* * *
Ребе в пляс, в пляс, в пляс,
Ребе раз, раз, раз.
Ребе скок, скок, скок –
Стар Адам, да молод Бог.
Ребе каплю в оборот –
Боженька, что смотришь в рот?
Ребе пьет, ребе пьет –
Дождь-то льет, а гром-то бьет.
Уговор дороже драхм!
Небо в крап – и ребе в храп.
СПРОСОНОК
Как улочки забавны вновь,
Как весел вновь народец,
И денежка из давних снов
По их прилавкам бродит.
Ах, как легко на сцене той
Мои сгорают свечи,
И спорят с Откровением
Там на моем наречье.
Хоть просыпаюсь, плачу я,
Зато смеюсь во сне так,
Что полны мои ящички
Приснившихся монеток.
* * *
Суй кутенка в корзину, бабка,
Брось мусолить Коран свой, шапка!
Что, какие стихи, не парься,
Пенься, штоф, поросенок, жарься!
Ты веревочкой мне не вейся,
Вечность, прочь! Самобранка, действуй!
Ну, к чему тут музыка, дочка?
Юбка, мнись, отодвинься, кочка!
РАССКАЗ О ПАСХЕ
Агнец, чаша, хлеб в вине,
Им воздастся, но не мне.
Здесь не кровь, а просто мед.
Под окном Иуда ждет.
Сыр и серп вступают в брак,
Остальное сказки, брат?
Чаден, сперт пасхальный дух!
В третий раз кричит петух.
ЛИЕПАЯ
То жмудский дождь, считаешь? И
в нем закаты тают; российские
льны стонут, и в них рассветы то-
нут; пусть улицы углов полны, в
конце увидим волны, с лесами
мачт над головой, мы – воробьи на
мостовой, мы друг для друга пища,
один другого ищем.
ОДНА ПТИЧКА ПОЕТ
Чуть свет, ты за стеклом уже
Паришь на том же этаже.
Застыло время, только ты
То от земли, то с высоты.
Да разве это может быть?
За век мгновенья не избыть!
Приходит Бог, толкает в бок,
Все кончено: лишь ты и Бог.
БЕЛЫЕ КОЛГОТКИ
Раз имам меня спросил, спросит
Вдруг иван: правда ли, что в вас
Мессия, или вы обман?
Но в столбцах заплесневелых вы-
доенные кем-то пущены мы в дело.
Выдуманные, что несемся в
маскхалатах, как в халатном сне.
Пецис, Йецис, Макс&Мориц, весе-
лы, как снег, не на той войне, мы
стынем, с нами пополам сам не
хочешь ли в пустыню, алейкум’- с-
салам! Но к твоим колготкам бе-
лым, выдуманная, карабин несу с
прицелом, выдуман и я; Алла’
алим, байты биты белые во мне, с
кем за Ригу будем квиты, на какой
волне? Что в твоем мне делать
свитке, ангел Азраил, обобрав ме-
ня до нитки, мой свинец остыл, как
же быть? А веселиться, всем нам
жестко стлать: «Исполать вам, ви-
селицы!» –«Тебе исполать!»
* * *
Есть особый любовный час: авгу-
стовская нега, маятники весны
молчат перед осенним бегом, за-
навесившаяся голова, удары ус-
талых весел, заневестившаяся
трава, жар запоздалых чресел,
угольки из горна к губам крон зо-
лотистых веток – послеобеден-
ная волшба, последнее солнце
лета.
* * *
Я нес глагол давно и подвернул
лодыжку, держал я слово, но
подвела одышка, как в финской
бане пар, не моя, нёбо сушит,
так мотыльков угар немое небо
тушит, чужой контекст кипит в
пустых руках, что стигмы, грам-
матика вопит без парадигмы,
дрожат губенки, врут: вдруг
лопнут; на камне выбит слог,
Бог – вот он.
МОТИВ РУФУСА
Под сердцем зреет.
Зеленый кран течет – июль почти
что полон.
Ну, что там за?
Попробуй ковырни.
Чу, голоса звучат! Те хором о нас
судачат!
Нет, ну же: показалось. Безумным
бабкам больше знать дано – сквозь яс-
ный знак и желтый дрок мотает душу
Аннушка в клубок.
ПОЛЕ ОЯРА ВАЦИЕТИСА
День Яна, о: как хлещет дождь, как губы липнут к чаркам,
А в знойном Вифлееме ночи жарки, жарки, жарки.
Кого-то вверх, кого-то вниз – что движет нами? Дух же!
Сияют на небе огни, что видишь там? Звезду же.
Твой пласт не перепахан, нет – хоть близок, не укушен,
И топью цепкою след в след бредут стеная души.
Перевел с латышского Сергей Морейно