Жара стояла невыносимая. Дул хамсин. Йоси Шай проклял себя за скупость – старый кондиционер не справлялся, и в салоне “Субару” было нечем дышать. Вся недолга – две сотни шекелей у арабов. Или пять с половиной – на станции. …А работа не шла. Мало кому спешилось брать такси посреди добела раскаленного дня. Середина недели – вряд ли что-то изменится к вечеру.
Йоси посмотрел на автобусную остановку – в пластиковой тени дожидалось шерутки многочисленное семейство брацлавского хасида. Шесть, нет, семь мальчиков… силен дядя. Как изрядная часть выходцев из кибуцев, Йоси не уважал ортодоксов за бесполезность, к тому же, семейство всё равно бы не уместилось в его авто.
Миловидная “русская” в белой юбочке подскочила на край тротуара, протянула навстречу потоку машин незагорелую руку. Йоси притормозил.
– Ани цриха рехов Шенкин, – смешно играя акцентом, проговорила девушка.
– Шенкин, ульица? Быстро-быстро? – Йоси широко улыбнулся, он любил похвалиться чужим языком. Все таксисты – профессия обязывает – знали по нескольку слов на английском, арабском и идиш, но Шай кроме этого свободно владел французским и эфиопским – волею случая он проектировал две гостиницы и дворец для гарема Хайле Селассие. Но это было давно, в прошлой жизни.
Доехали быстро. Девушка, коверкая слова, рассказывала, как ей нравится жить в Израиле, как она работает в парикмахерской, а на будущий год обязательно поступит в университет.
– Ат ло роца лалехет ба-цава? Армия? – девчонка была щупловата, но из таких – Йоси помнил – выходили самые правильные сержанты на курсах молодого бойца.
Девушка мотнула головой. Йоси сник. Молодежь не хочет служить – это плохо. Войн не становится меньше, стране нужны бойцы. Ави-Дан, младший сын, тоже не стал служить и уехал в Америку искать счастья. А Габриэль все еще летает. От огорчения Йоси взял с девушки полную таксу – обычно он скидывал новоприбывшим десять-пятнадцать шекелей с рейса. Девушка заплатила, чуть сморщив курносый нос, выскочила из такси и побежала через дорогу – только стройные ножки мелькнули. Лет через пять в сок войдет, кукла будет, а пока так… цыпленок.
На Алленби уже стояла пробка. Синие и красные рейсовые автобусы выстроились колонной, желтобокие шерутки пытались прорваться в объезд, остальные гудели и кейфовали, звучало радио. Йоси жалобно покосился на угловой киоск – жестяной яркий рожок мороженого притягивал взгляд. Пожилая хозяйка-болгарка никогда не жалела ни сливок, ни вишенок, ни шоколадной крошки. Но два года назад врач сказал “диабет”. С того дня Йоси и начал менять свою жизнь.
Он женился в семнадцать на Рути Бельцер, лучшей поварихе в кибуце и первой своей женщине, нажил с ней четверых детей и пять внуков. Кончил Технион, двадцать лет проработал архитектором, заработал на дом для себя, пол-квартиры для дочки Эсти – ее мужа убили на территориях, отложил неплохую сумму на старость. Жена изменяла ему с кем ни попадя – когда он возвращался с очередного строительства, соседи докладывали – сколько мужчин и каких видели у госпожи Шай. Он молчал. Он всегда предпочитал молчать, выкладывая себя в чертежи, возводя заурядные монументы из пластика и бетона. Но когда толстый доктор озвучил диагноз и, скучно перебирая бумажки, стал объяснять про уколы, диету и возможные неприятности, Йоси понял, что жизнь кончается. И ему в одночасье все надоело. Он за месяц развелся с женой, оставил ей дом и дело, разругался с тремя из четырех детей, купил себе крохотную квартирку в Бат-Яме, подержанную “Субару” и стал работать таксистом.
…У него – впервые за тридцать рабочих лет – появилось свободное время. Посидеть долгий вечер за музыкой и газетами. Пройтись по набережной, любуясь спокойным, праздным вечерним морем. Съездить в Эйн-Геди, поглядеть на чудесные водопады, сталактитовые пещеры и бесстрашных горных козлов. Выбраться на Кинерет. Зайти в бар или – страшно подумать – на танцы. В ранней молодости Йоси обожал танцевать – что “хору” субботним вечером подле костра, что медлительный вальс под печальный аккордеон. Прожив год в Париже, полюбил Джо Дассена и Азнавура. Но с женою на танцах было тяжело и противно, а одному – неловко. После развода же он пристрастился субботними вечерами выбираться до Тель-Авива в клуб “Малка” – там играли музыку ретро, половина танцоров были седыми, а у кое-кого из старших виднелись синеватые номера на руках ниже локтя. Там он и встретил свою Лиору…
Йоси моргнул, вспоминая, – она стояла с подругой – толстой пьяной брюнеткой и смотрела в толпу сквозь очки. Невысокая, ладная, в чересчур откровенном красном костюме – другую женщину эти вырезы сделали бы похожей на шлюху, а Лиоре все шло. Она выглядела желанной и беззащитной одновременно – немолодая уже, утомленная женщина. Йоси думал – ей сорок, может быть сорок пять. Оказалось сорок восемь, всего на год его моложе. После танцев он предложил подвезти ее до дому – Лиора жила в Рамат-Гане – и сам не понял, как остался ночевать в безалаберном нищем доме. В постели все получилось так, как никогда не выходило с женой. Лиора без устали выхваляла – здоровое тело, мощные руки, мужскую силу, даже запах английского одеколона, – и в четвертый раз завершив, Йоси уснул счастливым.
С утра женщина выставила его из дома – воображаемыми намеками на непредвиденные обстоятельства. Дочь – кучерявая маленькая солдатка – смотрела на нового кавалера матери укоризненно и насмешливо. Попросила добросить до тремпиады и уже перед выходом объяснила: ее ненормальная русская мама никогда не выйдет замуж потому, что выгоняет своих мужчин раньше, чем они ее бросят. Мудрый Йоси почесал в затылке и приехал к Лиоре через два дня с пакетом продуктов из ближнего супермаркета и электрическим чайником – старый, как он успел заметить, был никуда не годен. Выложил подарки на кухонный стол и, насвистывая, взялся за отвертку – жалюзи в кухне перекосило намертво, а не дело жить с окнами нараспашку, если квартира – первый этаж. Он обернулся – попросить тряпку от пыли – и увидел – Лиора плачет. Не накрашенная, теплая, жалкая… Йоси взял ее тут же, в кухне. Она смеялась сквозь слезы, называла его непонятными русскими именами, потом сбегала в душ и хлопотливо взялась варить красный суп с овощами – куда ты пойдешь, голодный? Он остался.
…Пронзительный злой гудок вывел Йоси из размышлений. Пробка медленно двигалась к Йосефталь. Чуть подумав, он резко крутнул руль влево и ушел в переулок. Через старую автобусную станцию на шоссе Аялон выбираться быстрее и проще. Лиора не ждет его, но, наверное, уже дома. Она работала массажисткой и ездила по квартирам разминать пожилых марокканцев и старых полек. Йоси раз двадцать просил ее бросить работу, но упрямством эта женщина превосходила бедуинских верблюдов.
Он ходил к ней три-четыре раза в неделю, и не меньше двух – они ссорились. Он купил ей салон – хороший кожаный гарнитур, два дивана и кресло. Он возил ее на Кинерет, в Эйлат и в Ерушалаим на Новый год. Предлагал – сбережений еще хватало – съездить вместе в Италию. А Лиора упрекала его постоянно – то в скупости, то в расточительстве. К тому же оказалась ревнива – следила за ним, выспрашивала у подружек из клуба – с кем его видели. Однажды притворилась больной, не пришла танцевать, а потом устроила сцену – зачем ты, Йоська, провожал эту курву Броху? Он действительно отвез Броху до дома, даме нужно было в Азур, а автобусы уже не ходили. И эта старая лошадь пыталась делать ему авансы, строила глазки, щипала дружески за бока. Но ничего у них не было, и быть не могло. …Скажем честно, Йоси даже нравилась эта ревность, делающая честь мужской силе. Но ему хотелось только Лиору. Взбалмошная русская зацепила его за душу – беззащитной никчемностью, яростным оптимизмом, бешеным жизнелюбием. День работать, под вечер слечь с приступом, а потом танцевать полночи и еще целоваться на пляже – так умела только она.
Он давно перевез к ней халат, полотенца и тапочки, прикупил свою кружку – как бывший кибуцник, Шай дорожил мелочами обыденного комфорта. Старый брак вспоминался как страшный сон. Невзирая на несходство характеров, Йоси уже не раз думал – чем дальше, тем крепче – а не жениться ли снова. Сколько ему осталось – а эта женщина делает жизнь ярче. К тому же, наконец, выйдя замуж, Лиора, может быть, успокоится, перестанет шарахаться, огрызаться – это все от дурного страха быть брошенной, ее слишком часто бросали.
С этой мыслью Йоси припарковал “Субару” у минимаркета. Диетических хлебцев, зелени, индюшатины и мандаринов. Бутылку вина с Кармеля – недорогое и терпкое, оно вполне устраивало обоих. Шоколадку для Катьи – Лиориной дочки. Солдатка, как маленькая, обожала всевозможные сласти, а Йоси нравилось ее баловать.
Рядом пряталась в доме крохотная ювелирная лавочка. Может, выбрать колечко? Или сперва посоветоваться, подумать. Эсти – единственная из семьи, с кем Шай до сих пор плотно общался, – не одобряла отцову блажь жениться на старости лет во второй раз, да еще на русской. За наследство переживает. Но все посчитано – материнский дом перейдет детям. А квартиркой он обеспечит Лиоре спокойную старость, если она его переживет.
Подле дома как всегда было тихо. Одним из немногих достоинств вечно сырой и холодной квартирки был милый дворик со скамейками и мандариновым деревцем. Лиора поставила под окном стол и два кресла, прохладными вечерами Йоси нравилось пить кофе или вино на воздухе. Шай поставил машину на сигнализацию и толкнул калитку. Окна распахнуты – значит, Лиора дома.
Он открыл двери своим ключом. Вошел в просторную, захламленную прихожую, сел на плетеный табурет – разуться. Дурная привычка, вбитая мамой-француженкой – не мотаться по дому в обуви. Шумела вода – в душе, не иначе как Катья дома, – и на кухне. Сколько раз выговаривал – экономь воду. Русские этого не понимают, а Йоси помнил те времена, когда питья не хватало. Он подгреб к себе мягкие синие тапочки, предвкушая приятное прикосновение ворса к отекшим ступням…
Тапочки были мокрые. Кто-то надевал их совсем недавно, не удосужившись вытереть большие ноги. Йоси сплюнул. Вгляделся в лицо Лиоры – она вышла к нему, вытирая сильные белые руки маленьким полотенцем.
Йоси Шай невозмутимо обулся, аккуратно притворил дверь, положил ключи под коврик. И никогда больше не возвращался.