Чтобы быть интересным настоящему книгочею, поэту необходима и широта литературного образования, и нечто современное и искусное. Сборник «В конце дней» (название книги – цитата из книги пророка Даниила) – очередная попытка «прорыва» Хагая к сегодняшней аудитории.
Его поэтика, пожалуй, восходит к традициям средневековых менестрелей, умевшим придумывать фигуры речи, употреблять слова «в непривычном или хорошо забытом смысле». Трубадуры («выдумщики» – на провансальском диалекте старо-французского языка) не только изобретали «новые слова», используя возможности умлаутов (огласовок) и палиндрома. Они сообщали некую информацию, непонятную «непосвящённым», прямо предупреждая читателей о наличии «второго» смысла – двойного дна. Аналогично поступали и мастера русского авангарда.
Однако «тёмные
места» в созвучиях негромких,
мы оставляем неспроста «соротичу» – потомку.
Говоря о вновь обретённой родине, Хагай не повторяет засиженные мухами метафоры. Поэма «Горячий цех, или Град Преображения» предлагает любителям рифмованных строк образы совершенно иного уровня.
Мой Ханаан – венец
прелестных стран!
Там нет проблемы братьев-мусульман,
жующих лохов и похмельных пьяниц.
Как звёзд прекрасен ритуальный танец!
И где-то рядом… Лисс и Зурбаган.
Авторское «Я», в соответствии с этой эстетикой, выступает в иносказании, в сочетании поэтической речи, отнюдь не выспренней, и речи обиходной, разговорной.
Перед нами сегодняшний Израиль – «Великий Штетл – смесь Жмеринки и Сочи», «Град – у – Горы» – Иерусалим, конкретные реалии – улица Шенкин с его «Осликом», новые небоскрёбы в начале Дерех ха-Шалом, крепость крестоносцев Бельвуар, «кораблик Яффо», улица Нахалат-Беньямин.
Иллюстрации хайфского художника Виктора Молева – вводят нас в пространство поэтического вымысла, соразмерного гофманиаде окружающей среды. Той же цели служат упоминания реально существовавших и ныне здравствующих лиц (литераторов, приятелей, недругов), прозрачные намёки – отголоски окололитературных баталий, чересчур эмоциональные выпады эпиграмм.
Иллюстрации хайфского художника Виктора Молева – вводят нас в пространство поэтического вымысла, соразмерного гофманиаде окружающей среды. Той же цели служат упоминания реально существовавших и ныне здравствующих лиц (литераторов, приятелей, недругов), прозрачные намёки – отголоски окололитературных баталий, чересчур эмоциональные выпады эпиграмм.
Зло, в духе Генриха Гейне и древних пророков – о менталитете «нового еврея», – израильтянина:
Прыг-скок! Из ряда
в ряд. Греми, машина!
Под киром кофеина и бензина –
он всюду, как севильский брадобрей,
смакуя «в мыслях» парочку идей,
гремя по фенефону оглашённо
……………………………………………
удрав от им придуманных затей:
партнёров, должников и домочадцев…
И пусть сукка – его желанный кров,
но суррогат величия – богатство –
его Звезда…
А про Сион и братство
он вспоминает в трёпе простаков.
Живое, тревожное слово заставляет задуматься… Так о чём предупреждает поэт? Об исчезающей пользе нравственности? О крахе сионистской идеи и грядущей гибели Третьего Храма? О невозможности возврата на прежнюю родину, ибо той страны уже нет? Кому адресует автор свои «Послания»? «Городу и миру»? Торгашам шука Кармель? Или некоему гипотетическому читателю будущего, ещё не родившемуся на свет?
Чтоб жить
совершенно и строго,
испей и изведай до дна
всю сласть, что навалом у Бога,
и ту, что, как воздух, – одна.
Гляди упокоенным взглядом,
смакуй золотое вино,
поверив: навеки и рядом
с тобой – что тебе не дано.
Вот эта нота надежды, это упование на Высшую справедливость связывает стихи Хагая с традицией. Настоящая поэзия – это ещё и знание тайны мира, подкреплённое верой сердца.