29 июля 1824 года А. С. Пушкин получил предписание одесского градоначальника: «Нижеподписавшийся сим обязывается по данному от г. Одессы градоначальника маршруту без замедления отправиться из Одессы к месту назначения в губернский город Псков, не останавливаясь нигде по пути по своему произволу…».
9 августа поэт прибыл в Михайловское. Новая ссылка не была радостной для Пушкина, хотя там после долгих лет разлуки он встретился с родными. После свободы южной ссылки, после шумной и открытой одесской жизни поэта ожидала глухая деревня. Ко всему еще, отец взял на себя полицейские обязанности официального надзора за поведением сына и его перепиской. Столкновения с Сергеем Львовичем закончились тем, что отец с матерью и братом уехали. Но это не принесло поэту облегчения: он оторван от друзей, от развлечений, от ставшей привычной Одессы, где осталась любимая женщина. «Все, что напоминает мне море, – писал он Вере Федоровне Вяземской, – наводит на меня грусть – причиняет мне боль в буквальном смысле слова».
Первые месяцы пребывания в Михайловском были насыщены ностальгическими воспоминаниями. «Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне – скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни голубого неба полудня, ни итальянской оперы…» А в письме к брату Льву Сергеевичу поэт просит: «Пришли… перстень, мне грустно без него». По всей вероятности, речь идет о перстне-талисмане, подаренном Пушкину графиней Е. К. Воронцовой. Этот перстень – «герой» стихотворений «Храни меня, мой талисман» и «Талисман». С ним связано много легенд.
Одна из них, не имеющая научного подтверждения (как и опровержения), гласит, что на самом деле перстней было два. Один из них был подарен поэту влюбленной женщиной, а близнец-талисман остался у нее. Не научным, а, скорее, эмоциональным подтверждением этому может служить стихотворение «Сожженное письмо»:
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела…
Как долго медлил я! Как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет…
Минуту! …вспыхнули! пылают – легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит… О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди…
Летом 1823 года Пушкин был переведен из Кишинева в Одессу в канцелярию новороссийского генерал-губернатора графа Михаила Семеновича Воронцова. При первой встрече Воронцов принял поэта «очень ласково». Пушкин стал частым посетителем дома Воронцовых, пользовался обширной библиотекой графа, общался с ним в одесском светском обществе. В начале сентября 1823 года поэт познакомился с супругой Воронцова Елизаветой Ксаверьевной и стал посетителем ее одесского салона. Со свойственной ему страстностью, Пушкин влюбляется в хозяйку салона. Чувства его, возможно, не остаются безответными. На полях рукописей «Евгения Онегина» и других черновиков, сменяя друг друга, появляются около тридцати рисунков с изображением Воронцовой. Отношения поэта с Елизаветой Ксаверьевной вызывают крайнее недовольство графа, который всячески стремится подчеркнуть, что стихотворец Александр Пушкин – всего лишь мелкий чиновник его, Воронцова, канцелярии. Используя свое влияние, Воронцов пытается удалить Пушкина из Одессы, что, в конце концов, и случилось – Пушкин был исключен из службы и выслан на жительство в село Михайловское.
Правда, и поэт не оставался в долгу. На Воронцова посыпался град эпиграмм.
14 июня 1824 года семейство Воронцовых с многочисленными гостями отправились в Гурзуф на яхте «Утеха». Еще в начале года Пушкин был уверен, что попадет в число приглашенных и вновь посетит Крым. Воронцов организовал поездку, чтобы отпраздновать новоселье в гурзуфском доме, купленном у герцога Ришелье. Том самом доме, где поэт провел «счастливейшие минуты жизни» с семьей генерала Раевского. А капитаном на яхте «Утеха» был Егор Васильевич Зонтаг, муж детской писательницы, племянницы и преданнейшего друга В. А. Жуковского.
Пушкин даже приглашает в эту поездку П. А. Вяземского, чтобы вместе провести лето в Крыму, «куда собирается пропасть дельного народа».
Пушкина, однако, на яхте не оказалось. Поэту оставалось только вообразить себя на корабле, уносившем любимую к берегам Крыма:
Морей красавец окрыленный!
Тебя зову – плыви, плыви
И сохрани залог бесценный
Мольбам, надеждам и любви.
Ты, ветер, утренним дыханьем
Счастливый парус напрягай,
Волны внезапным колыханьем
Ее груди не утомляй.
24 июля Елизавета Ксаверьевна возвратилась в Одессу, а 29 числа поступил организованный Воронцовым указ о немедленной высылке Пушкина. В один из оставшихся ему дней поэт встречается с любимой женщиной. Во время прощания Елизавета Ксаверьевна дарит Пушкину перстень, полученный ею в Крыму на Чуфут-Кале.
…Следует вспомнить, что еще со времени путешествия по Крыму императрицы Екатерины II знатные путешественники в обязательном порядке посещали в Бахчисарае бывший дворец крымских ханов и древний город-крепость караимов Чуфут-Кале. Здесь Воронцовых встречал караимский общественный и религиозный деятель Симха (Симха бен-Соломон) Бабович. Был он человеком незаурядным. Его отец в 1795 году, вместе с группой знатных караимов, ходатайствовал в Петербурге об отмене в отношении караимов указа Екатерины II об обложении евреев двойными податями. Сын его Симха принял фамилию Бабович, происходящую от тюркского имени Баба. Как и отец, он много старался в пользу своих единоверцев и всегда ходатайствовал за них перед высшими сановниками. В 1837 году благодаря его стараниям в Евпатории было учреждено Караимское Духовное Правление, ведавшее делами караимских общин. Во главе Правления был поставлен С. Бабович с титулом хахама[1]*. Принять на Чуфут-Кале такого знатного гостя, как новороссийский генерал-губернатор, Бабович считал для себя особой честью. Кроме того, он, по-видимому, рассчитывал, что Воронцов в дальнейшем будет оказывать поддержку караимской общине. Во время посещения древнего караимского города четой Воронцовых С. Бабович преподнес знатным гостям золотой перстень – крупное кольцо витой формы с большим восьмиугольным камнем сердоликом, с надписью на иврите: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память». Надпись сверху и снизу украшена орнаментом из гроздьев винограда.
Перстень Симхи Бабовича стал не только знаком любви Пушкина и Воронцовой, но и утешением, своеобразной компенсацией поэту за несостоявшуюся поездку в Крым. Не случайно стихотворение «Талисман» полно крымскими, восточными ассоциациями.
Знал ли Пушкин перевод надписи на камне – не известно, но с перстнем-талисманом никогда не разлучался. На известном портрете Тропинина поэт изображен с этим перстнем.
После кончины Пушкина перстень перешел к Жуковскому, о чем Василий Андреевич сообщает в одном из писем: «Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мной с мертвой руки его». Сын Жуковского в 1875 году подарил его И. С. Тургеневу. Тургенев хотел завещать талисман Л. Н. Толстому, чтобы тот, когда настанет его час, «передал перстень, по своему выбору, достойному последователю пушкинских традиций между новейшими писателями». Но после смерти Тургенева в 1887 году Полина Виардо передала его Александровскому музею.
В фондах Всероссийского музея Пушкина хранятся отпечатки знаменитого перстня на воске и сургуче. Сам перстень при весьма загадочных обстоятельствах в марте 1917 года был похищен из кабинета директора музея. Дальнейшая судьба этого талисмана пока неизвестна.
-
* Хахам (иврит) – мудрец. ↑