СОБАКЕ КАЧАЛОВА, КОМУ Ж ЕЩЁ
Дай, Джим, на лапу счастье мне,
Пока коррупция в стране,
Пока не поздно,
Ведь лихоимец должен пасть,
И праведник войдет во власть –
Нет, я серьёзно.
Смотри же и запоминай:
Бульвар Моше, кафе «Синай»,
За тайной тайна,
И как ни вреден труд в наём,
Мы не случайно тут живём –
А где случайно?
Отчизна тем и дорога,
Что, может, пустишься в бега
По разным меккам,
Где оклемаешься вполне –
Дай, Джим, на лапу счастье мне,
Будь человеком.
РИСТАЛИЩЕ
Материей востребованной самой,
Возможно, не является нетленка:
И Бродский, и физрук, и папа с мамой –
Все сочиняли лучше Евтушенко.
Их так и не узнал народ-кормилец –
Лик физрука давно уже не светел –
У Бродского хоть был однофамилец,
Которого старик Господь заметил.
А я не спец и не слагаю книжки,
И просто не могу смотреть с балкона,
Как во дворе гоняют мяч мальчишки:
Там каждый третий – сущий Марадона.
ПАМЯТИ ПЕРВЕНЦА
Ов. Д.
Я же не ученый, не моё и дело –
Усыпили клона глобалисты в белом –
Пусть им и не спится! Родственник мой, что ли,
Выведен в пробирке для житья в неволе
И в конечном счете на алтарь возложен
Не корысти ради, может быть? Но всё же
Сам себе казался я таким же клоном
И умом, и сердцем, и в смятеньи оном
Сам и догадался, что попутал враг нас,
А невропатолог подтвердил диагноз,
Так мне и сказал он: «Что за чушь овечья –
Вовсе не такая участь человечья,
А совсем другая, скажем, эти звёзды,
Эти грозы, скажем, или этот воздух,
Истины моменты, времена и нравы,
Но и пациенты не всегда неправы:
Сам себе порою я казался клоном,
Только не овцою, а Наполеоном,
Хоть рулить страною не имею шансов,
Впрочем, Бог со мною, тут не до нюансов».
И едва на волю выбравшись из клетки,
Стал я сам собою принимать таблетки,
Говорить с луною, слушать запах серы,
А невропатолог выбился в премьеры.
КОГДА-НИБУДЬ СЕЙЧАС
Я с роду не назарей,
Зато навсегда усёк:
Когда-нибудь на заре
Бог вырубит свет – и всё!
Он свой не упустит шанс
Остаться, покуда цел,
И жаль нам не будет нас –
Ни душ, ни тем паче тел.
НАСТАВЛЕНИЕ
О, юноша: лук, стрелы, щит и меч
Годятся для солидного мужчины,
А ты пока надень шахида пояс.
И УТРО ДНЯ, И ВЕЧЕР НОЧИ
1.
Совершая труд полезный,
Катит дворник бак железный
С мусором всего двора –
Это пять часов утра,
Это город в Палестине
На еврейской половине,
И в округе – свят, свят, свят –
Муэдзины голосят
Под трезвон колоколов:
У монахов свой улов,
И свои у них приколы,
Дворник думает: «Нацболы –
Это мы, а вот меньшинства
Чинят всякие бесчинства,
Допекли, хоть свет туши,
Да и наши хороши,
Чтобы не сказать, что наши,
Между нами, хуже даже –
Это дискурс виноват…»,
Дворник чистит автомат,
Ладит лук и точит саблю,
В склад сдаёт метлу и грабли,
А за сим из-под песка
Поднимаются войска –
Астматические танки,
В танках всяческие панки,
Впрочем, бывшие уже
И в натуре, и в душе –
Молодёжь как молодёжь –
Пусть врага бросает в дрожь,
А не только пап и мам:
Аз воздам!
2.
Как знает жук, куда ползёт?
Он слышит голос, что зовёт,
И в этом смысле – словно Жанна,
А Жанна в той же мере жук,
Но я такого не скажу,
Блюдя политкорректность жанра.
3.
А как же дворник? Жив ли он,
Пал смертью или взят в полон –
Всё это частности, а в целом
Такой выходит брудершафт:
Политкорректность хороша,
Политконкретность портит дело.
ЕЩЁ НОКТЮРН
Повисло мясо на костях
И появилось в новостях.
Но их не смотрит полуночница –
В далёком прошлом озорница –
Война и без неё не кончится,
Но всё равно не спится.
Её товарищ полуночник
Внимает шороху газет,
Вчерашней жизни переносчик
Он полунаг, полуодет
И к худшему готов уже,
Как есть, при полном неглиже.
А за окном висячим садом,
Весь из классических колонн,
Лицом к Луне и к ней же задом
Слезам не верит Вавилон.
На площадях и на бульварах
В ночи светло, как на пожарах.
Мутясь рассудком, Ост и Вест
Жуют один и тот же текст,
Где промелькнут видеорядом
И дальний мир, и тот, что рядом,
Являя сонмища красот,
Но только Богу ведом тот
Сегодня конченый подлец,
А завтра нации отец.
Короче говоря, не спится
Народу, а в календаре,
Как предпоследняя страница,
Мечеть на Храмовой горе.