Игорь Губерман

Не думал, что кому зачтется

СЕДЬМОЙ ДНЕВНИК

*   *   *

Про наше высшее избрание
мы не отпетые врали,
хотя нас Бог избрал не ранее,
чем мы Его изобрели.

*   *   *

Забавно мне смотреть на небо,
в те обольстительные дали,
где я ещё ни разу не был
и попаду весьма едва ли.

*   *   *

Чтобы евреям не пропасть
и свой народ увековечить,
дана им пламенная страсть
самим себе противоречить.

*   *   *

В каких-то скрытых высших целях,
чтоб их достичь без промедлений,
Бог затмевает ум у целых
народов, стран и поколений.

*   *   *

Пришла волшебная пора:
козёл на дереве заквакал,
святых повсюду – до хера,
а просто честных – кот наплакал.

*   *   *

Увы, сколь часто мне казалось,
что мной уже раскрыт секрет,
и до познания осталось
полдня и пачка сигарет.

*   *   *

Я потому грешил, как мог,
живя не постно и не пресно,
что, если сверху смотрит Бог –
Ему должно быть интересно.

*   *   *

Всё состоялось, улеглось,
и счастлив быть могу я вроде бы,
но мучат жалость, боль и злость,
что так неладны обе родины.

*   *   *

Когда на Страшный Суд поступит акт,
где список наших добрых дел прочтётся,
зачтутся не они, а мелкий факт,
что я не думал, что кому зачтётся.

*   *   *

Напьюсь когда – не море по колено,
а чувство куража совсем иное:
как будто я – горящее полено,
и льётся от костра тепло земное.

*   *   *

Только что разошлись наши дети,
на столе – недоед и посуда,
наше счастье – зародыши эти,
что общаются с нами покуда.

*   *   *

Томит еврея русский бес:
мерцает церкви позолота,
шумит в душе осенний лес,
и вкусно чавкает болото.

*   *   *

Блаженство распустилось, как цветок,
я виски непоспешно пью с приятелем,
а мир хотя немыслимо жесток,
однако ровно столь же обаятелен.

*   *   *

Всегда еврей изрядно мнителен,
а разъезжая – остро бдителен:
еврею предки завещали
следить в дороге за вещами.

*   *   *

Наш мир устроен очень круто,
судьба размечена любая,
и Цезарь сам находит Брута,
чтоб удивиться, погибая.

*   *   *

Мы видим по-иному суть и связь,
устав и запредельно измочалясь,
кудрявые не знают, веселясь,
того, что знают лысые, печалясь.

*   *   *

Заметно и поверхностному взгляду,
что ценность человека измерима
его сопротивлением распаду,
который происходит в нас незримо.

*   *   *

Не зря среди чужих едим и пьём,
немедля мы занятие находим:
с которым населением живём,
того мы на еврейский переводим.

*   *   *

Нет, не прелестные шалавы
нужны артисту – он умней,
артиста манит жопа славы,
зовя его стремиться к ней.

*   *   *

Я жил, за всё сполна платя,
меня две матери носили –
я был еврейское дитя,
и был я выродок России.

*   *   *

Рассудок мы в советчики не брали;
пылая вожделением неистово,
мы сразу в обольщения ныряли,
а дно повсюду – очень каменистое.

*   *   *

Давно уже я полностью свободен
и волен в биографии моей,
поэтому из двух возможных родин
я ту предпочитаю, что родней.

*   *   *

Когда забуду всё на свете,
всех перестану узнавать,
пускай заботливые дети
приносят рюмку мне в кровать.

*   *   *

Порою мы в суждениях жестоки,
но это возрастное, не со зла:
в телах у молодых играют соки,
а в душах стариков шуршит зола.

*   *   *

На сцене я весьма нелеп,
но не считаю унижением,
что зарабатываю хлеб
лица необщим выражением.

*   *   *

Текут века и тают годы,
евреи ткут живую нить,
а коренные все народы
мечтают их искоренить.

*   *   *

Из тех, кто осушал со мной бутыли,
одни успели тихо помереть,
а многие живые так остыли,
что выпивкой уже их не согреть.

*   *   *

Оставив надоевшую иронию,
замечу благодарственно и честно,
что рюмка возвращает нам гармонию
с реальностью, паскудной повсеместно.

*   *   *

Меня Творец не просто потчевал
разнообразною судьбой,
но и склонял весьма настойчиво
к упрямству быть самим собой.

*   *   *

Хотя мне явно до конца ещё
пожить немного суждено,
я часто вижу свет мерцающий
у входа в новое кино.

*   *   *

Всё, что мы знаем – приблизительно,
вразброд, обрывочно и смутно,
и зря мы смотрим снисходительно
на тех, кто тёмен абсолютно.

*   *   *

Чтоб мы мельтешились по жизни
спокойней,
таится до срока зловещий рубеж,
и всюду всегда
перед завтрашней бойней
наш воздух особенно светел и свеж.

*   *   *

Беда державе, где главней
кто хитрожопей и гавней.

*   *   *

Уже в лихой загул я не ударюсь,
не кинусь в полыхание игры,
я часто говорил, что я состарюсь,
но сам себе не верил до поры.

*   *   *

Цветущею весной, поближе к маю
у памяти сижу я в кинозале,
но живо почему-то вспоминаю
лишь дур, что мне когда-то отказали.

*   *   *

Есть Божье снисхождение в явлении,
знакомом только старым и седым:
я думаю о светопреставлении
спокойнее, чем думал молодым.

*   *   *

Склеротик я, но не дебил,
я деловит и озабочен,
я помню больше, чем забыл,
хотя, что помню – смутно очень.

*   *   *

Печальное чувствую я восхищение,
любуясь фигурой уродской:
от жизни духовной у нас истощение
бывает сильней, чем от плотской.

*   *   *

Мотив уныло погребальный
звучит над нами тем поздней,
чем дольше в нас мотив ебальный
свистит на дудочке своей.

*   *   *

Питомцы столетия шумного,
калечены общей бедой,
мы – дети романа безумного
России с еврейской ордой.

*   *   *

От лозунгов, собраний и знамён
удачно весь мой век я уклоняюсь,
я менее, чем хочется, умён,
но менее мудак, чем притворяюсь,

*   *   *

Мне всегда с утра темно и худо,
и тому не выпивка виной,
это совесть, ветхая зануда,
рано утром завтракает мной.

*   *   *

Кошмарно время старости летит,
таща с собой и нас неумолимо,
но к жизни так ослаб наш аппетит,
что кажется – оно несётся мимо.

*   *   *

Когда б меня Господь спросил,
что я хочу на именины,
я у Него бы попросил
от жизни третьей половины.

*   *   *

На крохотном запущенном пространстве
евреям повезло собраться вместе,
и речь не о гордыне или чванстве,
а только о достоинстве и чести.

БРЫЗГИ АНТИЧНОСТИ

*   *   *

Сказал философ Йоханан
ученикам однажды днём:
“Купил себе вчера диван
и глубже думать стал на нём”.

*   *   *

Слова Лукиана едва ли
студентам диктуют в тетради:
“Увы, но сегодня морали
нас учат отпетые бляди”.

*   *   *

Печально мудрый Иегуда
писал ночами при луне:
“Когда жена твоя – паскуда,
то детям нужен ты вдвойне”.

*   *   *

Легко пророчествовал Ездра
и понимался без труда,
он говорил: “Поглотит бездна
того, кто свалится туда”.

*   *   *

О личных судьбах Фукидид
гадал по катышкам дерьма
и всех учил: “Душе вредит
существование ума”.

*   *   *

Был рабби Зуся знаменит,
но жил, не слазя с чердака,
он говорил: “Меня тошнит,
когда я вижу мудака”.

*   *   *

Бродячий цадик Соломон
беспечный дух ценил в еврее:
“Да, остолоп и охламон,
а хитрожопых он мудрее”.

*   *   *

Всех наставлял мудрец Рамбам,
что жить обдуманно – удобней:
“Узнавши волка по зубам,
не убеждайся в том подробней”.

*   *   *

О людях рав Абарбанель
судил тепло и беспечально:
“Все те, кто вышел на панель,
там оказались не случайно”.

*   *   *

Рав Нахман даже в недозрелости
нашёл источник утешения:
“Имей мы больше сил и смелости,
крупней бы стали прегрешения”.

*   *   *

Учитель танцев Архилох
во всех досадах и обидах
утешить мог: “На каждый вдох,
пока ты жив, найдётся выдох”.

*   *   *

Большой мудрец был цадик Енох,
таких, как он, сочтёшь на пальцах,
а он учил: “Судьба не в генах,
она в уме, душе и яйцах”.

*   *   *

Асклепий всех лечил отменно,
к нему толпились на приём,
хоть он больного непременно
предупреждал: “Мы все умрём”.

*   *   *

Нахум был мудрец, а не пророк,
но прогнозы делал без труда:
“Ежели кому приходит срок,
тут уже не деться никуда”.

*   *   *

Весьма известный грек Эвтебий
сказал, надрезав ананас:
“А я боюсь, что и на небе
не меньше блядства, чем у нас”.

*   *   *

Сказал в субботу цадик Эзра:
“Не в силах только недоумки
понять, насколько бесполезно
сопротивленье зову рюмки”.

*   *   *

Болтал везде провидец Урия:
“Мы для утех в раю дозреем,
от мусульман любая гурия
сбежать мечтает в рай к евреям”.

*   *   *

Великий грек Аристофан
ворчал, когда бывал не в духе:
“Изобрели бы целлофан,
чтоб на еду не срали мухи!”

*   *   *

Во вздохе рава Гамлиэля –
о людях явная забота:
“Увы, рабочая неделя
длинней, чем краткая суббота”.

*   *   *

Философ йоги Радж Нисах
так толковал мужскую честь:
“Мы можем быть в любых трусах,
когда под ними что-то есть”.

*   *   *

Вся горечь мыслей Парменида
с его бедой семейной вяжется:
“Весной почти любая гнида
нам дивной бабочкою кажется”.

*   *   *

Наставник мудрых Кришнапутра
людей учил, чтоб жить помочь:
“Не спи, когда настало утро,
ложись, когда наступит ночь”.

*   *   *

Был цадик Залман эрудит,
его слова – мой гордый вымпел.
Он говорил: “Кому вредит,
если еврей немного выпил?”

*   *   *

Любил философ Сулейман
сказать изысканно и сочно:
“Когда вчистую пуст карман,
то шевелиться надо срочно”.

*   *   *

Он был мудрец, еврей Шамай,
и мастер в тонкостях копаться,
он говорил: наступит май,
и все потянутся ебаться.

*   *   *

Слова Гилеля разум точат,
они с души сдирают путы:
“Еврей, который выпить хочет,
не должен медлить ни минуты”.

*   *   *

Седой мудрец Авталион
был автор мысли очень точной:
“Умело сваренный бульон –
залог семейной жизни прочной”.

*   *   *

Мудрейший грек Аполлодор
сказал в ответ на речь софиста:
“Излить полезно чушь и вздор,
яснеет ум, когда в нём чисто”.

*   *   *

Воспел философ Каллимах
азы мыслительной науки:
“Чрезмерный умственный замах
родит обычно только пуки”.

*   *   *

Пророк Нехемия когда-то
свёл утешительный баланс:
“Начало бед – рожденья дата,
а дата смерти – новый шанс”.