Из выступления писателя на 66-ом Международном библиотечном конгрессе в Иерусалиме 15 августа 2000 года.
Григорий Бакланов и глава российской делегации – генеральный директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы и президент Российского отделения Фонда Сороса Екатерина Гениева передали в дар Иерусалимской русской муниципальной библиотеке 140 книг, изданных в рамках проектов Института «Открытое общество». От имени иерусалимского мэра Эхуда Ольмерта его советник Владимир Шкляр поблагодарил гостей за щедрый подарок.
Иерусалимскую русскую библиотеку, созданную 10 лет назад при поддержке Сионистского Форума и получившую недавно муниципальный статус, на Конгрессе представляла ее основатель и директор Клара Эльберт.
…Но разве не при помощи слова историю искажают? Ножом режут хлеб. А сколько людей зарезаны ножом… И это все тот же нож.
Вначале было слово и слово было Бог. Смысл сказанного для людей верующих тут, видимо, один: Бог – творец и начало всего сущего. Для людей светских смысл сказанного во всесилии самого Слова, ибо каждому делу предшествует мысль, а мысль выражена в Слове. Мысль, которая не может быть выражена простыми словами, ничтожна, ее надо отбросить.
…Семьдесят с лишним лет у нас воспитывали поколение за поколением в убеждении, что Октябрьская революция 17-го года была величайшим событием истории, величайшим благом для нас и человечества. Об этом написаны тонны книг и не только у нас. И действительно, – всеобщая грамотность, школы наши, университеты наши, несмотря на определенный идеологический климат, давали достаточно хорошее образование, не случайно сегодня ученые нашей страны работают во многих университетах мира, их ценят, а мы, после того, как рухнул железный занавес, открылись границы, мы болезненно ощущаем «утечку мозгов».
Вообще-то проблема «утечки мозгов» не нова в России. И в царствование императора Александра 3-го, и Николая 2-го, и сразу после революции Россию из-за разных форм дискриминации покинуло много светлых умов. Стрептомицин, спасший от туберкулеза миллионы жизней, первым получил эмигрант из России Зельман Ваксман. На Нобелевском банкете он рассказал, какой подарок прислала ему маленькая шведка. Вот – дословно: «сегодня утром получил от нее еще большую, чем нобелевская, награду – пять цветков, по одному за каждый год жизни, которой она обязана стрептомицину». А классик русской литературы Иван Бунин. А всемирно известный экономист Василий Леонтьев. Можно перечислять и перечислять.
…Россия до революции вывозила хлеб, была одним из главных экспортеров, хотя урожаи были ниже, чем, скажем, в Германии, в Англии. Но – просторы. А мы не первое десятилетие хлеб ввозим, покупаем за границей. Да если б только все измерялось хлебом! На фронтах Гражданской войны, на фронтах Отечественной войны 1941-45 годов, в сталинских лагерях, от голода после коллективизации, когда тоже вывозили хлеб за границу, чтобы купить станки, вывозили, отнимая его у голодных, и люди вымирали целыми селами, от всех этих бедствий, которые в учебниках истории, в так называемой художественной литературе изображались как дело правое, как благо, взять хоть ту же «Поднятую целину» Шолохова, написанную во славу коллективизации, от всех бедствий погибло неведомо сколько миллионов, называют даже цифру 100 миллионов человек. Кстати, о возможности чего-то подобного предупреждал Достоевский.
А что же слово? В лагерях, куда на гибель ссылали «врагов народа», они, политические, с горьким юмором называли уголовников: «друзья народа». И во Французскую революцию были «враги народа» и «друзья народа». И «друзья народа» нередко и скоро становились «врагами народа» и шли на гильотину. Интересное совпадение, не правда ли? А слова все те же.
Но иногда даже не слова, одной буквы достаточно, чтобы изменить смысл исторического события. Повторю: на протяжении десятилетий говорилось и писалось, что революция победила в России. В дальнейшем, как предполагалось, она должна была победить во всем мире. И вот недавно смотрю документальный фильм о первой мировой войне, обо всем том, что предшествовало революции в России. Кстати, документальный вовсе не означает неопровержимый, подлинный. И документальный фильм, и книга выражают то же самое, полностью подчинены воле автора. Из документов, как из детских кубиков, составляют ту или иную картину мира. А разница та, что документальное произведение вызывает больше доверия: оно же не выдумано, документы подлинные, не зря их до сих пор скрывали…
Так вот, этот фильм, о котором я говорю. Завершающие слова фильма: страны Антанты победили Германию, а революция победила Россию. Совершенно противоположный смысл, а выразить его хватило одной буквы: там – победила в России, здесь – победила Россию.
…Здесь, в Израиле, особенно уместно вспомнить, что перед тем, как Гитлер принял решение об окончательном решении еврейского вопроса, то есть о полном уничтожении всех евреев, часть евреев была выслана из Германии. Хочу подчеркнуть: не вследствие этого принималось решение, а перед тем. Так вот, пароход с изгнанниками не приняла в то время ни одна страна: ни США, ни Канада, на Австралия и так далее, и так далее. И это развязало руки Гитлеру, пароход вернулся, и капитан его, видевший, что происходит, застрелился. Конечно, не говорили людям: «Езжайте на гибель, нам до вас дела нет». Слова были пристойные, на то и существует, например, дипломатия.
…Ну, а до письменности что, не было истории? Не было знаний? Не было энциклопедий? Библиотек не было – это точно. А вот энциклопедии были. Устной энциклопедией были старики. Они были хранителями памяти и опыта, они были научным пособием своего времени по всем или отдельным отраслям знаний. Наверное, это были люди лет тридцати, жизнь тогда была коротка, но они знали то, чего не могла знать молодежь, что без них заново пришлось бы узнавать людям их племени, заново приобретать опыт, вновь и вновь проходить весь уже пройденный путь. Они знали, какие растения ядовиты, не пригодны в пищу, какими можно врачевать раны, знали, как хранить и добывать огонь, как шить одежду, выхаживать младенцев, и так далее и так далее. Афоризм Киплинга: «Никому, кроме бабушек, не следует ходить за ребенком, матери умеют только производить детей на свет», афоризм этот имеет исторические корни. И уважение к старикам – это не только «культурная традиция», сочувствие к слабым, результат целенаправленного воспитания, тут просматривается исторические и, что еще важней, – генетические корни. Не исключено, что от старых людей, владевших ни с чем не сравнимым богатством – знаниями и опытом, – выживание племен зависело больше, чем от физически более сильных, молодых, но неопытных добытчиков пищи. Разумеется, были племена, которые относились к старикам, как к лишним ртам, убивали их, поскольку голод был тогда постоянным спутником. Такие племена погибли.
…Поскольку сказано было «генетические корни», я хочу обратиться к интереснейшей работе покойного генетика Эфроимсона: «Родословная альтруизма». Почти тридцать лет назад, с большими опасениями, снабженная соответствующим послесловием известного академика, она была напечатана в журнале «Новый мир». Эфроимсон принес ее Твардовскому, и Твардовский принял ее и оценил, но напечатана она была уже после изгнания Твардовского из «Нового мира». …С чем же были связаны опасения, почему требовалась смелость, чтобы напечатать эту работу? Дело в том, что еще не забылось, какому страшному разгрому подверглась генетика в сталинскую пору, само слово ген не произносилось, а Эфроимсон был как раз из тех генетиков, которые претерпели самые большие гонения. А второе, не менее важное, она расходилась с официальной идеологической доктриной. Официальная доктрина утверждала, что методом воспитания мы создадим совершенно нового человека. …Над этим трудились и философы, и воспитатели детских садов…
Время переменчиво, как ветер. И каждому времени – временные книги. Но есть книги вечные, они пережили столетия или столетия переживут: и трагедии Эсхила, и Шекспир, и Пушкин, и Толстой. При всем различии, главное, что объединяет эти книги: они обращены к добрым началам человека. Возьмем Пушкинское: «…и чувства добрые я лирой пробуждал». Он говорит не об абстрактном добре и зле, а о том, что в человеке заложено, что надо и можно пробудить.
Мы наследуем цвет глаз, черты лица, голос, даже походку, и это нам понятно, привычно видеть, это не удивляет нас. А вот характер, нравственные начала, такое невещественное, такое неосязаемое, это можно наследовать?
В своей работе «Этика» Кропоткин, князь, и он же – русский революционер и теоретик анархизма спрашивает: «Почему, в силу какого умственного или чувственного процесса человек сплошь да рядом, в силу каких-то соображений, называемых нами «нравственными», отказывается от того, что должно доставить ему удовольствие. Почему он часто переносит всякого рода лишения, лишь бы не изменить сложившемуся в нем нравственному идеалу?»
…Эти и многие другие «почему» Эфроимсон исследует с позиции генетика. «Есть основания считать, – пишет он, – в наследственной природе человека заложено нечто такое, что вечно влечет его к справедливости, к подвигам и самоотвержению…»
…Самым беспомощным, самым беззащитным на протяжении необозримых тысячелетий оставался человеческий детеныш. Ни когтей, ни клыков, ни шкуры теплой… Выжить могли те детеныши, которых защищали родители, защищала стая. Разумеется, во многих ситуациях выживали и даже оставляли большое потомство те, над кем тяготел инстинкт самосохранения, чистый эгоизм. И все же, все же именно детеныши стай и орд, родов, племен, у которых достаточно развиты были эмоции, направленные на защиту потомства, всей стаи, коллектива в целом, защиту молниеносную, полусознательную и сознательную, имели больше шансов выжить. И закреплялась, росла та система инстинктов, на которую опиралась совесть, альтруизм. Именно то, что и ныне побуждает человека совершать поступки, лично ему, возможно, невыгодные и даже опасные, но приносящие пользу другим людям.
«Возникнув на биологической основе, – пишет генетик, – эта природная сущность человека проявляет себя в качестве иной области – социальной. И одна социальная структура может способствовать ее проявлению, а другая, наоборот, подавлять и извращать». Люди уходящего за горизонт ХХ века слишком хорошо знают эти социальные структуры. Фашизм, тоталитаризм, расизм опираются не на альтруистические чувства, ими означены величайшие трагедии и лет минувших, и нынешних дней.
Приведу еще одну, последнюю цитату из работы «Родословная альтруизма», работы очень близкой мне лично, моему пониманию мира и человека: «Можно с большой долей уверенности утверждать, что эмоции человечности, доброты, рыцарского отношения к женщинам, старикам, охране детей, стремление к знанию – это те свойства, которые …неизбежно развивались… и входили в фонд наследственных признаков человечества».
…Великие книги пронесли сквозь столетия и сохранили все лучшее, что выработано в человеке за века. А слово… «Солнце останавливали словом, словом разрушали города», – писал Николай Гумилев. Выспренно? Есть немного. Но это писал поэт.