* * *
Два с половиной года
Вы были моей попутчицей.
Из веток, ручьев и окон
глядел Ваш печальный лик…
Но верно твердят, что в жизни мы
почти ничему не учимся –
хоть мир столько раз исхожен
и вовсе не так велик.
1.
…Оставленный равен империи,
Рухнувшей и отпетой.
В городе нашем то вьюга, то мгла.
Где-то дорога неровно легла,
Кочку, другую пересекла
И под откос ушла…
Там, где крутила нещадней мгла,
Добрая женщина тихо жила.
Небо, и весны, и колокола
В синих глазах несла.
Только однажды – так, не со зла,
К ней прицепилось словечко «была».
К ней привязалось – такие дела…
Не будет, не есть – была.
Горькие шуточки с языком…
Хватит! – Откройте, поговорим!..
…Словно охваченный столбняком
Голых, как провода, руин,
Город-термитник – последний Рим –
Окаменел без рифм.
Сохнут чернила под сквозняком.
Лампа шатается под потолком.
Будто корабль налетел на риф.
Жарко глазам и горло горит –
Но всё ото всех тайком.
2.
…И хоть верь, хоть не верь – скончалась. Последнюю каплю – схватила залпом.
Что-то не досказала – просто некому было сказать.
Значит, и в наше остывшее время можно уйти внезапно –
Чтобы никто не опомнился и не успел связать.
И, приблизившись к окоему, почти поддавшись хромому тремору
Пальцев и голоса – вдруг отпряну, собственный страх спугну.
– Что ты, опомнись! – Нет, рановато мне, нет, не время
Чахнуть, неметь, столбенеть и ночами глухо выть на луну!
Тихо прощусь, уложу поуютней в памяти Вас, чародейку, певунью, затворницу –
И поеду к другим, тем, которым пока не нужно кричать вослед.
Ибо – если однажды, по недалекости, глупости сущей и это кончится –
Что же тогда нам, брошенным, останется на земле?
3.
Когда поэт умирает, мы открываем его книги,
И стихи становятся сразу стихами, а не просто его дневником.
Когда поэт умирает, мы сначала долго не верим,
Потому что просто не может быть, чтобы его не было на земле.
Когда поэт умирает,
Мы понимаем: что-то должны были делать совсем по-другому,
Потому что он, оказывается, действительно был.
4. POST DEPRESSION
…Но, Господи, снова рэгтайм в переходе метро,
Монетки блестят в бархатистом бордовом футляре,
И звуки настоя и крепости не растеряли,
И сам виртуоз-самоучка напорист и строг.
И нынче опять не стемнеет часов до шести…
Взлетел воробей на раскрытую настежь фрамугу,
Пока мы про истину что-то долдоним друг другу,
Не смея войти
К тем, кого мы могли бы спасти.
Под утро вскочу – и умоюсь ни свет ни заря…
И март на подходе, еще ни на миг не растрачен.
Устрою сквозняк – и пускай это что-нибудь значит!..
Бренчат и поют подоконники. Значит – не зря?..
февраль 2005