Игорь Губерман

Свобода – странный институт

*   *   *

Мы курим возле печек и каминов,
про скорое толкуя новоселье,
в отчаянии много витаминов,
которыми питается веселье.

*   *   *

Сбежала Муза, блядь гулящая,
душа молчаньем туго скована,
и дальше жизнь моя пропащая
уже не будет зарифмована.

*   *   *

То, чем обязан я судьбе,
варившей мне меню,
и чем обязан я себе –
уже не я сравню.

*   *   *

Мошенники, прохвосты, прохиндеи,
охотно собираясь тесным кругом,
едины в одобрении идеи,
что следует быть честными друг с другом.

*   *   *

Следя, как неуклонно дни и ночи
смываются невидимой рекой,
упрямо жить без веры – тяжко очень,
поскольку нет надежды никакой.

*   *   *

Теперь я смирный старый мерин
и только сам себе опасен:
я даже если в чём уверен,
то с этим тоже не согласен.

*   *   *

Судьба сигналы шлёт нам,
но толкуем
мы так разнообразно эти знаки,
что часто чемоданы вдруг пакуем,
хотя настало время сеять злаки.

*   *   *

Потребность наших душ в идее,
мечте и мифе благородном –
отменно чуют прохиндеи,
вертя сознанием народным.

*   *   *

Что будут к худу изменения,
повсюду видно изнутри:
везде на запахи гниения
из нор вылазят упыри.

*   *   *

Хотя в литературе нет советов,
как жить, чтобы душа была в нирване,
Обломов был умнее, чем Рахметов:
лежал не на гвоздях, а на диване.

*   *   *

Я счастлив, отвечает мерин сивый,
и кажется, нельзя сказать иначе,
сегодня быть несчастным – некрасиво:
как будто что-то просишь без отдачи.

*   *   *

Гордимся мы, что тайны мироздания
сверлом буравит разум наш кипучий;
иллюзия возможностей познания –
наркотик замечательно живучий.

*   *   *

Я был упрямым, как осёл,
душа всегда была уверена:
если потеряно не всё,
то ничего и не потеряно.

*   *   *

Люблю крутые поговорки,
из них подмигивают нам
сознанья нашего задворки,
где гнусь и совесть – пополам.

*   *   *

Рвётся жизни течение плавное,
в кошелёк если не за чем лезть,
а что деньги – не самое главное,
понимаешь, когда они есть.

*   *   *

Лежит вокруг ночная мгла,
темно в любом окне,
а совесть подлая легла
и пристаёт ко мне.

*   *   *

В лице людей, почти обыкновенных,
которым я безмерно благодарен,
послал мне Бог читателей отменных –
на деньги их мой суп сегодня сварен.

*   *   *

Трус убегал, и вслед ему
кривился лунный диск:
Бог помогает лишь тому,
кто сам готов на риск.

*   *   *

Что случилось – пустяк, ерунда:
тут наплюй, там исправить возможно,
а реальная в жизни беда –
если ты одинок безнадёжно.

*   *   *

Народных суждений слепая волна,
включая и мысли ублюдка,
содержит изрядную долю гавна,
продукта души и желудка.

*   *   *

Трепаться – любезная сердцу традиция,
но тут я сидел и разглядывал стены:
есть люди – такая у них эрудиция,
что с ними скучаешь на разные темы.

*   *   *

Сегодня мне работать лень,
затею праздничный обед:
отмечу рюмкой первый день
оставшихся от жизни лет.

*   *   *

Уверен я, что Бог, даря скрижали,
сочувствием и жалостью томим,
велел, чтоб мы сперва соображали,
а после уже следовали им.

*   *   *

Сегодня вышел день удачный:
Как будто что нашёл и поднял,
и возле сердца лист наждачный
почти не трёт его сегодня.

*   *   *

Густую чушь мои уста
несли нечаянно и вдруг,
но у меня душа чиста,
поскольку мне язык не друг.

*   *   *

Везде каноны и традиции,
уставы, стили и обычаи,
за их незримыми границами
блаженно тонешь в неприличии.

*   *   *

Когда утёкший день отмечен
мыслишкой в новом оперении,
то я и пить сажусь под вечер
в гораздо лучшем настроении.

*   *   *

Не знаю, как на свете том,
но твёрдо знаю, как на этом:
всё, что оставил на потом, –
уносят с дружеским приветом.

*   *   *

Когда уже покой заслужен,
и годы нам легли на лица,
мы начинаем видеть хуже,
чтобы на зеркало не злиться.

*   *   *

Я жил весьма, совсем, отнюдь не строго,
но строго за своей следил судьбой,
боялся потому что я не Бога,
а тягостной вражды с самим собой.

*   *   *

Народ желает сильного царя –
чтоб доблестный он был и удалой,
и вскоре долгожданная заря
закатом обращается и мглой.

*   *   *

Да, мир наш сочинён довольно скверно,
однако в отношении тюрьмы
кивать на Божий замысел неверно –
её уже придумывали мы.

*   *   *

Меня поили русские ключи,
меня медвяный воздух обволок,
весь век я пролежал бы на печи,
поплёвывая в низкий потолок.

*   *   *

Идея – бабочка в ладонях:
посмотришь – радуется глаз,
но и в совсем пустых погонях
бывал я счастлив сотни раз.

*   *   *

Смотрю на Божий мир я исподлобья –
то гибельно повсюду, то опасно;
однако, если мы – Его подобья,
то ждать Его сочувствия – напрасно.

*   *   *

Когда порушены все вехи
и знаки верного пути,
то можно только в чистом смехе
себе спасение найти.

*   *   *

Жизнь хороша, но удивительна –
такой ли быть она должна?
Неправда людям отвратительна,
а правда – вовсе не нужна.

*   *   *

Выдержит и беды, и напасти
наша лучезарная порода,
есть у нас пожизненное счастье –
страшно далеки мы от народа.

*   *   *

В раздорах о беспочвенных правах,
в походах на врага с отважной песней
толочься лучше в крупных жерновах –
опаснее, но много интересней.

*   *   *

Когда компания пестра,
но пьёшь возле друзей,
то горечь – мудрости сестра –
уходит вместе с ней.

*   *   *

Если где-то жизнь идёт не гладко,
первым обвиняется еврейство –
Бога это прихоть и загадка
или наше тайное злодейство?

*   *   *

Живя с оглядкой бесконечной,
уже совсем забыли мы,
что пользу глупости беспечной
воспели лучшие умы…

*   *   *

В предчувствии и близости кончины,
хотя и знает каждый, что не вечен,
по разному ведут себя мужчины,
блажен, кто наплевательски беспечен.

*   *   *

Время сушит мыслящие стебли
на короткой жизненной дороге,
меньше я пишу теперь о ебле,
чаще начал думать я о Боге.

*   *   *

Стишками был я в молодости мучим
и с лермонтовской ручкой в рюкзаке
томился на великом и могучем,
правдивом и свободном языке.

*   *   *

Мир сотворён был не случайно
так оголтело и недужно:
давно мы поняли печально,
что Богу пить совсем не нужно.

*   *   *

 
Я сам рубил узлы в моей судьбе,
то мягко управлял собой, то строже,
всем худшим я обязан сам себе,
но лучшим я себе обязан тоже.

*   *   *

Люблю случайные наброски,
люблю небрежные эскизы,
содержат эти недоноски
души начальные капризы.

*   *   *

Много лет мы вместе: двое
Как единый организм.
За окошком ветер воет,
навевая оптимизм

*   *   *

Пустые трёпы и болтания
однажды рано или поздно
шутя рисуют очертания
того, что подлинно серьёзно.

*   *   *

Боль уйдёт в колёсном перестуке,
а пока что – сядем и налей;
сколько ни писали о разлуке,
а она гораздо тяжелей.

*   *   *

Мне горестно, томительно и странно,
однако я молчание храню,
когда витиевато и пространно
несут нам несусветную херню.

*   *   *

Я два часа провёл недавно
в пустом никчемном разговоре
и вдруг подумал: как забавно –
трепаться с фауной о флоре.

*   *   *

Получив на своё усмотрение
время жизни от сих и до сих,
я не тратил его на борение,
потому что дурак, но не псих.

*   *   *

В сумерках полощутся видения,
прошлое мешая с небывалым:
будто бы имел я убеждения
и страдал тоской по идеалам.

*   *   *

Не зря себе создали Бога двуногие –
под Богом легко и приятно;
что Бог существует, уверены многие
и даже Он сам, вероятно.

*   *   *

Большое преимущество курения –
возможность отлучиться в коридор,
покуда воспалённо льются прения
и все уже несут горячий вздор.

*   *   *

С людьми активное общение,
их жалоб мелкая блудливость
во мне рождают ощущение,
что есть на свете справедливость.

*   *   *

Довольно странным сочетанием
ветвится дух во мне двойной:
с ленивой склонностью к мечтаниям
ужился чёрный скепсис мой.

*   *   *

Те, в ком болит чужая боль,
кого чужое горе мучит –
они и есть душа и соль
всей остальной кишащей кучи.

*   *   *

Хрумкал поезд простора излишки,
молчаливо текли провода,
за окном нескончаемый Шишкин
Левитана пускал иногда.

*   *   *

Хотя легко ношу гуляки маску
и в мелкой суете живу растленной,
но часто ощущаю Божью ласку
в наплыве тишины благословенной.

*   *   *

В текучке встречаемых лиц
заметнее день ото дня
призывные взгляды девиц,
текущие мимо меня.

*   *   *

А книжек в доме очень мало
сейчас держу я потому,
что сильно с возрастом увяло
моё доверие к уму.

*   *   *

Тихо нынче в Божьих эмпиреях
и глухой в общении провал:
думаю, что это на евреях
Бог себе здоровье подорвал.

*   *   *

Кочуя сквозь века и расстояния,
Творца о выживании моля,
евреи доросли до состояния
готовности сей миг начать с нуля.

*   *   *

Все у меня читают разное,
и каждый прав наверняка:
одним любезны игры разума,
другим – беспечность мудака.

*   *   *

С теми, кто несчастен и унижен,
скорбен, угнетаем и гоним,
стоит познакомиться поближе,
и уже не тянет больше к ним.

*   *   *

Удивительное время
по России потекло:
утекает, как евреи,
задушевное тепло.

*   *   *

Свобода – странный институт,
не зря о ней ведутся споры:
ведь если все цветы цветут,
то в рост идут и мухоморы.

*   *   *

Мне чтение – радость и школа,
читаю журналов комплекты,
где бляди обоего пола
свои теребят интеллекты.

*   *   *

Добро со злом, а тьма – со светом
дерутся, прыская проклятья,
но все их воины при этом
похожи, как родные братья.

*   *   *

Всегда евреи думали наивно,
когда по разным странам ошивались,
что будут их любить везде взаимно,
и всюду безнадёжно ошибались.

*   *   *

Когда я слышу горестные жалобы –
на близких, на судьбу или на Бога,
я думаю всегда, что не мешало бы
несчастному в тюрьме побыть немного.

*   *   *

Дух еврейский, повадка и мимика –
всю реальность меняют окрест:
два еврея – уже поликлиника,
три еврея – строительный трест.

*   *   *

Испытываю лень и неохоту,
нисколько меня праведность не манит,
а то, что не работаю в субботу –
так я и всю неделю тем же занят.

*   *   *

Хотя прожил я много лет,
но понял я совсем недавно:
без женщин в жизни смысла нет,
а с ними – нету и подавно.

*   *   *

Уже мы торопиться не должны,
все наши дни субботни и воскресны,
а детям как бы мы ещё нужны,
хотя уже совсем не интересны.

*   *   *

Весомо цедит каждый звук
любой властитель дум вальяжный,
чей даже слабый ик и пук
имеют смысл очень важный.

*   *   *

Душа моя – как ангелица,
в ней боль и жалость,
хотела утром похмелиться,
но удержалась.

*   *   *

Влекусь душой к идее некой,
где всей судьбы видна картина:
если не вышло стать Сенекой,
то оставайся Буратино.

*   *   *

Наследственного знания вериги
стесняют жизнечувствие моё,
печальные глаза народа Книги –
от вечного читания её.

*   *   *

Я там бы умер, я сердечник,
хотя мне там бы орден дали,
но шестикрылый семисвечник
позвал меня в иные дали.