Многие лучшие тексты Виктора Голкова восходят чуть ли не к вертинской романсовости:
Боли нет в прощанье запоздалом
и надежды не заметно в нём.
Жизнь как будто небо над вокзалом
залита серебряным огнём.
Причем романсовая подоплека первых двух строк адекватно выражает один из главных и стимулов, и мотивов творчества автора – ностальгии. Необходимо отметить, однако, что ностальгия эта продуктивна и не скучна. Она как сладкий дым оставленного в прошлом прошлого, которое, по меньшей мере, источник искусства, а в сущности – источник нас самих. Глубокая укорененность поэта в российской культуре продуцирует другой компонент его поэтической речи – русскую народную песенность с ее частым пренебрежением логической четкостью ради чувства, имеющего быть выраженным:
Косила старый город
железная коса,
и сажей белый ворот
испачкала роса.
Торжественно вещали
о прошлом дорогом
и медленно нищали
на сотню верст кругом.
И струи дыма эхо
переходило вброд…
И ширилась прореха
у городских ворот.
Уверен, что Голков не пользуется вышеозначенными интонациями в качестве сознательно применяемого приема, да и вообще не вымучивает стихи; они у него, наверняка, плод вдохновения, поиска Б-га «только когда Он рядом». Автор в подавляющем большинстве случаев не сбивается. Речь его свободна, равно значительна и в высоком, и в низком стилевом строе.
Некоторая неровность в подборе текстов позволяет предположить, что у автора просто «рука не поднялась» на давнишние вещи, стеснённость же в средствах повлекла крайнюю простоту полиграфического исполнения, парадоксальным образом расширившую объем книги.
Виктор Голков, обходя соблазны стилистических наворотов, идет по пути «впадения» в ту самую «неслыханную простоту» и гармоническую точность, которые в последнее время вновь возвращаются на подобающее им место в списке приоритетов русской поэзии. Кажется, авангард достаточно расчистил (от самого себя в том числе) пространство для подобного обновления.