Несколько дней назад мы с ним долго разговаривали по телефону: он вернулся из больницы, – бодрый голос вселял надежду – худшее позади. Интересовался литературными новостями, о своем здоровье умалчивал: еще созвонимся, переговорим…
Умер Савелий Гринберг – патриарх русской поэзии Израиля… На горестную весть о его смерти с болью откликнутся не только у нас, но и в Москве, и в русскоязычном зарубежье, – его поэзию знают, любят и ценят…
Впервые встретил поэта на его юбилейном вечере в Иерусалиме в «Итальянском музее» в 1999-м. Элегантно-статный автор, с первых минут ненавязчиво овладевший аудиторией; негромко, молодо и напористо читающий непростые, скажу, стихи, с избытком наделяя слушателей энергией поэтического слова.
В полнеба осень распушило
От подожженных облаков
по несгораемым стропилам
лучи скользят на твой балкон
К чему морфемы и фонемы
когда мы скованны и немы
Так вспомни солнца времена
Любое время – криминал
Бушуют фабулы утопий
– Утопия – Утоп и я
Утопия Цветы Поля
Подмостки сцены – всё утопят –
Театр – летучий мореход
И легендарный Мейерхольд
С той поры изредка встречались мы и в домашней обстановке: поэт радушно принимал меня в своей неприхотливой обители, блоками книг и рукописей под потолок облицованной…
– Савелий,– спросил я его однажды, – какое самое яркое впечатление у вас на Земле Обетованной?..
– Свобода, – ответил, словно давно обдуманное. – Человек должен быть свободен от собственного существования… Поэзия связана со свободой… Поэзия – самоосвобождение…
Сорочка, васильково-темная, неприталенная, и стать – под стать нраву – несогнутая, и жесты – пластичные, и разлет белоснежных волос, шелковистых, над крупным лбом разворошенных, и густое надбровье над глазницами глубокими, и скулы острые, и губы, улыбкой означенные, и весь библейский облик – собранный, повторюсь, свободный, какой нам всем предопределен, да обретен не каждым…
Поэзию ни на кого не похожего Савелия Гринберга постигал долго…
…Утро и лица теплеют, \ словно вытаенные \ из ночи…
…Там на верховьях \ вдоль да по урочищам \ осколки солнца иных времен…
Почел за благо – дружеское его расположение…
Москвич по чистоте русского слога, не замутненного тридцатилетним погружением в ивритскую среду, Савелий Гринберг с молодости до последнего своего часа писал стихи. Его поэзия не желала ни за какие блага повиноваться власть предержащим, не сгибался он в редакционных кельях московских издательств…
Непримиримая советофобия рвется в строки – и в 1973 году Савелий Гринберг репатриируется в Израиль…
Ритмические композиции, наполненные разговорной интонацией, щедро насыщенные новыми формами, непостижимая неустрашимость в работе над словом. Его «рифмоуловители» – передвигающиеся по строкам рифмы, созвучия не только в конце строки, но и в начале. Его прославленная «Палиндромика»: слова-перевертыши врываются, словно вихрь, и в напряженные верлибры, и в ямбы, и в хореи, оправдывая авторскую самоиронию: «Ты палиндром себе воздвиг нетрюкотворный»…
Углубленный анализ его поэзии еще ждет дотошных лингвистов. Не изданные последняя книга стихов и многолетние размышления о Владимире Маяковском, – в его архивах… Долг наш, его друзей, сберечь, издать…
Не щедрая на похвальное слово репатриантам израильская пресса назвала Савелия Гринберга человеком, влюбленным в иврит, по достоинству отдав должное его мастерским переводам. В его уникальной антологии «Шира Хадиша» – переводы из известнейших мастеров израильской поэзии Давида Авидана, Ионы Волах, Натана Заха, Меира Визельтира, и самых значительных поэтов Израиля Ури-Цви Гринберга и Иегуды Амихая.
Время – единственный и непогрешимый критик, чуткий к счету гамбургскому. В Антологию русской Поэзии XX века, без спешности и привередливо собранную, войдет и Савелий Гринберг.
…Осененный осенью Поэт,
озаренный запредельным даром,
как радаром,
вслушиваться в Небо, –
в напряженный зуммер, в шорох слова,
освещенный щедростью иврита,
оснеженный сединой Хермона,
не согбенный грузными годами,
пунктуально точный, словно Гринвич,
вот такой он наш Поэт– Савелий Гринберг.
Прощай, Савелий…
19 января 2003, Бейтар-Илит