* * *
Не ворчи ты во сне,
коли рано встаю.
Дай мне сделать уютною
бедность мою.
Я в чувяках тиха,
по сусеку скребу.
Из ежиного мха
заплету ворожбу.
Затрепещет мой ёжик,
колючками – тырк!
По ступеням обложек
кувырк-раскувырк.
Я достану из книжек
берёзовых дров.
Растоплю мою печь,
разогрею мой кров.
Эта печь не видна,
ибо встроена в грудь.
Мне судьба не дана
южной неги вдохнуть.
Я возьму напрокат
лютых вьюг у зимы.
А дровишки трещат,
словно и
не взаймы.
ИЗ ВЕНКА МЕЛКОЦВЕТОВ С ЧЕТЫРЬМЯ СИРЕНЯМИ
Кто не прочёл запоем весь роман,
тот не увидел в точке небосвод.
Что это было? – Истина? Обман?
Из любопытства, на урок вперёд.
Когда с лиловой –
белая сирень,
венок надеть
приличней
набекрень.
* * *
Я люблю мой заштопанный мир –
ленинградских две пары перчаток,
шаль усевшую, ветхий клавир
(позабытых романсов остаток).
В упаковочной головомойке
расстилала поверх
и на дно
земляничного мыла
прослойки –
применялось от моли оно.
Только в душу свою
не вложила
ни крупинки его,
ни одной.
Моль изъела
иль так
износила?
Пустота лишь
за стенкой грудной.
НОВЫЙ ВЕК, С НОВЫМ ГОДОМ!
…В первый миг
не бери
ни аккорда, ни даже струны.
Затаи мне дыханье, –
так было в младенческих снах.
В глубине непонятной
медвежье-ленивой страны
наряжался Мороз
материнской
улыбкой в усах.
Кто на розвальнях
вёз
через яви и призрак дорог
ту, сначала девчонку,
на твой коронованный раут?
Наметает пурга
на ресницы своих недотрог
слёзы сказок
в бильоны
карат.