Подлинная художественность определяется и сопричастностью автора к тому, что он изображает. Красильщиков своим мастерством не щеголяет, избегает языковой лихости. Язык его так же чист и прост, как жизнь изображенных им персонажей. Автор не комментирует их поступков, избавляет читателя от нравоучений, но его сокровенное, часто безмолвное, присутствие создает атмосферу неповторимой, почти интимной тональности. Автор сопереживает вместе с героями маленькие человеческие печали и радости.
Многие сюжеты Красильщикова заимствованы прямо из реальной действительности. Но если случившиеся на самом деле истории воспроизводит художник, они, даже воссозданные с самой документальной точностью, пройдя через горнило его личностного восприятия, переходят в иное качество и принадлежат уже не жизни, а искусству.
Герои многих его рассказов – «Старуха, прочь», «Разговор прабабки Ольги с правнуком Давидом», «Кража» – люди пожилые, обретшие новую родину, когда жизнь их истончилась и стала почти эфемерной. Им тяжело приспособиться к новым реалиям. Однако их судьбы, прожитые в иных измерениях, накладываются на этот странный мир и, что самое удивительное, врастают в него. Прошлое сливается с настоящим самым естественным образом – ибо что может быть естественнее возвращения человека домой с чужбины.
Почти все лирико-философские темы писателя связаны с Израилем. По Красильщикову, одна из особенностей этой земли заключается в том, что она высветляет все лучшее, что есть в человеке, и помогает ему раскрыться до конца.
Отчетливость внутреннего рисунка образов и цельность настроения придают рассказам Красильщикова особый колорит. Ну а рассказ «Побег» я просто не могу не выделить. На мой взгляд, эта вещь украсила бы любую хрестоматию.
Идея проста: ни любовь высшей пробы, ни кровные узы не спасают людей от отчужденности, если нет между ними общности духовной. Старая женщина вдруг, казалось бы, ни с того, ни с сего, бросает единственного сына, обожаемых внуков и уезжает в далекий Израиль, к сестре, с которой рассталась полвека назад. Сын не понимает поступка матери. Испытывает боль, обиду, горечь. Рухнула советская империя, все в мире переменилось, сын стал удачливым бизнесменом, живет в достатке, но тоска по матери и обида на нее с годами не становятся меньше.
Прошло двадцать лет. Матери уже перевалило за девяносто. И вот она звонит сыну, просит его приехать, потому что, предчувствуя близкую кончину, хочет с ним проститься. Сын бросает все и летит в Израиль. Мать еще жива, и общаясь с ней и с ее окружением, сын начинает видеть в ином свете самое горестное событие своей жизни.
Мать его не предала. Просто вектор ее жизни пересекался с осью мироздания совсем в иной точке, чем его вектор. Мир ее сына был одноцветным. Она же воспринимала жизнь как буйство красок. И уехала лишь потому, что сын не нашел бы своего места в жизни, если бы она была рядом.
Истина открывается в последнем разговоре матери с сыном:
– Просто ты никого не любила, кроме Эстер, – сказал Иосиф, – не любила того Якова, и отца, и меня, и своих внуков… Тебя тоска замучила по любимой сестре – вот ты и ушла от нас.
– Неправда, – вздохнула мама, – я тебя всегда любила. Я бы отдала за тебя жизнь, не раздумывая.
– Сомневаюсь, – поднялся Иосиф, – это не так – с любимыми не бывает скучно.
– Бывает, поверь мне.
Он помог маме встать, и ее глаза за сильными линзами очков показались ему огромными… Иосиф вдруг понял, что слова мамы – не ложь. Просто он вырос не тем, на что она надеялась…
– Прости меня, Носик, – сказала мама в клетке лифта под гудение вентилятора, – я, собственно, и позвала тебя, чтобы… Ты должен меня простить.
Она умерла через два дня.
С какой впечатляющей четкостью выписан весь диалог!..
Фразы в рассказах Красильщикова упруги, как мячик. Никаких «жировых наслоений». Одни мускулы.
А вот рассказ «Родина Антонины» – о том, как русская женщина еврея полюбила и в Израиль с ним уехала. На экзотическую страну смотрела она глазами мужа, а когда эти глаза закрылись – погас для нее Израиль, исчез, как марево.
Дочери не советовали Антонине возвращаться, но она понимала, что без Ефима все ей в Израиле без надобности: море, фрукты и раскрой тканей…
– На родину летите? – спросила на иврите Антонину соседка в воздушном лайнере.
– Не знаю, – ответила она тоже на языке Бога.
Ответила честно, потому что давно уже решила для себя, что настоящая родина у человека там, где его любят, и он способен ответить тем же…
Андрей Платонов говорил, что «писать надо не талантом, а человечностью, – прямым чувством жизни». В этом смысле Аркадий Красильщиков его ученик.