11 апреля 1965 года начальник Мосада Меир Амит приехал в Тель-Авив поздно вечером. Темнота уже хозяйничала в городе, отлично уживаясь с рассеянным светом немногочисленных фонарей. Охранник у входа в Министерство обороны узнал его и радостно улыбнулся. Когда-то Амит был его командиром.
Зрительная память не подводила начальника Мосада:
– Как дела, Арон? – спросил он, пожимая руку своему бывшему солдату.
Арон, конечно же, спросил, почему Амит ушел из армии и чем теперь занимается. Его часто об этом спрашивали.
– Бизнес, – пожал плечами Амит.
В марте 1963 года Давид Бен-Гурион назначил генерал-майора Меира Амита начальником Мосада. С тех пор читатели газет больше не встречали его имени. Люди напрасно ломали головы над тем, куда пропал один из самых перспективных генералов ЦАХАЛа, разработавший вместе с Моше Даяном план Синайской кампании.
Меир Амит исчез, словно его и не было никогда, превратился в человека-невидимку. Правда, в том же 63 году Бен-Гурион предложил ему вернуться в армию; обещал, что он станет преемником Ицхака Рабина на высшем командном посту. Амит отклонил лестное предложение, ибо был уже «на крючке» у Мосада и понимал, что эта организация создана как бы специально для него. Он любил Израиль и считал защиту еврейского государства высшим своим предназначением. Эта идея-фикс поглощала его целиком, как других поглощают честолюбивые помыслы или чувственные удовольствия. Это была высшая истина Меира Амита, полностью выражавшая его глубокую и простую человеческую сущность.
Он поднялся на третий этаж, где находился кабинет командующего ВВС Эзера Вейцмана, просторный, отделанный деревом, с модной мебелью. У Вейцмана была слабость к красивым вещам. Он ценил комфорт.
Амиту все нравилось в этом человеке, – и изысканная утонченность, и язвительная острота, и узкое, как шпага, лицо, и даже его умение говорить с очаровательной любезностью неприятные вещи. Вместе с тем, он не считал Вейцмана выше себя, ибо принадлежал к редкой породе людей, лишенных чувства зависти. Отчасти это объяснялось тем, что у Амита давно выработалось ощущение превосходства над другими людьми. Ему казалось, что он видит то, что от них сокрыто, и понимает суть вещей лучше, чем они.
Вейцман же, наблюдавший Амита в ситуациях, когда выявляются скрытые ресурсы души, как-то сказал, что Меир – это живое доказательство безграничности человеческих возможностей. С точки зрения Вейцмана, мужественная решительность Амита, его основательность и трезвость мышления с лихвой компенсировали пробелы в образовании, объясняющиеся особенностями биографии кибуцника и профессионального военного.
Они не виделись около полугода, но встретились так, словно расстались вчера. Не спрашивая гостя, Вейцман приготовил две порции виски. Себе – с тоником. Амиту – в чистом виде.
Вейцман вспоминал какие-то истории, рассказывал анекдоты. Вдруг заговорил о своей охотничьей собаке, попавшей под машину. Парализованную, ее пришлось усыпить. Амит помнил черного пса с длинным телом и грустными глазами.
– Знаешь, Меир, он так верил в меня, так ждал от меня помощи. Он ведь не понимал, что умирает. В отличие от людей, животные – бессмертны, потому что им ничего не ведомо о смерти.
Меир Амит знал, что командующий ВВС пригласил начальника Мосада не для того, чтобы помянуть свою собаку. И терпеливо ждал.
– Послушай, Меир, – сказал Вейцман, – как ты думаешь, когда арабы начнут против нас тотальную войну?
– Ты меня спрашиваешь как начальника Мосада?
– Разумеется.
– Не раньше чем через два года.
– Значит, время еще есть.
Вейцман легко прошелся по кабинету и снова сел в кресло. Его тонкие пальцы чуть вздрагивали на полированной поверхности стола. Амиту почему-то опять вспомнились глаза погибшей собаки.
– Меир, – вновь заговорил Вейцман, и по изменившемуся тембру его голоса Амит почувствовал, что сейчас услышит то, ради чего и был вызван сюда в столь поздний час, – есть одна вещь, которую я хочу от тебя получить.
– Что именно?
– «Миг-21».
Вейцман произнес это будничным тоном, словно попросил сигарету у старого приятеля.
– Это все? – Меир Амит засмеялся. – Ты, Эзер, шутишь, конечно. Ни в одном авиасалоне нам эту игрушку не продадут.
– Значит, надо украсть, – серьезно сказал Вейцман. – Как? На то ты и начальник Мосада, чтобы знать – как. Не мне тебя учить. Но эта игрушка нам необходима. Русские утверждают, что «Миг-21» – лучший в мире истребитель. Три года назад арабы шантажом вынудили Москву поставить им эти самолеты. Они угрожали, что в случае отказа последуют примеру Израиля и перейдут на французские «Миражи». Сегодня, кроме Советского Союза, «Миг-21» имеют только Египет, Ирак и Сирия. Ни нам, ни Соединенным Штатам, ни НАТО об этом самолете ничего не известно. Каковы его скорость, маневренность, электронное оборудование, боевые качества? Мы не знаем. Правда, наши ребята меня успокаивают. Они говорят, что изучат этот самолет в ходе воздушных боев. Но если мы получим «Миг-21» уже сейчас, то представляешь, какие сюрпризы закатим арабам?
Вейцман говорил о русском истребителе со страстью. Меир вспомнил своего приятеля, знаменитого музыканта, который с таким же упоением описывал ему достоинства своей скрипки работы Страдивари, – и улыбнулся.
– Как ты хочешь, чтобы мы преподнесли тебе эту игрушку? На блюдечке? – спросил он.
– Не на блюдечке, а на серебряном блюде – поправил Вейцман. – Не прибедняйся, Меир. Я знаю, что твои люди уже давно занимаются этой проблемой. Как обстоят дела?
– Пока никак, – пожал плечами Меир Амит. – Проделана огромная работа. Рассмотрены все варианты. На самом деле их не так уж много. Перехват самолета в воздухе – отпадает. Для этого нам пришлось бы вторгнуться в воздушное пространство арабской страны, что расценивалось бы как «casus belli». Единственный реальный шанс на успех – это подцепить на крючок какого-нибудь арабского пилота. Мы по крупицам собирали сведения о летчиках, пилотирующих эти «Миги» в Египте, Ираке и Сирии. Моим людям эти ребята снятся по ночам. Их биографии они знают, как таблицу умножения… Все упирается в человеческую психологию. Беда в том, что мы склонны судить о людях, принимая за основу некие постоянные величины, каковых вообще не существует. Наши суждения чаще всего иллюзорны, ибо ограничены стереотипами. Ты задумывался над тем, почему в человеке так много противоречий? Да потому что в нем заключены все истины, а истины, когда их много, противоречат друг другу. И не легко выделить самую нужную истину, которая в конечном итоге тоже может оказаться иллюзорной. …Нужна какая-то зацепка, какое-то редкостное стечение обстоятельств. И чуть-чуть удачи.
Вейцман слушал внимательно, не перебивая, без обычной своей иронической усмешки на тонких губах.
– Но ведь прецедент уже был, – сказал он тихо.
– Ты имеешь в виду Аббаса Хилми?
– Ну, да. Кстати, как египтянам удалось его найти?
Амит нахмурился. Он не любил вспоминать эту историю.
Капитан Аббас Хилми был летчиком египетских ВВС, пилотировал «Миг-21». Это был человек, сжигаемый страстями. Бледное лицо, блестящие глаза и алые губы напомнили Амиту легенды о вампирах, когда он впервые его увидел.
Холодное влечение к женщинам и острым ощущениям долго заполняло жизнь Аббаса Хилми почти целиком, и, возможно, она не сложилась бы столь трагически, если бы не странная тяга к справедливости, которой он не мог, да и не желал противиться. Он возненавидел Насера после того, как ему пришлось сжигать напалмом длиннобородых йеменских кочевников, примитивных детей пустыни, сохранивших верность своему королю и объявивших джихад египетским оккупантам.
Душевная небрежность Хилми, его безразличие к чужому мнению и обостренная чувственность симпатий у офицерской элиты не вызывали. А тут еще пошли слухи о его неблагонадежности. Один выговор за длинный язык. Затем второй. А потом Хилми резко пошел на понижение. Его сделали инструктором в летной школе, и летать он стал не на «Миге», а на тренировочном «Яке».
На нем капитан Аббас Хилми и перелетел в начале 1964 года в Израиль. Это было одно из тех событий, которые никогда не проходят. Они не только меняют всю жизнь, но и сопровождают ее до последней черты.
Амит вспомнил, какое раздражение вызвал у него этот египтянин из-за того, что прилетел на стареньком Яке, не представлявшем для Израиля никакого интереса. Тем не менее, Амит позаботился о том, чтобы Хилми был принят с особой теплотой. Полученная информация о египетских ВВС оказалась бесценной для аналитиков Мосада. К тому же этот капитан публично осудил египетскую интервенцию в Йемене, а сотрудники арабского отдела израильского радиовещания сделали с ним несколько часовых передач, побивших по рейтингу все рекорды.
Помнил Амит и свои беседы с этим внешне спокойным немногословным человеком. Хилми скептически оценивал шансы Израиля на выживание во враждебном арабском окружении.
– Вы, – сказал он, – пренебрегаете своей многовековой уникальностью во имя фантазии и химеры, и хотите укорениться на земле, которая вот уже две тысячи лет вам не принадлежит.
Упрямый гордый араб получил щедрую награду и хорошую работу. Стал экспертом по арабским ВВС в одном из отделов Мосада. Но Хилми не хотел жить в еврейском государстве. Он решил переселиться в Аргентину и начать там новую жизнь. Мосад снабдил его документами, инструкциями и деньгами, дал адрес фирмы, где новому иммигранту предстояло работать.
Его путь к гибели начался с того, что он отправил открытку матери в Каир, перехваченную египетской контрразведкой. Дальнейшее было делом техники.
В Буэнос-Айресе Хилми затосковал, пристрастился к алкоголю. Он возненавидел поглотивший его огромный чужой город. Вечера проводил в баре под вывеской, пульсирующей алым светом. Шел однажды по темному кривому переулку, и вдруг увидел алое мерцание.
Народу в баре было немного. Тихая музыка не раздражала. Похожий на робота бармен – араб из Кувейта – налил ему порцию виски. С тех пор он и зачастил сюда в нарушение полученных инструкций.
Однажды в этот бар случайно забрела красивая женщина, села на высокий табурет напротив бармена и заговорила с ним по-арабски. Выяснилось, что это египтянка, работающая по найму в одной из местных торговых фирм.
Поздно ночью она пригласила Хилми к себе. Уже в такси он почуял опасность, но не смог преодолеть странной инерции, не позволяющей людям останавливаться, когда принято важное, пусть даже заведомо неправильное решение. На квартире этой женщины и взяли Хилми агенты египетской разведки, оказавшиеся на сей раз на уровне поставленной задачи.
Через египетское посольство в деревянном ящике его переправили в Египет. Последний месяц жизни этого человека был страшен. Его пытали. Казнь его запечатлела видеокассета, которую прокручивали потом всем египетским летчикам.
– Он любил чувственные удовольствия и погиб из-за женщины, которая этого не стоила, – сказал Меир Амит. – А вообще-то ты, Эзер, прав. Командующему ВВС нужен «Миг-21»? Значит, надо его достать. На то я и начальник Мосада.
* * *
Лениво накрапывал осенний дождик, был уже вечер, когда у здания израильского посольства в Париже остановился человек. Он несколько секунд помедлил, прежде чем нажал кнопку звонка у железных ворот. Огляделся – не следит ли кто за ним – но улица была пустынной.
Ворота открылись.
– Сейчас приема нет, – сказал охранник, оглядывая его очень внимательными и очень спокойными глазами.
– У меня срочное дело к военному атташе, – сказал посетитель на плохом английском.
– Его нет. Приходите завтра утром.
– А кто есть? Завтра я не смогу придти.
Охранник хотел захлопнуть ворота, но что-то в голосе назойливого посетителя его остановило.
– Сейчас здесь только второй секретарь посольства.
– Хорошо, проводите меня к нему.
Второй секретарь принял посетителя в своем кабинете, где стол, для солидности, был завален всякими бумагами. Несколько секунд помолчал, бесцеремонно рассматривая гостя. Предложил сесть, но тот остался стоять. Это был человек лет сорока пяти, с аккуратными усиками и темными глазами, в которых где-то глубоко затаилось выражение смутного беспокойства.
Посетитель сразу перешел к делу:
– Я – еврей из Ирака. Имени своего я вам не скажу, и вы меня никогда больше не увидите. К вам я пришел лишь потому, что меня просил об этом человек, которому я не мог отказать. Он велел передать, что если вы хотите заполучить «Миг-21», то должны позвонить в Багдаде вот по этому номеру и попросить к телефону Юсуфа.
Посетитель положил на стол смятую бумажку. Секретарь посольства даже не взглянул на нее. Он вскинул на гостя повеселевшие глаза и сказал:
– Значит, «Миг-21»? И для этого достаточно позвонить кому-то в Багдаде по телефону? Вы, наверно, и сами понимаете, что это несерьезно. Но, может быть, вы сообщите нам какую-то дополнительную информацию?
– Мне больше нечего сказать. Прощайте.
Гость кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь. Второй секретарь взял бумажку. На ней был записан лишь телефонный номер.
«Чепуха какая-то, – сказал он себе. – Очередная мистификация. Житья нет от этих психов. Такое насочиняют, а мы потом на проверку время и деньги тратим. С ног сбиваемся. «Миг-21» предлагает на блюдечке».
Он порвал бумажку и бросил в корзину. Позвонил жене и сказал, что они еще успеют в кино на последний сеанс. Посидел немного в своем вращающемся кресле. С наслаждением выкурил сигарету – третью за этот день. Потом встал и решительно направился к выходу.
Уже подходя к машине, замедлил шаг – и столь же решительно вернулся. Достал из корзины обрывки злополучной бумажки, склеил скотчем и стал писать докладную уполномоченному Мосада в посольстве.
* * *
Начав читать рапорт парижского сотрудника, Меир Амит почувствовал себя, как гончий пес, взявший, наконец, след. Он долго разглядывал склеенную скотчем бумажку. Цифры были выведены наискосок, неровно, по-видимому, торопливой рукой.
В тот же день начальник Мосада собрал у себя в кабинете своих людей. Их было немного, человек пять, но это были лучшие из лучших. Коротко изложив суть дела, Амит попросил каждого высказаться. Никто не торопился. Все знали, что их шеф готов в походе за этой игрушкой не одну пару башмаков износить. Тем не менее, оценка присутствующих была однозначной: ерунда все это, скорее всего, или, что еще хуже, попытка иракской контрразведки устроить Мосаду ловушку.
Слово взял начальник оперативного отдела Яаков Штерн, бывший офицер Пальмаха, сотрудник Мосада со дня его основания. Гибкость мышления в сочетании с энергией и находчивостью позволяла ему развязывать самые запутанные узлы неразрешимых, казалось бы, задач. Амит ценил его чрезвычайно.
– Мы, по всей вероятности, имеем дело с провокацией, – сказал он. – И все же проверить телефонный номер в Багдаде необходимо. История настолько неимоверная, что вполне может оказаться правдой. Задача в том, кому поручить проверку. Мы не можем рисковать агентурной сетью в Багдаде. Если этот мифический Юсуф работает на иракскую контрразведку, то тот, кто ему позвонит, окажется у нее в лапах, и пытки развяжут ему язык. Мы должны отправить в Багдад человека опытного, серьезного, уравновешенного, не имеющего к Мосаду никакого отношения, знающего арабский язык, не вызывающего подозрений. Если даже его возьмут, то он никого не выдаст, потому что ему некого будет выдавать. И еще одно. Поручая кому-то такое задание, мы просто обязаны предупредить, что оно связано со смертельной опасностью. Где взять такого человека?
– Есть у меня один парень. Думаю, он нам подойдет, – сказал Меир Амит.
Ему нелегко было произнести эти слова, ибо имелся в виду Амос Манцур, которого он знал с детства. Бывший парашютист, офицер запаса, свободно владеющий шестью языками, – в том числе и арабским, докторант иерусалимского университета, сын его старинного товарища. Отец Амоса умер несколько лет назад, но Меир не забывал эту семью. Звонил. Бывал в гостях у Амоса и его матери. Ему очень не хотелось поручать парню такое задание, но он понимал, что лучшего кандидата не найти.
Амос Манцур, худощавый, пропорционально сложенный, появился в кабинете Меира Амита уже на следующий день. Узнав в чем дело, пришел в восторг.
– Это здорово, Меир, – сказал он, ероша волосы. – Помнишь, как я затащил тебя и папу на спектакль нашего школьного драмкружка? Ты еще сказал, что я, вероятно, стану актером, потому что у меня несомненный талант. Актером я так и не стал, но сыграть в твоем шоу могу, не сомневайся.
Меира Амита такой энтузиазм отнюдь не порадовал.
– Тебе предстоит сыграть в покер со смертью. Если, не дай Бог, все сорвется, то тебе никто не сможет помочь. У тебя не будет номеров телефонов, по которым ты мог бы позвонить. Не будет друзей, которые предоставили бы тебе убежище. Тебе не к кому будет взывать о помощи, не на что надеяться. И если я, зная это, все же посылаю тебя в Багдад, то лишь потому, что для Израиля на сегодняшний день «Миг-21» ценнее твоей жизни. Но я прошу тебя хорошо подумать, прежде чем соглашаться на мое предложение.
– Оставь, Меир, – усмехнулся Амос. – Приглашая меня сюда, ты ведь отлично знал, что я соглашусь.
– Ну, разумеется, – неохотно признал Меир Амит, хотя полной уверенности в этом у него не было. – И все же прикрытие у тебя будет, и вполне надежное. Ты поедешь в Багдад с британским паспортом, представителем солидной европейской фирмы, производящей уникальные приборы для дозировки лекарств. Даже американцы закупают эти приборы, но основная сфера деловых интересов фирмы находится в арабском мире. Так вот, если Юсуф провокатор, и ты окажешься в их власти, то это предприятие придется ликвидировать, но в этом случае у меня будут более веские причины для расстройства.
Амос взглянул на него с признательностью.
– Да, но я ведь в ни черта в этих делах не понимаю, и приборы, о которых ты говоришь, для меня, что для собаки компьютер. Как же я буду их рекламировать?
– Это как раз не проблема, – улыбнулся Амит, – наши специалисты за две недели так тебя натаскают, что ты обретешь новую профессию.
Они помолчали. Каждый думал о своем.
Амос Манцур повел плечом, гоня неприятные мысли.
– Меир, а что самое главное для разведчика?
По лбу Меира Амита, по щеке скользнула легкая тень, и затерялась где-то в уголках глаз.
– Мой друг Аарон Ярив говорит, что разведка – это опиум, и человек может превратиться в наркомана, если перестанет видеть лес из-за обилия деревьев. Хороший разведчик умеет фиксировать мельчайшие детали, не теряя из вида главной задачи. Очень важно для разведчика не только освоиться в чуждом мире, но и полюбить его, сохраняя при этом способность к абстрактному мышлению и к трезвой оценке ситуации. Хороший разведчик – это умение выживать в самых неблагоприятных обстоятельствах. И, наконец, хороший разведчик – это раздвоение личности, что, как известно, болезнь, от которой нелегко потом избавиться…
Целый месяц ушел на детальную разработку «Операции 007», и психологическую подготовку Амоса. Меир Амит требовал уделять такой подготовке агентов особое внимание с тех пор, как два года назад произошла история, вошедшая в «анналы» Мосада.
Сложилось так, что нужно было послать в Бейрут надежного человека для выяснения обстоятельств одного запутанного дела. Ливан тогда был Швейцарией Ближнего Востока. Агентам Мосада гораздо легче работалось в Бейруте, чем в любой другой арабской столице.
После тщательного отбора остался только один кандидат, подходивший по всем статьям. Боевой офицер, энергичный, собранный, целеустремленный. Редчайшее воплощение положительных качеств. Он с легкостью прошел самые каверзные психотесты. Получая последние инструкции от Яакова Штерна, снисходительно улыбался. Мол, нашел, кого учить.
Прибыв в Бейрут, агент взял такси и отправился в отель, где для него был зарезервирован номер. Закрылся в нем и наотрез отказался выходить. Как позже выяснилось, чиновник в аэропорту слишком внимательно проверял его фальшивые документы, что и вызвало нервный шок. Присланный местным резидентом Мосада человек не смог вытащить его из отеля даже для того, чтобы отправить в Израиль. Никто не знал, что делать. Было ясно, что странное поведение этого туриста вскоре вызовет нежелательный ажиотаж, и ситуация выйдет из-под контроля.
Пришлось Меиру Амиту обращаться за помощью к ЦРУ. Врач американского посольства в Бейруте усыпил агента, после чего тот был благополучно посажен на самолет и вернулся в Израиль – отнюдь не триумфатором.
Это потом Амит с улыбкой вспоминал об этой истории, а тогда он был чрезвычайно далек от того, чтобы видеть ее юмористическую сторону.
* * *
Когда Амос Манцур оказался на территории багдадского аэропорта, электронное табло показывало пять часов вечера.
Он не помнил, как прошел таможенный контроль. Запомнились лишь твердые невыразительные глаза краснолицего мужчины с пышными усами, вертевшего в руках его паспорт. Он не помнил, как добрался до улицы Саадан, в центре Багдада, где в добротном старом отеле для него был зарезервирован номер.
Взяв ключи, Амос остановился у расположенной в холле оранжереи, привлеченный терпким запахом экзотических растений. Корни их росли прямо из бугристых стволов и уходили в землю, переплетаясь, как паутина. Уже в номере, понимая, насколько важно не терять самоконтроля, он попытался разобраться в своих ощущениях. Легкость во всем теле, сухость во рту и состояние истерической приподнятости, похожее на эйфорию. Из зеркала на него смотрели чужие глаза с растерянным и, как ему показалось, жалким выражением. С ясностью, похожей на озарение, он понял, что больше не властен над собственной жизнью, увлекаемой куда-то внешней силой, и испугался подступающей болезни воли.
– Так не пойдет, – сказал он себе. Открыл настежь двери, распахнул окна, избавляясь от замкнутого пространства.
А ночью кошмаром навязался сон. В углу появилась черная собака, все увеличиваясь в размерах. Вдруг она махнула к нему на грудь, и приблизила морду к его лицу. Прямо перед собой увидел Амос глаза зверя, но столько сочувствия и понимания светилось в них, что кошмар куда-то исчез, чтобы больше уже не появляться.
Следующие четыре дня Амос Манцур занимался работой коммивояжера и вошел во вкус. Он побывал в Министерстве здравоохранения, посетил аптеки и больницы. Ему удалось заключить несколько весьма выгодных для фирмы торговых сделок. Он отдалял, насколько мог, минуту, когда придется позвонить по телефону, номер которого навсегда запечатлелся в его мозгу. Но настал день, когда дальше тянуть было нельзя.
Чтобы обезопасить себя, Амос пригласил на ужин в ресторан чиновника Минздрава, человека простого и душевного, несложный внутренний мир которого не таил в себе никакой угрозы. Выбрав меню, Амос извинился, сказал, что ему необходимо срочно позвонить, и вышел. Ему казалось, что за ним наблюдают сотни невидимых глаз. Вспотевшей рукой набрал номер.
– Алло, – произнес далекий голос.
– Это Юсуф?
– А кто его спрашивает?
Амос растерялся. Такого полученные им инструкции не предусматривали.
– Один знакомый, – вышел он из положения.
Пауза затянулась. Амос несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
– Юсуф слушает, – услышал он другой, более низкий голос. И снова растерялся.
– Я приехал издалека, чтобы увидеться с вами, – произнес он слова, опять же непредусмотренные инструкцией.
– Вы тот человек, который встречался с моим другом?
– Ну, да, – обречено признал Амос.
– Приходите завтра в 12 дня в кафе Вавилон. Как я вас узнаю?
– Я буду в клетчатом пиджаке.
– Хорошо. До свиданья
…Вернувшись в отель, Амос полночи просидел в тупом отчаянии. Он вел себя, как мальчишка – и если это ловушка, то нет ему спасения. Это он, а не Юсуф должен был выбрать место и время контакта. Это он должен был спросить приметы Юсуфа. Тогда он, никому не бросаясь в глаза, прогуливался бы себе комфортно у места встречи и при первых признаках опасности мог бы незаметно исчезнуть. Теперь же ничего не переиграешь. Ему предстояло кроликом лезть прямо к удаву в пасть.
«Ох, и взгреет же меня Меир, если я выберусь из этой истории», – пробормотал он. Мысль о том, чтобы не явиться на встречу, даже не пришла ему в голову.
Кафе «Вавилон», расположенное в центре Багдада, заведение роскошное, рассчитанное, в основном, на туристов. Там всегда людно. Амос ничем не выделялся среди посетителей, говоривших на всех языках. Он занял пустовавший боковой столик и стал ждать.
Ровно в двенадцать низкий голос за его спиной произнес: «Разрешите?» К столику подсел человек лет шестидесяти, в черном костюме и белоснежной рубашке, с маленькой шапочкой на голове, почти не прикрывавшей крепкого черепа с пушистыми белыми волосами. У него оказалось желтоватого цвета лицо и темные живые глаза.
Амос так долго ждал этой минуты, что сейчас смотрел на него с изумлением, как на материализовавшийся призрак.
– Спасибо, что вы нашли время мне позвонить, – сказал Юсуф таким тоном, словно для Амоса Манцура это было плевое дело, отнюдь не сопряженное со смертельным риском.
Амос уже пришел в себя и ощутил громадное облегчение, ибо почему-то решил, что этот человек не может иметь ничего общего с иракской контрразведкой. Вместе с тем он почувствовал к старику инстинктивное недоверие, ибо тот вполне мог оказаться аферистом или вымогателем.
Тщательно подбирая слова, он сказал:
– Мои друзья весьма заинтересованы в товаре, который вы предлагаете.
– Вы имеете в виду «Миг-21»? – спокойно произнес Юсуф.
У Амоса мурашки прошли по коже. Он молча кивнул.
– Дело вполне может выгореть, но обойдется вам недешево, – продолжил Юсуф. – Впрочем, об этом мы побеседуем не здесь. Давайте завтра встретимся, пообедаем вместе, а потом прогуляемся по парку. Там и поговорим.
– Не скрою от вас, что мне лично все это кажется фантазией из арабских сказок, – произнес Амос обретшим твердость голосом. – И если вы меня не убедите в том, что ваше предложение реально, то я не смогу убедить в этом своих друзей.
– Мы все обсудим завтра, – улыбнулся Юсуф.
На следующий день Юсуф пригласил его в ресторан, расположенный в старинном дворце с мощенным мозаикой полом, со стенами, отделанными инкрустированным кедром, с расцвеченными лазурью окнами.
Он смутно помнил, как шли они потом по улицам лениво ворочавшегося в послеполуденной дремоте города, как очутились на увитой плющом скамейке в отдаленном уголке большого парка, где было множество цветов такой правильной формы, что казались вырезанными из жести.
– Здесь нам никто не помешает, – сказал Юсуф, – и я расскажу вам все, что вашим друзьям полезно знать.
* * *
Юсуф родился в Багдаде, в бедной еврейской семье. Ребенком его отдали в услужение в богатый дом христиан-маронитов, где позаботились о том, чтобы смышленого мальчика обучили грамоте. Родители Юсуфа вскоре умерли, и тогда дом, где он жил, стал его домом. Со временем все забыли, что он всего лишь слуга. В нем рано проявилось сочетание философского склада ума с практической сметкой. Он был грустным скептиком, умевшим, тем не менее, находить рациональное начало в самых безумных завихрениях жизни. В деловой же сфере вполне мог считаться образцом удачливого коммерсанта, чрезвычайно расчетливого и изобретательного. Хозяйство, доходы, расходы, торговые операции, вообще все материальное благополучие дома – зависело от него. Он был ангелом-хранителем этой семьи. К нему обращались за советом по всем проблемам, – включая самые интимные. Его мнение считалось решающим на семейных советах. Нынешний глава клана вырос на его руках. Потом Юсуф с такой же заботливой нежностью вырастил его сына. Глубокие потрясения начинаются обычно с незначительных событий. Однажды глава семейного клана изъявил желание вложить крупную сумму в сомнительную коммерческую операцию. Юсуф был категорически против. Начался спор, оба разгорячились.
– Да кто ты такой? – бросил вдруг глава клана. – Человек без роду, без племени. Без нашей семьи ты ничто.
Юсуф, сразу ощутивший силу нанесенного ему удара, молча удалился в свою комнату. Через полчаса дверь отворилась, и вошел глава семьи. Его лицо выражало сильнейшую боль, в глазах стояли слезы
– Я сделал подлость. Ради Бога, прости меня, – сказал он. По арабскому обычаю, они обнялись и расцеловались.
«Он прав», – сказал себе Юсуф, обдумывая этот инцидент с обычной своей основательностью. «Я действительно без них ничто. Человек без роду, без племени. Но так не должно быть». Впервые за последние пятьдесят лет вспомнил он о своем происхождении. В Багдаде в те времена было уже мало евреев, но почти все они ютились вокруг единственной в городе синагоги. Душой этой маленькой общины был раввин, обучавший свою паству Божественному закону с рвением и добросовестностью. Двери его дома были открыты для всех желающих. Раскрылись они и для Юсуфа. Евреи быстро отдали должное его жизненной умудренности и практическому уму, и со временем он стал играть видную роль в жизни общины.
Об Израиле евреи говорили редко и всегда с опаской, ибо это было сопряжено со смертельным риском, но им легче было переносить тяготы жизни от одного лишь сознания, что где-то существует еврейское государство. Как-то рабби разъяснил ему, что возрождение Израиля – это награда Всевышнего избранному народу за то, что тот следовал постулатам данной ему веры, не смешивался с другими племенами и, несмотря на все перенесенные страдания, никогда не восставал против неисповедимой воли Его. Конечно не само государство награда, а приход Мессии, который скоро уже явит себя миру в Израиле, на Святой земле. Юсуф после этой беседы все чаще думал об Израиле, к которому ощутил сильную привязанность. И он нашел простой способ, как оказаться полезным и семье, и Израилю.
Единственный сын главы клана Мунир Редфа считался одним из лучших иракских пилотов, и был заместителем командира эскадрильи новых «Мигов». От него и слышал Юсуф о необыкновенных качествах этого самолета и о том, что американцы и израильтяне выложили бы миллионы, чтобы его заполучить.
Тем временем положение маронитов в Ираке стало ухудшаться. Это сказалось и на материальном благополучии семьи, все больше походившей на утес, горделиво возвышающийся над морем, в то время как основание его уже размыто и он вот-вот рухнет. Однажды Мунир Редфа рассказал, что в Москву направлена большая группа пилотов осваивать «Миг-21», и среди них нет ни одного маронита. – Не гарцевать мне на такой лошадке, когда они вернутся, – подытожил он с грустной усмешкой.
Проанализировав ситуацию, Юсуф решил, что сможет уговорить мальчика доставить русский самолет в Израиль в обмен на вывоз из Ирака всей семьи и такое вознаграждение, которое позволило бы ей существовать в безопасном месте на привычном материальном уровне. Он послал в Париж надежного человека, и стал ждать, в полной уверенности, что израильтяне откликнутся.
Выслушав эту историю, Амос почему-то отнесся к ней с полным доверием. Он только спросил, какую сумму Юсуф считает достаточной для реализации своего плана.
– Полмиллиона фунтов стерлингов. Думаю, что этого хватит для семьи. Для себя мне ничего не надо, – ответил Юсуф.
Амос Манцур и глазом не моргнул, услышав столь внушительную цифру. В конце концов, он свою задачу выполнил, а там пусть Меир решает.
– Я передам своим друзьям ваши условия, – сказал он. – С вами свяжутся.
* * *
Амос, конечно, не рассчитывал, что его встретят с цветами и шампанским, но все же немного расстроился оказанным ему приемом. Меир вообще куда-то исчез, а Яаков Штерн даже не стал его ни о чем расспрашивать. Просто велел идти домой и не выходить оттуда, пока не напишет отчета о своей миссии, не упуская ни единой детали.
– Завтра в семь утра наш посыльный заберет твою работу, а в десять вечера мы с Меиром ждем тебя в его кабинете. Ну? Что же ты сидишь?
Когда Манцур был уже в дверях, Штерн его окликнул: «Амос!»
Он обернулся.
– А из тебя лет через пять может получиться неплохой разведчик, – сказал Штерн – и засмеялся.
В кабинете начальника Мосада в назначенный час Амоса ждали пять человек, из которых он знал только Меира и Яакова. Остальных ему не представили.
– Рад, что ты здесь, мой мальчик, – сказал Амит, крепко пожав его руку. – А сейчас расскажи нам то, о чем ты уже написал в своем отчете. Возможно, припомнится что-нибудь в спешке упущенное. Даже мельчайшие нюансы очень важны.
– И ты считаешь, что этот Юсуф заслуживает нашего доверия? – спросил широкоплечий человек в костюме, выглядевшем на нем, как с чужого плеча.
– На меня он произвел хорошее впечатление, думаю, что он искренен и правдив, – ответил Амос.
– Пока ты был там, мы здесь времени не теряли, и кое-что выяснили, – вступил в беседу Яаков Штерн. – Твой Юсуф уже много лет является управляющим в маронитской семье. Тут все верно, И еврейская кровь течет в его жилах, хоть и разбавленная. Отец у него – еврей, принявший мусульманство. Мать – арабка. Он несколько раз посещал синагогу, но, по-видимому, лишь для того, чтобы связаться с евреями и использовать их в своих целях. Его внезапно обретенная привязанность к Израилю, разумеется, вздор. Хорошо еще, если мы имеем дело только с вымогателем. Нет у нас пока уверенности в том, что он не работает на иракскую разведку, и не устраивает нам ловушку.
– Этого не может быть, – сказал ошеломленный Амос.
– Все может быть, – встал со своего кресла Меир Амит. – Но для нас главное, что иракский летчик, капитан Мунир Редфа действительно принадлежит к семейному клану, с которым связан Юсуф. Тут он не солгал. И какое нам дело до его истинных побуждений? Он предлагает позарез нужный нам товар за большие деньги. Мы рискуем потерять полмиллиона фунтов стерлингов. С другой стороны никогда еще у нас не было столь реальных шансов заполучить эту игрушку. Я считаю, что при такой раскладке можно играть.
– Не только деньгами мы рискуем, Меир, – тихо сказал седой человек с моложавым лицом. Не лучше ли не зарываться?
– Ну да… Если Юсуф – вражеский агент, то моя голова полетит сразу, – усмехнулся Меир Амит.
– Тебе решать, – произнес седой.
– Можно отозвать из Ирака наших агентов на время операции, – вмешался Яаков Штерн. – Но, Меир, этот Юсуф ведь действительно личность, не внушающая доверия. Разумеется, если ты решишь вести эту опасную игру до конца, то все мы отбросим скептицизм и будем зверски работать.
– Я уже решил, – сказал Амит. – Конечно, если мне позвонит начальник иракской контрразведки, и скажет: – коллега, а по каким соображениям ты лезешь в такую дешевую ловушку? – то решение будет пересмотрено.
Все засмеялись. Меир Амит даже не улыбнулся.
– Но вы, конечно, правы, – нехотя признал он. – Юсуф и мне не очень нравится. Значит, нужно выйти на прямую связь с самим Редфой, после чего этого хитреца можно будет вывести из игры. Я буду курировать всю операцию, а тебе, Яаков, предстоит заниматься вопросами, связанными с ее оперативным планированием. Так что сохрани какую-то часть своего скептицизма. В разумной пропорции это вещь необходимая.
Тебе же, Амос, придется вновь отправиться в Багдад. Все инструкции получишь позднее. Ты должен будешь убедить своего иракского друга в том, что поездка Редфы в Европу совершенно необходима для успешного завершения сделки. И скажешь Юсуфу, что его условия мы принимаем.
* * *
На этот раз Юсуф привел гостя в небольшую харчевню на окраине Багдада. С удивлением почуял Амос хорошо ему знакомый запах еврейской кухни, который ни с чем не спутаешь. Хозяйка, пожилая дама, дружелюбно их встретила и пригласила в маленькую боковую комнату, где стоял всего лишь один стол, накрытый белоснежной скатертью.
– Хозяйка очень похожа на еврейку, – заметил Амос.
– Она и есть еврейка, – спокойно ответил Юсуф, и продолжал, как бы не замечая изумления гостя: – Здесь нам никто не помешает. К тому же это единственное место в Багдаде, где можно получить обед, изготовленный по всем правилам еврейской кулинарии. Принадлежит это заведение превосходным поварам и моим друзьям. Евреи здесь появляются редко, потому что боятся. Но и среди арабов есть немало ценителей еврейской кухни. Что вы скажете, например, о тушеной баранине с чесноком и хреном, с золотистой изюмной подливкой?
– Да, – сказал Амос неуверенным голосом, – но это место… не слишком ли оно на виду?
– Будьте спокойны, – усмехнулся Юсуф. – Никто не станет искать израильского шпиона в еврейском ресторанчике.
За обедом перешли к делам.
– Мои друзья принимают ваши условия, – произнес Амос. – Но знает ли уже капитан Редфа о вашем плане, и сколько времени, по-вашему, потребуется для его осуществления?
– Глава семьи дал согласие, почти не раздумывая. Он понимает, что здесь у нас нет будущего. От прежнего нашего материального благополучия уже мало что осталось, и мой план – это единственный выход. Мунир же сначала пришел в ужас и впервые за всю свою жизнь повысил на меня голос. Когда успокоился, то признал, что в моем замысле есть рациональное зерно. Но он не желает работать на Израиль, ибо считает это предательством. Вот если бы можно было убедить мальчика в том, что российский самолет нужен не только Израилю, но и всему западному миру, то, думаю, это решило бы проблему.
– Вы могли бы уговорить вашего летчика отправиться на недельку в Европу, – скажем, в Рим? Без этого наши дальнейшие контакты теряют всякий смысл. Надеюсь, вы это понимаете?
– Ничего нет проще, – сразу ответил Юсуф. – Жена мальчика страдает сильнейшими мигренями, иракские врачи ей помочь не могут, и начальство уже разрешило Муниру вывезти ее в Европу на лечение. В Рим так в Рим. Вам остается только определить срок. Но давайте еще раз обговорим условия. В прошлый раз мы лишь вскользь их коснулись.
В швейцарский банк на мое имя вы внесете чек в размере половины уже оговоренной суммы. Мунир привезет мне соответствующий документ. Остальное – после доставки товара. Что же касается семьи в составе двенадцати человек, то ее нужно вывезти в первую очередь, ибо Мунир не станет действовать, пока его близкие не будут в безопасности. И последнее – сущая мелочь. Надеюсь, ваши друзья не откажутся оплатить лечение Джамилы, его жены?
Юсуф умолк, выжидающе глядя на Амоса.
«А он тот еще фрукт, – подумал Амос. – Яаков был прав. Своего не упустит». Вслух же сказал:
– Я не уполномочен решать такие вопросы. Думаю, что мои друзья отнесутся к вашим требованиям с пониманием. Но главное сейчас – это поездка Редфы. Встреча моих друзей с ним высветлит ситуацию. С вами свяжутся. Ждите.
* * *
Кафе «Эльдорадо», расположенное в одном из центральных районов Рима, принадлежало итальянскому еврею, работавшему на Мосад. Днем обычно столики пустовали, но вечером сюда было трудно попасть без предварительного заказа. Кафе пользовалось успехом благодаря хорошей кухне и певице, которая в не очень строгом наряде переходила от столика к столику с микрофоном в руках, ловко парируя фривольные замечания посетителей. Пела она на четырех языках без малейшего акцента, и никто не мог определить ее национальности. Заинтересовавшемуся этим вопросом Меиру Амиту владелец заведения сообщил, что она русская.
Здесь 22 января 1966 года встретился Мунир Редфа с резидентом Мосада в Риме, подключенным Амитом к операции из-за респектабельной внешности и ласкового проникновенного голоса. Такие голоса бывают обычно либо у праведников, либо у отъявленных лжецов. Резидент не был ни тем, ни другим, но голос его зачаровывал почти мгновенно, вызывая у людей столь необходимое разведчику чувство доверия.
У иракского летчика оказались далекие глаза и властный тон человека, привыкшего, чтобы с ним считались.
– Не будем тратить дорогого времени, – сказал Редфа. – Я еще не принял окончательного решения. Как вы убедите меня в том, что выполните все условия, о которых с вами договорился Юсуф? И, самое важное, – вы не получите товара, пока моя семья не окажется в полной безопасности. Вы не знаете иракцев и не понимаете, чем я рискую. Это страшные люди.
– Мы все понимаем, – мягко произнес резидент. Его голос странно успокаивал. – Вы правы, капитан, и времени у нас в обрез. Слежки за вами не обнаружено. Вы спокойно можете, – предупредив, разумеется, жену, – исчезнуть из Рима на несколько дней и отправиться туда, где с вами встретятся люди очень высокого ранга. Они, я уверен, сумеют развеять ваши опасения.
Редфа быстро взглянул на него. Спросил удивленно:
– Вы предлагаете мне отправиться в Израиль?
Резидент улыбнулся:
– А почему бы и нет? Вы ничем не рискуете. Вашего отсутствия никто не заметит. И разве вам не хочется увидеть то место, где вам, возможно, придется пожить некоторое время? Что же касается вашего решения, то оно целиком и полностью зависит от вас. Меня просили вам сообщить, что давить на вас никто не будет.
Это был хорошо рассчитанный ход ложного выбора, когда тот, кто подчиняется чужой воле, сохраняет ощущение, что он свободен в своих решениях.
– Что ж, – после короткого раздумья произнес Редфа, – я не привык отступать – ни в большом, ни в малом, и готов хоть в ад спуститься, чтобы довести дело до конца.
– У людей, которые вас там встретят, нет ни рогов, ни хвостов. Вы в этом сами убедитесь, – сказал резидент.
Меир Амит и Яаков Штерн наблюдали за этой встречей из отдельного кабинета на втором этаже. Амит остался доволен. Иракский летчик – высокий, широкоплечий, несколько тяжеловатый для пилота, с точными и четкими контурами лица, производил солидное впечатление.
– Ну, Яаков, – сказал начальник Мосада, – Может, моя интуиция ни хрена не стоит, но я готов ручаться, что этот парень нас не подведет.
На протяжении многих лет упорно муссировались слухи о том, что Редфа увел иракский «Миг» лишь потому, что влюбился в красавицу-американку, работавшую одновременно и на ЦРУ, и на Мосад, мимолетно возникшую в Багдаде специально для того, чтобы его обольстить. Прообраз Никиты из знаменитого телесериала. Она, дескать, пообещала отдаться ему в Риме, и он, как олень в брачный гон, рванул за ней – сначала в Италию, затем в Израиль.
А там – пошло-поехало.
Увы, романтика подобного рода отсутствует в этой истории. Мосад вообще пользуется женскими услугами гораздо реже, чем другие разведки. Объясняется это специфическим отношением ислама к женщине. Ни один уважающий себя араб не станет толковать с женщиной о делах. А раз это так, то зачем нужны Мосаду агенты слабого пола?
Лев Копелев пишет в своих воспоминаниях, что Анна Ахматова относилась к пророку Мухаммеду, как к личному своему врагу. Может быть, только одного Дантеса ненавидела она больше.
«Магомет половину человечества засадил в тюрьму», – говорила Ахматова. «Мои прабабки, ногайские царевны, жеребцов диких объезживали, мужиков ногайками учили. А пришел ислам – и всех их позамыкали в гаремах, где они зачахли».
* * *
С 26 по 30 января Мунир Редфа был тайным гостем Израиля. Из аэропорта его повезли куда-то по улицам чужого города в чужой стране, воспринимавшейся в том мире, который он навсегда покидал, как квинтэссенция зла. Мелькание красных и зеленых огней на перекрестках лишь оттеняло неожиданно возникшее чувство непоправимой печали. Прошлого уже не было. Будущее еще не наступило. Сознание застыло на мертвой точке. Никогда еще он не находился так близко к бредовому затмению, – и как раз в тот момент, когда больше всего нуждался в ясности мышления.
Редфе сказали, что его везут к важному израильскому генералу. Встретивший же его человек был похож скорее на рачительного хозяина преуспевающей фирмы. Спокойный, неторопливый, грубовато-доброжелательный, он сразу заговорил о том, что Редфу мучило больше всего.
– Капитан, ваш самолет необходим не только нам. Если вы его сюда доставите, то поможете человечеству защитить себя от угрозы тоталитарного рабства. В Израиле сейчас находится с визитом помощник американского государственного секретаря Джон Иглтон. По моей просьбе он завтра встретится с вами, чтобы поблагодарить вас от имени Соединенных Штатов за то, что вы собираетесь сделать. Вас воспринимают не как предателя, а как солдата свободного мира. Но решение вы должны принять уже сейчас. Если вы скажете «нет», то спокойно уедете отсюда и забудете о нашем существовании. Если же решение будет положительным, то начнем действовать. Время не ждет.
– Решение уже принято, – медленно произнес Редфа. – Но не скрою от вас, генерал, что мне страшно от непоправимых последствий того поступка, который я собираюсь совершить.
– Все человеческие поступки, в сущности, непоправимы, ибо создают новые реалии. Того же, что предначертано человеку, ничто изменить не может. Вы бы никогда не пришли к этой идее, если бы вам не суждено было ее осуществить. Что же касается денежного вознаграждения…
– Нет, нет, – с каким-то даже испугом перебил Редфа, – меня другое беспокоит…
– Я понимаю, – мягко произнес Амит, – судьба вашей семьи. Даю вам честное слово, что вся ваша семья будет вывезена в безопасное место в тот самый момент, когда пилотируемый вами самолет возьмет курс на Израиль. Эти две фазы операции лучше всего осуществлять одновременно во избежание нежелательных эксцессов.
Мунир Редфа почему-то сразу понял, что вполне может положиться на слово этого человека.
Он потом смутно помнил четыре до предела насыщенных дня, проведенных в Израиле. Стерлось из памяти, что говорил ему Иглтон – высокий представительный мужчина в роговых очках, в костюме модного покроя. Лучше запомнилась встреча с командующим ВВС Мордехаем Ходом, сменившем на этом посту Эзера Вейцмана, ставшего к тому времени начальником оперативного отдела генштаба.
Зато незабываемым оказалось посещение базы ВВС в Хацоре, где Редфа был потрясен изумительным профессионализмом технического персонала, работавшего по графику, уплотненному до невероятного предела.
Всего семь минут требовалось израильским кудесникам, чтобы подготовить вернувшийся из тренировочного полета самолет к новому вылету. У иракских механиков на это уходило свыше трех часов. Сам Мордехай Ход, – единственный, введенный в курс дела, – показывал иракскому летчику свое «хозяйство» и охотно отвечал на его вопросы.
Редфа был и поражен, и тронут таким доверием.
И, конечно же, специалисты Мосада отрабатывали с ним все детали предстоящей операции. Был разработан код, по которому Редфа мог отправлять в Европу шифрованные сообщения. Оттуда они сразу же должны были поступать на стол к Меиру Амиту.
Вновь и вновь выверялся маршрут из Ирака в Израиль. Основная проблема заключалась в том, что самолеты этого типа обслуживались исключительно советскими специалистами, заполнявшими – на всякий случай – баки с горючим лишь наполовину.
Точные расчеты показывали, что этого в обрез хватало для задуманного перелета.
– Это как раз меня мало волнует, – сказал Редфа Амиту. – Русских у нас никто не любит из-за их пренебрежительно-высокомерного отношения к арабам. Я найду способ обмануть их и вылететь с полным запасом горючего. Хуже то, что меня должны на время перевести в Киркук, – командиром эскадрильи «Миг-17». Вас это не очень устраивает. Верно?
Меир Амит побледнел, услышав эту новость, и Редфа поспешил его успокоить:
– Это действительно на время, пока не выздоровеет прежний командир, разбившийся на своем гоночном мотоцикле. Но он уже пошел на поправку, так что не расстраивайтесь по этому поводу, генерал.
Амит не забыл своего последнего разговора с Вейцманом, и решил, что настало время эффектного подведения итога. Он позвонил ему и пригласил на ужин в хорошо известный обоим ресторан в Яффо.
– Эзер, – сказал Амит, – я знаю, что ты очень занят. Но если ты не придешь сегодня в восемь вечера, то будешь жалеть потом всю оставшуюся жизнь.
Это был рыбный ресторан для гурманов. В холле посетители могли полюбоваться огромной витриной с омарами, лангустами и диковинными рыбами на украшенных водорослями блюдах со льдом. В зале на стенках висели картины израильских художников. Столики, утопавшие в цветах, здесь стояли не впритык, что создавало атмосферу уютной интимности.
Вейцман запаздывал, и Амит заказал устриц, рыбный суп, жареную форель с гарниром, белое вино. Редфа полностью положился на его вкус.
– Господи, – сказал появившийся Вейцман, одобрительно оглядывая сервировку стола, – ты даже не представляешь, Меир, как все это кстати. Но я, конечно, понимаю, что ты подготовил какой-то сюрприз.
И он с любопытством посмотрел на высокого человека с печальными глазами, вставшего ему навстречу.
– Эзер, – сказал Амит, – познакомься с нашим другом, капитаном иракских ВВС Муниром Редфой. Он пилотирует самолет, который тебя так интересует, и настолько любезен, что мы вскоре получим возможность ознакомиться с этой игрушкой поближе.
Вейцман так растерялся, что даже не сразу пожал протянутую Муниром руку. Может быть, впервые в жизни он, не терявшийся в любых ситуациях, не находил слов.
– Это неимоверно, – сказал он наконец. – Я, конечно, знал, что от Меира можно ожидать чего угодно. И все же … Я сейчас приду в себя… Хорошо?
Меир улыбнулся. Сюрприз удался на славу.
На следующий день Мунир Редфа вернулся в Италию, а оттуда в Багдад.
Теперь нужно было получить санкцию главы правительства. Амит позвонил Леви Эшколю, и попросил о встрече по очень важному делу.
– Ладно, Меир, – благодушно сказал премьер-министр, – приходи ко мне сегодня на обед.
Амита такая честь отнюдь не порадовала. У Эшколя был больной желудок, и его обед состоял из жидкой каши с бульоном. Это меню никогда не менялось. Покончив с бульоном, начальник Мосада изложил суть дела. Эшколь некоторое время молчал, обдумывая услышанное и посмеиваясь по своему обыкновению.
– Ай-ай-ай, Меир, – сказал он наконец. – Ты заставляешь премьер-министра санкционировать кражу имущества у суверенного государства, члена ООН? Мне будет трудно простить тебя, но я очень постараюсь.
Зато в сильнейшее возбуждение пришел секретарь канцелярии премьера Яаков Герцог.
– Но какова будет советская реакция на угон «Мига»? – с округлившимися глазами спросил он Амита.
– Думаю, Советский Союз не посмеет напасть на нас без объявления войны, – пожал плечами начальник Мосада.
* * *
17 февраля прилетела первая шифровка из Багдада: «Вскоре приеду вместе с пенициллином. Привет моим новым друзьям. Дома все здоровы. До свидания». 29 апреля – вторая шифровка: «Сумел добиться перевода в отделение внутренних болезней. В июле буду уже на месте. Пенициллин надеюсь доставить в том же месяце. Всем привет». И, наконец, 17 июля поступает последнее сообщение от Мунира Редфы: «Я уже на месте. Занимаюсь проблемой пенициллина. Скоро вы его получите. В начале августа моя жена с детьми будет заграницей, где передаст вам письмо. Всем привет». Стиль шифровок свидетельствовал об удивительном спокойствии иракского пилота. Меир Амит и его сотрудники этим похвастаться не могли и в нетерпении грызли ногти.
Получив третье сообщение Редфы, Амит сказал:
– Теперь остается позаботиться о том, чтобы наши асы его не сбили. А то ведь ухлопают за милую душу, и еще награждать их придется за хорошую работу.
По распоряжению Амита, специалисты Мосада изготовили фальшивое письмо, якобы поступившее через американский канал от неизвестного арабского летчика. В нем этот летчик, решивший по причинам личного характера перелететь в Израиль на самолете «Миг-21» в первой половине августа, очень просит, чтобы его встретили, как гостя, а не как врага.
Письмо, написанное на фирменной голубой бумаге иракских ВВС, было датировано первым августа 1966 года. С этим документом ознакомили всех командиров патрульных эскадрилий, и ни один не усомнился в его подлинности.
Тем временем жена Редфы Джамила с двумя детьми прибыла в Париж, где сотрудники Мосада поселили их на заранее подготовленной квартире. Джамила привезла письмо от мужа: «Товар поступит 12 или 15 августа. Ваш друг».
Одновременно агенты Мосада приступили к осуществлению операции по вывозу из Ирака всей семьи Мунира Редфы, – девяти человек, включая Юсуфа. План был прост и потому надежен.
В Багдаде летом очень жарко. Состоятельные семьи имели обыкновение проводить время, когда солнце не проявляет никакого милосердия, в горных районах Курдистана. Восстание курдов ограничило такую возможность, но все же у подножия гор оставались еще спокойные места. Туда-то и отправилась на отдых маронистская семья.
Лидер курдских повстанцев Мустафа Барзани был слишком многим Израилю обязан, чтобы не выполнить такой пустяковой просьбы, как тайный вывоз за пределы Ирака какой-то семьи. И она была вывезена августовской ночью курдскими партизанами на выносливых низкорослых мулах в недоступную для иракцев зону, откуда два вертолета переправили всех в соседний Иран.
Произошло это, как и обещал Меир Амит Муниру Редфе, в тот самый день, когда пилотируемый им «Миг» перелетел в Израиль.
* * *
15 августа 1966 года заместитель командира эскадрильи «Миг-21» капитан Мунир Редфа отправился в патрульный полет. Баки с горючим были заполнены до отказа, как он и хотел. Он сам удивлялся своему спокойствию. О недавнем смятении не осталось даже смутной памяти. Он жил уже вне прошлого, которое с каждой минутой полета отдалялось от него на световые годы.
Самолет шел на высоте одиннадцати тысяч метров. Где-то далеко внизу остались облака, похожие на белый пушистый мех, сиявшие мертвым отраженным светом.
И вдруг кабина наполнилась дымом. Где-то произошло короткое замыкание. Редфа знал, что это несерьезно, что он вполне может продолжить полет, но после недолгого колебания развернул самолет и вскоре приземлился на своем аэродроме.
– Зачем ты это сделал? – спросил его потом Меир Амит.
– Я же обещал вам новый с иголочки «Миг», и не хотел, чтобы вы получили его с изъяном, – последовал ответ.
Амит с изумлением понял, что иракский летчик не видит ничего особенного в своем поступке.
Дефект быстро устранили, и на следующий день капитан Мунир Редфа вновь поднял в воздух свой самолет и взял курс на Запад. На этот раз он прихватил с собой пухлый том, содержавший бесценные схемы и инструкции.
Ни иракские, ни иорданские радары не засекли затерявшуюся далеко в небе серебряную точку. В условленном квадрате, уже над Мертвым морем, «Миг» встретили два израильских «Миража» и присоединились к нему почетным эскортом.
Три самолета один за другим приземлились на базе израильских ВВС в Хацоре.
900 километров опасного пути остались позади.
Часы показывали 7 часов 55 минут утра 16 августа 1966 года.
Это была сенсация. «Едиот ахронот» и «Маарив» вышли в тот день дополнительными тиражами. Радиостанции мира на всех языках трубили про эту новость.
Лавровые венки достались начальнику генштаба Ицхаку Рабину, командующему ВВС Мордехаю Ходу, начальнику военной разведки Аарону Яриву. Нигде ни единым словом не упоминалось о причастности Мосада к этому делу.
Официальная версия гласила, что иракский летчик перелетел в Израиль по обстоятельствам личного характера, без всякого участия каких либо внешних факторов.
Меир Амит и его штаб следили за этим «фестивалем» по радио. Слушая один из убедительных комментариев, Меир Амит сказал Амосу Манцуру:
– А может, мы с тобой, мой мальчик, действительно не имеем ко всему этому никакого отношения?
17 августа Мунир Редфа встречал свою жену и детей. Он пожелал остаться в форме иракского летчика и пошел им навстречу твердым шагом. Летный комбинезон и шлем в руках, – вот и все, что еще связывало его с прошлым.
Иракский пилот и члены его семьи получили оговоренное вознаграждение и решили остаться в Израиле, ибо только в еврейском государстве могли чувствовать себя в безопасности.
Редфа много лет проработал летным инструктором.
Меир Амит часто вспоминал о нем, но никогда больше с ним не встречался. К чему?
У каждого своя жизнь и своя судьба.
* * *
Израильские специалисты набросились на вражеский самолет номер один, как волки на овцу. В течение нескольких суток он был разобран полностью, вплоть до мельчайших деталей, и снова собран. Все его особенности скрупулезно изучались. Когда израильтяне удовлетворили свою «любознательность», за дело взялись американцы. Уже спустя месяц в израильских ВВС знали об этом самолете все.
Меньше чем через год после описанных событий началась Шестидневная война. Большинство вражеских самолетов были уничтожены в ангарах и на взлетных полосах. Египетские «Миги», сумевшие все же взлететь, были сбиты в воздушных боях израильскими «Миражами» с изумительной легкостью. Их выбивали, как уток в тире. Весь мир восхищался мастерством израильских летчиков, и лишь немногие знали, что не только в этом дело.
«Миг-21» – великолепная боевая машина, но израильские специалисты нашли его «ахиллесову пяту». У русского истребителя не было электронной системы зажигания. Его зажигание базировалось на простом горючем, и даже легчайшее попадание в бензобак тут же превращало самолет в огненный шар. Хорошо натренированные израильские асы били прямо в «ахиллесову пяту», не оставляя египетским летчикам никаких шансов.
2 мая 1968 года, по случаю двадцатой годовщины независимости государства, в Иерусалиме был устроен большой военный парад. Заодно отмечалась и ослепительная победа в Шестидневной войне, вошедшая в анналы военного искусства.
Ровно в десять утра в небе над городом появился выкрашенный в красный цвет самолет. Полмиллиона зрителей приветствовали его.
Это был «Миг-21».
Израильское правительство решило открыть парад этим самолетом…