* * *
Ну, хорошо, пускай уже не светит,
ну, как водится,
пускай не светит свидеться.
и то, что вырисовывалось –
съежится,
все съежится, скукожится, не сбудется
– но почему – или мне только кажется?..
И даже если не насытится чудовище,
упиться новым зрелищем готовясь,
а только лишь еще сильней насупится,
из чертовых ноздрей пуская дым –
(вот так? и это – все?)
не сбудется
и не придется мне тебя коснуться
– то отчего, скажи, там что-то светится
и я так ясно слышу шорох моря?
И почему я точно знаю
– нет, не кажется –
как лопнет зло, мазутом растечется,
мы выйдем из волны, как чудо-витязи,
и каждый всех спасет и сам спасется.
21 сентября 2001
ПРИЗНАНИЕ
…Чтоб жизнь благословенную продлить
Сказал… в общем, сказал…
и руку положил на стол.
Тщеславие во мне легонько шевельнулось
и затихло.
Под ногами
набережной настил – смотрю: изрядно стерт.
По руку левую
Гудзон катил со всякой дрянью грядки.
Мне предстоял один нелепый труд.
А день стоял такой сентябрьский, редкий.
Ах, как она это умела:
жизнь продлить!
Мы этого не можем, не умеем.
Облокотясь на пластиковый стул,
я отхожу к тылам –
но ненадежен тыл.
Не зная, что сказать, кивну: «Смотри» –
и он послушно смотрит.
К вину ли –
он спешит подлить.
Ищу, не нахожу благоговенья.
Неловкость, жалость –
и прочие недорогие чувства – пожалуйста,
но где ж благоговенье?..
Благоговенья – не было во мне.
А день стоял…
нет, уходил…
нет, уплывал
бездарно, безвозвратно,
волна к волне.
НЕОФИТ
Сердце, полное графита,
Полюбило неофита,
Побелело, возросло,
Выпустило крыло.
Из глубин теперь взмывает,
Из-за леса, из-под дол,
То оно им помавает,
То как парус, надувает,
То слегка приподымает,
Точно девушка подол.
* * *
А вот так и любим –
что неважно: а я-то любима?
Сегодня мне б это мешало.
И правда, легко ль кораблю
на встречные волны взбираться?
Я тебя не леплю.
Я тебя никогда не лепила.
Потому-то и знаю: любим.
Отчего же виной
отзываешься, болью такою?
Отчего не помыслю без боли
такой поворот?
Отчего не лицо мне маячит –
до верха застегнутый ворот?
Как будто раскрою –
там дырка от пули люблю.
* * *
Ну а теперь – как назовем?
Каким заботливым, нетрудным,
нетребовательным словцом?
Какою лентой обовьем?
Держи покрепче, осторожней –
а мы немного отойдем
и поглядим отсюда, сбоку
(ты слышишь: я сказала «Споку»?)
Тебе подходит быть отцом.
О скромность, ты воображаешь,
что я одна ее леплю.
Я суеверна, ты же знаешь –
в том имени не будет «ю»,
если об этом вопрошаешь.
А мы аквариум поставим
и быстрых рыбок заведем.
Утайки юркие, урывки
украсят годы нищеты,
и корм сухой полюбят рыбки:
ни «ю», ни «эль», ни зги, ни зыбки.
В том имени не будет «ты».
ТЫ
А ты и есть – мое к тебе.
Все остальное ведь не так надежно,
изменится, возможно, исказится.
И вот, тебя увидев,
к примеру, через n коротких лет,
«О Господи, – скажу себе, – опять??» –
и все былое.
Ты ж, мой свет,
окажешься такой же,
нет, еще румяней и белее.
ЗАКАТ
Книги болезные,
сны бесполезные,
дети бесслезные,
тучи крылаты.
Тучки железные:
пыльные латы
сброшены в небо –
а где же солдаты?
Июль 2001
9 АПРЕЛЯ 2001
Вдруг потеплело, это мой дэ рэ.
Гляжу – вокруг Ван Гог, а не Доре.
Мой друг забыл, но главное, здоров.
И то – пасхальный пыл, таянье слов.
Растаяло, в моем кафе тепло,
вон ямка на столе от зимних книг.
Ушла зима, сквозь окна утекло,
в окне разводы, я смотрю на них.
Не гоголь-моголь зимний – нет, Ван Гог:
в стекле мазки летят, как лепестки.
Пора отваливать на воздух, на восток,
готов возок, и деготь, и свистки.
Апрель поднимет грязно-серый стяг,
а я увижу нежно-голубой.
Так выйдет засидевшийся в гостях,
тугую дверь закроет за собой.
И я войду в тот воздух глубоко,
и как растает мой последний слог –
вот так растает твой последний снег,
и я расстанусь с собственным легко.
ОТРАЖЕНИЯ
Бежали мышка и полевка.
Сидел рыбак и рыболов.
Была хорошая поклевка,
Но нехороший был улов.
Того, кто в ряске – нужно лаской.
Он знает – но ему горит!
Пускай дурак посвищет леской –
Немногих он уговорит.
Пред ним легонько воду тронет
Жук деликатный плавунец.
А жук второй – под первым тонет,
Вниз головой, глядит, не стонет.
А кто ловец и кто живец –
Немногим ясно, что творится,
Да и творится ль вообще.
Он над ручьем сидит и злится,
День длится, тень его двоится,
И значит, он уже троится,
Как тот двойной шпион, в плаще.
АСТРОФИЗИЧЕСКИЙ РОМАНС
(На мотив Стивена Хокина)
Гори, мой свет, сгорай –
теперь уж без остатка,
узнай, звезда-загадка,
как близок этот край,
как в предпоследний миг –
неслыханная милость,
как все переменилось
у самых губ моих.
О легкий звездный газ,
свеченье длинной кисти –
и стрелка на запястье
почти у самых глаз.
Нас тащит за собой,
раскручиваясь, ворот
в полураскрытый ворот
рубашки голубой.
Изогнутых лучей
последнее мгновенье.
О свет исчезновенья
двоих в груди твоей.
2001