опадая с него только пеплом.
Нет, не так…
Или дай им понять: Ты – их Бог и Отец,
и недремлющий их Полководец,
Ты ведь знаешь – куда Своё войско ведёшь.
Хоть и льётся их кровь, но не даром,
и будет за то воздаянье, как за всякую кровь,
кроме скотской и рыбьей, и кроме звериной крови.
Дай понять: продолженье великих молитв,
возносящих, манящих,
хоть и вместе идёт с испытаньями страшными много веков,
но ведёт к исполненью Обета, к созданию царства
между Нилом-рекой и великим Евфратом,
где у них – и хлебá, и вино, да и есть чем гордиться!
Ради этого стоит сквозь слёзы терпеть
года истязаний кровавых.
Если ж нет – не пойдём сквозь огонь
и сквозь воду ещё раз, о нет!
Свой мы выберем путь, как другие народы.
Не дойдя до скончанья времен, мы дошли
до конца всех дорог:
не хотим жить в рассеяньи,
в этих скважинах нефти, где мы догораем,
для чужих освещая безлунную ночь.
Не хотим кровожадных видений –
о вечно-далёком спасеньи,
Не хотим к небесам возноситься
через дверцы печей, из-под волн на потоках чужих…
Не хотим догнивать на полях по бесчисленным странам,
где нашим могилам судьба суждена
точно та же, что брошенным нашим телам…
Не хотим быть ни пеплом в полях,
ни всплеском воды в океане,
а хотим, чтоб текла наша жизнь вдоль понятных границ,
меж крутых берегов,
знать хотим мы и наши пределы,
и сколько нам силы отпущено!
Сколько дано нам земли,
и сколько отмерено неба –
но не больше, не больше…
Потому что нас очень пугает бескрайнее небо нагое
над плывущим незнамо куда,
потерпевшим крушенье на море…
Мы хотим воплотиться навеки,
на вечной земле,
под величием вечного царства,
а не вечных скитаний по вечным ветрам,
а не вечных страданий изгнанья –
головою всегда в облаках,
а сердцем – на вóлнах безбрежных…
Нет уж. Время настало Тебе выбирать:
или будешь Отцом, как того мы извечно хотели,
освятишь и народ Свой,
и мотыгу, и молот, и меч, и, конечно же, песню его,
между Нилом и тою рекою великой;
и возвысится Храм на Горе – наша крепость, величье Твоё.
Мы евреями будем – в молитве и в вере.
И в знаньи, и в тяжком труде.
Кровь у нас – это царская кровь:
подлежит и защите, и мщенью.
Будет у нас и корона Давида,
и меч его благословенный –
в ножнах, всегда наготове;
молитва, пророки;
кормящая мать и поля урожайные;
добрая старость;
вот великий народ – и его уважают соседи,
хотят с ним в союзниках быть:
чтобы в мирное время плодами труда и торговли…
а во время войны – сообща…
Или так.
Или Ты говори:
нету больше Синайских обетов!
вы свободны, вы правы,
Я же – исполнюсь печали…
Вы мне были верны
до последнего вздоха,
кровью всех убиенных;
лучше вас никого себе Бог не найдет!
Перестаньте глазами скакать по вершинам,
на небо взирать,
а идите себе
по долинам, по добрым дорогам.
Посмотрите, как дерево это прекрасно,
как на солнце сверкает река,
И на арфах играйте, воспевайте сегодняшний миг!
Не велите сынам по чужбинам скитаться –
у прочих народов учитесь и злу, и добру –
что захочет теперь ваша плоть – то и благо.
А уж мне, Леви Ицхаку,
будет печально-печально –
не найдётся подобия этой печали:
и не будет теперь ни суббот и ни праздников,
ранних молитв или поздних –
и не будет еврея в молитвенном облачении
в мире, без нас опустевшем;
прекратится навеки еврейская песня;
не омоет еврей свои руки
святою холодной водой из колодца
и не сядет за стол, чтоб за хлеб благодарность сказать;
и всё та же рука не сметёт больше крошек со скатерти,
чтобы птицам Твоим поклевать за окном…
Урожаю полей и деревьев не скажут благословенья –
старики и младенцы, детишки и женщины.
Горе!
Не услышишь теперь и напевов простого еврейского парня –
точно душу его раздирает оргáн,
или скрипка Давида, иль флейта…
Малышей, изучающих Тору,
словно птицы, щебечущих, –
нет, не увидишь…
И напрасно веками текла эта кровь, Боже мой,
и стекала в какую-то бездну, а даже не в море,
чтобы воды его точно в сумерках –
красными стали навеки;
и манящие, и возносящие – веры старинной молитвы,
до сих пор не могли одолеть их враги –
а теперь, Боже мой!
Я сейчас принял образ отца-Авраама –
я тебя подвожу к краю пропасти этому,
вот он – конец всех дорог:
и куда нам – туда иль сюда?
Не привык Ты, о Господи Боже,
чтобы требовал четких ответов еврей у Тебя!
Ты привык к славословию, к витиеватым напевам.
Ты привык видеть, как изливает он душу в слезах,
с каплей крови, с надорванным сердцем кипящим,
с дрожью колен в Судный день, –
но теперь – не крутиться тому колесу, Боже мой!
Я – не дам! Ни за что!
Ты – решай: иль туда, иль сюда!
Требую я, Леви Ицхак Бердичевский,
жду я ответа Всевышнего!
Отвечай: ну, куда это всё –
дальше, дальше волною бессмысленной
под бескрайним, под небом нагим –
Ни за что!
Если всё же Ты скажешь (не дай Бог):
да, дальше волною бессмысленной –
потому-то и крутится шар,
что крутиться ему суждено…
Отвечаю на это я: нет!
Если Ты (не дай Бог) только это имеешь в виду –
разорву я талит на себе,
и как будто разорвана будет
та завеса, которая доступ в Святая Святых закрывала!
И народ от Тебя отвернётся,
покинут Тебя все общины,
оставляя обломки доверья к Тебе,
котомку печали и горя,
и множество плит надмогильных,
замшелых и осиротевших,
и мирскую долину,
покрытую волнами букв, как очами…
И пойду я с народом,
с которым Ты быть не хотел,
когда чрево земли поглощало их,
точно в море тонули бродячие их корабли.
Я пойду с тем народом,
который решит – чтó для плоти его будет лучше,
я их благословлю, сам – скорбя,
понимая, о Боже, что это великая скорбь…
А в полночь я выйду навстречу Вселенной,
последний скорбящий еврей,
погляжу я на те небеса и на звёзды,
на которые первый отец наш смотрел,
прочитаю я “Слушай, Израиль”,
шепча и с надорванным сердцем;
в том мире – теперь уж чужом-пречужом –
упаду я на землю,
по которой евреи от Бога ушли,
и заплáчу, всем сердцем заплáчу…
Ну – доволен? –
спрошу я у Бога отцов моих до Авраама, –
коротка ли рука, что к вере горящей тянулась
через Чермное море?
И сейчас я опять возле моря стою…
Ну, скажи Ты им, детям Израиля, чтобы узнали они!
Я, Леви Ицхак Бердичевский,
и жду я ответа Всевышнего!
Перевёл с иврита Владимир Глозман