Евгений Рашковский

Дома, на Сионской горе…

Василий Евгеньевич Емельянов

5 марта 2008 года, после тяжелой затяжной болезни, в иерусалимской больнице “Адасса Эйн-Керем” ушел из жизни удивительный и прекрасный человек – Василий Евгеньевич Емельянов. Его любили и в Израиле, и в России, и для многих людей в обеих странах его уход стал тяжелой личной потерей.

Василий родился в 1945 году в Свердловске. Закончил математико-механический факультет Свердловского госуниверситета. На переломе 60-х-70-х годов обосновался в Москве.

Еще в советские годы он был среди тех, кто, работая в команде московского института “Информэлектро”, многое сделал для будущей компьютеризации постсоветской России. И уже тогда обращала на себя внимание одна удивительная черта его профессионального мировоззрения: компьютерное дело было для него не просто совокупностью конкретных познаний, методов и приемов, но, прежде всего – особой и непреложной формой современного бытования и развития культуры.

Василия знали и любили далеко за пределами компьютерного экспертного сообщества. Широко образованный человек, на редкость отзывчивый к общественной проблематике и к личным болям и трудностям своих ближних, Емельянов был известен и любим в кругах российской интеллигенции. Он и его жена – талантливый театральный режиссер Юна Давыдовна Вертман (1931-1983) – были центром притяжения для множества людей различных общественных убеждений, верований и художественных пристрастий. Крохотная квартирка на северо-востоке Москвы, где жили Василий и Юна вместе с дочкой Женей, была на протяжении “застойных” 70-х – начала 80-х годов одним из самых живых и теплых негласных культурных центров Москвы. Художники, ученые, музыканты, актеры, поэты, диссиденты и еврейские “отказники”, даже никому не ведомые подростки, искавшие свои жизненные пути, – для всех находились доброе слово, традиционно-московская чашка чаю или рюмка вина, мудрый житейский совет, а подчас – при всей “ресурсной” скудости семейства “Емельвертманов” – и некоторая материальная поддержка. То был воистину московский интеллигентный дом, каковых ныне осталось мало.

Страшным ударом для Василия оказалась длительная болезнь и кончина Юны Давыдовны. Василий, окружавший умирающую супругу любовью и какой-то особенно нежной заботой, казалось бы, не сможет оправиться от этого удара. Человек тонкий и ранимый, он, собственно, и не оправился до конца своих дней. Но – выстоял. Помогли любовь к дочери, любовь к людям, любовь к своей профессии и глубокая вера во Всевышнего, да будет Имя Его благословенно.

В 1992 году Василий вместе с дочерью совершил алию и принял гражданство Израиля. И в Иерусалиме, городе его веры и любви, он связал свою судьбу с другой замечательной женщиной – музыкантом, певицей, историком еврейской музыки Светланой Айнбиндер.

И здесь, в Эрец-Исраэль, квартира “Емельбиндеров” тоже стала центром культуры и человеческого общения для многих десятков представителей русскоязычной интеллигенции Израиля, местом встречи израильтян и россиян.

Вообще, Василий имел такое свойство: интеллектуальное и человеческое общение всегда ширилось вокруг него, словно круги по воде.

В Израиле он плодотворно работал по своей специальности, был связан со многими научно-исследовательскими центрами (в частности, с учеными-компьютерщиками Университета Бар-Илан), общался со многими представителями компьютерного сообщества Израиля и Запада.

Наряду с чисто профессиональными трудами, Василий вложил немало сил в работу по увековечению памяти Юны Вертман и замечательного поэта, литературоведа и культуролога Анатолия Якобсона (Москва, 1935 – Иерусалим, 1978).

Отношения с коллегами и с новой родиной складывались не всегда идиллически. Но он возлюбил Эрец-Исраэль глубоко и безусловно.

Вообще, последние два десятка лет меня поражала в Василии Евгеньевиче сила одной редкостной (не побоюсь сказать – бессмертной!) добродетели, имя которой – Любовь к Израилю, ахават-исраэль. Эта добродетель имеет мало общего с тем бытовым этнопатриотизмом, который знаком, по существу, почти всем смертным. Это – зрячая добродетель, добродетель-подвиг, предполагающая любовь к священной словесности и историческим преданиям Израиля, к его Земле, к его людям. Любовь не сторонняя, не вчуже, но принятая на себя.

Василий прекрасно чувствовал и знал язык и культуру этой страны, любил все отдаленные ее уголки, переживал все ее боли и проблемы (царот у-милхамот), как свои собственные. А израильтянам, как правило, свойственно на любовь отвечать любовью…

Не забывая ни на минуту о России, он всё же именно Эрец-Исраэль воспринимал как свой дом.

Он сподобился последнего упокоения на Сионской горе.

…И мысленно обращаясь к отошедшему в вечность другу, я – как приношение его памяти – вспоминаю строки из Владимира Соловьева:

И не колеблются Сионские твердыни,
Саронских пышных роз не меркнет красота,
И над живой водой, в таинственной долине
Святая лилия нетленна и чиста.

Москва, 20 марта 2008 / 13 число месяца адар-2,  5768 (Пост Эстер)

От редакции: Творческое объединение “Иерусалимская антология”, в проектах которого принимал активнейшее участие В. Емельянов, благодарит друзей Василия за инициативу учредить в память о нем премию “Россия–Иудея”, которой редколлегия “ИЖ” сможет отмечать лучшие произведения израильской литературы на русском языке.