Игорь Бяльский

слово о друге

15 декабря родные и близкие собрались в кибуце Эйнат проводить в последний путь Шимона Маркиша.

Внезапная смерть застала его 5 декабря 2003 года за письменным столом в Женеве. На экране компьютера остался текст начатого эссе о Борисе Слуцком, с которым Шимон Маркиш дружил много лет.[1]*

Еще три года назад, познакомившись с нашим изданием, Шимон сказал, что отныне все, что он напишет и переведет, будет печататься только в «Иерусалимском журнале». Нечего и говорить – такая высокая оценка ИЖа писателем, давно заслужившим всемирное признание своими фундаментальными – без всякого преувеличения – работами в области художественного перевода, культурологии и истории литературы, не только воодушевила всех нас, имеющих отношение к журналу, но и заставила почувствовать огромную ответственность за начатое дело, а главное – прибавила сил.

Согласившись войти в редколлегию, Шимон – для него это было естественно – в полной мере впряг себя в эту работу: он самым внимательным образом читал готовившиеся к публикации рукописи (в том числе и не известных ни ему, ни широкой публике авторов), сам находил для журнала интересные материалы, участвовал в обсуждении планов и, конечно же, переводил и писал.

В следующем номере ИЖа, который посвящен памяти Шимона Маркиша, мы публикуем вторую часть романа нобелевского лауреата Имре Кертеса «Обездоленность» (Шимон перевел этот роман вместе с Жужей Хетени) и несколько эссе о русско-еврейской литературе, написанных Шимоном в разные годы.

Однако сегодня, прощаясь с великим – сегодня это уже можно и нужно произнести вслух – литератором и ученым, я хочу сказать несколько слов о Шимоне в связи с тем, что напечатано не будет.

Шимон – и в свои семьдесят с лишним – оставался человеком по-настоящему молодым. В нем не было пенсионерской усталости от жизни, когда все уже понятно и «не имеет значения для вечности». Его волновало все, происходящее в современной литературе – и в русско-еврейской, исследованиям которой он отдал последние десятилетия жизни, и в европейской, с которой был связан не только научными интересами, и в нашей израильской, и в родной когда-то русской…

Очень остро переживал он выход двухтомника «Двести лет вместе» Александра Солженицына. Об этой книге много писали в самых разных изданиях, но ИЖ отказался от всех представленных статей. Формально, мы – журнал современной израильской литературы на русском языке (а не русской литературы). А по сути – репатриировавшись в так или иначе отдельное от России еврейское государство, проблемы совместного существования, взаимной любви ли, нелюбви – мы для себя решили, как и большинство наших авторов и читателей. Нам (Светлане Шенбрунн и мне) было очень непросто сказать Шимону, что недлинное его эссе о книге А. Солженицына опубликовать мы не сможем. Наступая на горло своей же демократической песне («В журнале публикуется все, что считает необходимым вынести на суд читателей хотя бы один из членов редколлегии»), я, как попугай, твердил Шимону, тогда уже члену редколлегии, что-то вроде: «Мы – гордые израильтяне, и проблемы антисемитизма нас не интересуют…».

Конечно же, Шимона убедить не удалось. И другой жизненный опыт, и уж очень личное у него было отношение к писателю, которого долгие годы он уважал и любил, к писателю, с которым он вошел в литературу практически одновременно… К писателю, многие тезисы которого в нашумевшем двухтомнике он воспринял как личное оскорбление…

Но я не об этом. Шимон не стал обижаться. Более того – он сдержал свое слово («печататься только в ИЖе») и вообще не опубликовал упомянутое эссе, хотя любое самое популярное издание охотно предоставило бы ему свои страницы. Более того – он никогда об этом тексте не напомнил…

«Такого друга, как Шимон, у меня никогда не было и уже никогда не будет», – сказал на похоронах профессор Иерусалимского университета Михаил Занд. Думаю, что и все остальные, собравшиеся у свежей могилы, испытывали похожие чувства.

Шимон был необыкновенным человеком. Давно-давно Иосиф Бродский назвал его гением. Гениальность Шимона Маркиша не только в его прекрасных переводах и собственных книгах – он был гениален и в «обыкновенных человеческих взаимоотношениях», да, человеческих отношениях: в дружбе, которая может возникнуть и по-настоящему длиться только в совместном деле; в совместной работе, которая по-настоящему успешно и, я бы даже сказал – счастливо, может делаться только друзьями.

  1. * О Слуцком я просил его написать в нашу последнюю встречу в Иерусалиме. За неделю до смерти Шимон читал мне по телефону неопубликованные, по его словам, стихи Слуцкого – Борис Абрамович подарил их Маркишу, накануне его отъезда из России. Архив Шимона Маркиша еще не разобран, и мы не теряем надежды стихи эти отыскать.Начало «еврейского наброска» о Борисе Слуцком – к сожалению, всего две страницы – мы печатаем в этом номере.