ЖИЛ НА СВЕТЕ РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ
Тот, кто упрекает меня в непоследовательности, не так уж неправ. Согласна. Утверждала, что вообще не воспринимаю мужчин, и вдруг – на тебе: изумление, восторг, невнятные междометия! Но ведь у любого правила бывают исключения, и давайте признаемся честно: если бы их не было, то наша монотонная, до последней запятой предсказуемая жизнь окончательно превратилась бы в тоскливую жвачку – что за жизнь, если нечего ждать? А так всегда остается надежда: вдруг этой самой жизни опротивеет свое же собственное бездарное течение да и сойдет она с рельс, и пустится во все тяжкие!..
Кто же мог предположить, что в нашем районе, в этом стоячем омуте, где каждое лицо знакомо тебе, как собственное отражение в зеркале, кто бы мог ожидать, что по нему легкими стопами вдруг прошествует доблестный рыцарь из средневековой баллады?
Стройная худощавая фигура. Бледное лицо, обрамленное длин-ными, слегка вьющимися волосами. Осанка, выдающая аристократа уж не знаю в каком поколении, отрешенный взгляд. А черные свободные одежды явственно указывали на то, что залетел он не только в наш район, но и в наше столетие по чистой случайности.
Кстати, было не исключено, что он действительно “залетел”, поскольку вполне мог оказаться и инопланетянином.
Разумеется, когда я рассуждала о мужчинах, я вовсе не имела в виду разных там принцев или героев рыцарских романов, – я говорила о типах вроде моего соседа по дому, которого никогда не видела, но чей бархатный, без единой ворсинки голос вот уже в течение года слышу в одном из соседних окон.
А рыцари – да разве можно принимать их в расчет, когда говоришь об обыкновенной, свойственной нам всем жизни?
… Я шла за ним по пятам, как зачарованная, не в силах оторвать глаз от его мужественного, тронутого легкой сединой затылка, и готова была так шагать целый день, а потом вечер, а потом ночь…
Он не видел меня и шел по нашей замусоренной улице, прямой и тонкий, как хлыст, сосредоточенно глядя перед собой.
Дойдя до супермаркета, он замедлил шаг…
И этим вызвал у меня удивление.
Неужели?..
Преодолев некоторое внутреннее колебание, он подошел к стеклянному входу, дверь гостеприимно раздвинулась, и рыцарь решительно вошел в магазин.
Рыцарь из средневековья и – супермаркет?!
Какое-то противоестественное смешение жанров.
Это требовало объяснения.
Ну разве что – где-нибудь за пределами нашего города и нашего времени в стрельчатой башне мрачного замка его ожидает трепещущая возлюбленная, и он решил побаловать ее изысканным лакомством?..
Интересно, что он купит? Персиковый нектар? Варенье из лепестков роз?
Я вошла в супермаркет.
Увидела я его сразу, благо магазин был пуст. Он уже пробивал в кассе (представляете, рыцарь – “пробивал”!) покупки. Схватив первую попавшуюся под руку банку, я чуть ли не бегом устремилась к кассе, однако между мной и рыцарем успела втиснуться толстая тетка с кудельками и щеками свекольного цвета.
Мой герой выложил из тележки вилок капусты, банку томатной пасты и пучок сельдерея.
– Позвольте, неужели в средневековых замках тоже варят борщ? – удивилась я, но тут же поняла, что в моем мозгу произошла путаница, и свекла, необходимая для борща, в рыцарском наборе отсутствует. Я спутала ее с двумя пылающими щеками дамы, стоящей впереди меня, которая, к моей досаде, затеяла долгие выяснения отношений с кассиршей. Кассирша темпераментно объясняла ей на иврите, что надо хотя бы иногда включать мозги и не тащить в кассу все, что попадается на глаза; несколько раз она убегала что-то выяснить у администратора, а мой доблестный рыцарь тем временем по-хозяйски сложил свою добычу в пакет и степенно вышел из супермаркета, прямой и величественный.
И дверь, как занавес в театре, торжественно задвинулась за ним.
Выскочив на улицу, я поняла, что потеряла своего героя навсегда. Его нигде не было. Ни на улице, уходящей вправо, которая просматривалась чуть ли не на полкилометра, ни в переулке, начинающемся в двух шагах от супера – его я пробежала до самого конца.
Рыцарь растаял в воздухе, подтвердив свое неземное, нематериальное происхождение. Я не исключала, что где-то в этом каменном лабиринте, объединяющем супермаркет, банк и другие необходимые для счастья учреждения, среди дверей, узких проходов и галерей существует волшебная дверь, подобная дверце, прячущейся за нарисованным очагом в каморке папы Карло, и дверь эта ведет в прошлые времена, откуда рыцарь и появился.
Однако это странное исчезновение могло подтвердить и другую гипотезу – об инопланетном происхождении героя. Ведь на стоянке возле супера его вполне мог поджидать межпланетный корабль, который во мгновение ока взмыл в небеса и скрылся в бесконечной вселенной еще до того, как я вышла из магазина.
Ощутив легкую грусть, я медленно побрела домой, и пакет с совершенно не нужной мне банкой зеленого горошка больно бил меня по ногам.
“Мамаша, а не могли бы вы для разнообразия немного помолчать? Заткнуться, так сказать… – встретил меня, когда я вошла в свою кватиру, знакомый голос, звучащий в невидимом окне. – А то всё учите, учите, а я и сам кого хошь научу. Не дурак. Как-никак, старшим бухгалтером был на фабрике. И не в какой-нибудь дыре, а в Житомире…”
Я закрыла все окна, а на кухне так даже опустила жалюзи – чтобы ни один звук не проникал в мой дом. Этот тип каждый день изгалялся то над матерью, то над женой, блистая своим ядовитым, как ему казалось, остроумием, и я его ненавидела. То, что доносилось из других окон, где говорили на иврите, такой жгучей ненависти во мне не вызывало, очевидно потому, что три четверти сказанного я не понимала и все речи воспринимала как уличный шум: что-то вроде оглушительного грохота стройки. Зато от этого бедствия не могли спасти никакие жалюзи: мои невидимые соседи беседовали с таким остервенением, что в шкафу у меня тревожно звенела стеклянная посуда. Когда же они врубали на всю мощность еще и музыку, я немедленно отправлялась гулять, и должна сказать, что за последнее время у меня сильно улучшился цвет лица, поскольку на воздухе я проводила довольно много времени. Кстати сказать, и своего рыцаря встретила я в одну из таких прогулок – так что, поистине, из любого зла можно и должно извлекать добро.
“Если вас, мамаша, что-то не устраивает, я бы на вашем месте переехал жить в другое место. Человек должен быть способен на поступок! Вот я, например…”
– О-о-о! – взвыла я и метнулась в комнату, окна которой выходят на другую сторону – подальше, подальше от проклятого окна!
Я открыла дверь на балкон, тихонько включила Вивальди и, сев в кресло, закрыла глаза. И мгновенно увидела почти плывущую над землей стройную черную фигуру.
Откуда он взялся?.. Случайно забрел в наши края? Или новенький? Только что переехал и осваивает район? Если так, то я встречу его еще тысячу раз, а если забрел случайно – то, определенно, для того, чтобы меня утешить: дескать, нет, не все рыцари на земле вымерли, подобно мамонтам, мир не так безнадежен – не надо отчаиваться!
А что касается этого типа, ну, из соседнего окна… Так не все же такие, хотя, к сожалению, имя им – легион.
… Как он сказал? “Человек должен быть способен на поступок”? Это матери-то старушке, которой, судя по голосу, лет восемьдесят! А его незабываемый перл, обращенный уже к жене! “Любовь, моя милая, это не только урвать для себя, но еще и поделиться с мужем!” И это говорит всегда свободный, не работающий мужик женщине, которая, опять-таки судя по отсутствию ее голоса в окне на протяжении всего дня, вкалывает, как негр, с рассвета до звезд. Нет, определенно, природа в воспитательных целях объединила все самые ненавистные для меня мужские черты именно в этом типе и поселила его рядом со мной – чтобы ежедневно напоминать мне о том, что время романтики ушло безвозвратно.
Но рыцарь, рыцарь!..
Друзья мои, если у вас вдруг возникнет желание увидеть принца или просто благородного героя средневекового романа, не обязательно идти для этого в кино. Попробуйте прогуляться в супермаркет вашего района, и совешенно не исключено, что там вы с ним и встретитесь. Во всяком случае, со мной именно так и произошло: дня через два, в следующий же мой поход в магазин, я снова увидела стройную фигуру в черном, рассеянно бродящую между полками. Все та же блуждающая улыбка, нездешняя бледность и взгляд, обращенный в себя. И как красив!
Я опять взяла лишь пакет молока – чтобы как можно скорей проскочить через кассу и не упустить, как в прошлый раз, моего героя. Дождавшись, когда он, вволю набродившись по пустынному супермаркету, подошел к кассе, я встала за ним, почти вплотную, исключив возможность вторжения очередных кудельков в мою личную жизнь.
Та-ак, чем же он решил побаловать свою принцессу на этот раз?
Томатная паста, капуста и пучок петрушки – тот же самый ассортимент. Странно питаются эти рыцари!
И почему каждый раз томатная паста, когда можно купить помидоры? Отличные помидоры по три шекеля за килограмм.
…На этот раз я шла за ним след в след, как ходят волки, и если бы наша обувь оставляла на асфальте отпечатки, сыщики были бы уверены, что по улице шел один человек. Поднявшись по прямой улице, мы дошли до первого поворота, свернули направо – и я поняла, куда делся в прошлый раз мой незнакомец. Далее мы пересекли переулок и через проходной двор, о существовании которого я не подозревала, вышли к… моему дому.
Странно… – подумала я.
Он миновал мой подъезд и неторопливым шагом направился к соседнему. Явно, он шел по знакомому маршруту – в походке ни малейшей неуверенности, ни даже крошечного знака вопроса.
Кто у него тут живет?.. Родственники? Друзья?.. Из всех известных мне обитателей второго подъезда никто не годился ему не только в двоюродные братья, но даже в самые далекие знакомые.
Сопровождать его дальше было невозможно. Я остановилась.
Где-то на третьем или четвертом этаже сначала открылась, а потом захлопнулась дверь. И наступила тишина.
“Вечно вы, мамаша, всем недовольны!” – традиционно встретил меня знакомый голос, когда я открыла свою дверь.
Я бросилась на кухню и закрыла окно.
“Но почему ты всегда покупаешь томатную пасту? – укоризненно спросил старушечий голос, звучавший, несмотря на закрытое окно, достаточно отчетливо. – Я же просила помидоры. И не петрушку, а укроп!..”
“Петрушка – кладезь витаминов, – назидательно изрек невидимый философ. – И капуста, кстати, тоже.”
“Вот и ешь сам свою капусту, – огрызнулась старушка. – А у меня от нее с души воротит…”
…Минуточку, подумала я, пронзенная догадкой, минуточку! Да ведь это же мой рыцарь! Мой несравненный герой!!! Это его покупки: капуста, петрушка. И снова он купил бедной старушке вместо помидор томатную пасту!.. Ну что мне с ним делать?
“Вы, мамаша, вообще темная женщина, – неодобрительно сказал рыцарь. – А вот я, между прочим, читал в газете, один ученый пишет, что кто употребляет капусту, тот живет на четыре с половиной года дольше. А некоторые даже на пять лет и три месяца. И на вашем месте я бы прислушался к мнению мирового светила, ведь на моя, а ваша жизнь движется, так сказать, к закату. Вам что, помешают еще четыре с половиной годика, а?”
Так вот почему неизменный вилок капусты! Ну конечно же, разве в средневековом замке думают о борще? О долголетии, только о долголетии! Непроясненной, правда, остается томатная паста вместо помидоров…
“А от помидор ваших один вред!” – пояснил мужской голос, и я, приоткрыв окошко, затаила дыхание, чтобы не пропустить ни слова из затевающейся новой лекции, но в это мгновение внезапный шквал музыки из квартиры слева, будто громадная штормовая волна, ударил в мое окно и чуть не сбил меня с ног; взволнованно зазвенели в шкафу бокалы из богемского стекла, мир померк, всё исчезло: и капуста, и мировое светило, и голос, щедро и бескорыстно рассыпающий перлы.
Я плотно закрыла окна, опустила все жалюзи, даже на балконе, взяла с полки рыцарский роман, который почему-то не прочла в юности, и отправилась в скверик.
В конце концов, здоровый цвет лица – тоже не последнее дело.
ТАКОЙ ВОТ ПАРАДОКС
Он идет слегка подпрыгивающей походкой, высокий, стройный, длинноногий, с букетом вызывающе красных цветов, притягивая к себе внимание всех, ну, буквально, всех встречных. Несмотря на хмурость и серость февральского дня, он в светлых, почти белых джинсах, а на губах у него, подобно солнечному блику, то появляется, то исчезает улыбка.
Он переходит улицу перед нашим остановившимся у перекрестка автобусом, и я кивком показываю подруге на это диковинное зрелище: мужчину с цветами. Взглянув на нее, я вижу, что и она неотрывно смотрит на длинноногого пешехода, однако на лице у нее замерла вовсе не восхищенная, а насмешливая улыбка.
– Ты знаешь, куда он идет? – спрашивает она.
– Куда?
Мне любопытно, что она об этом думает.
– Делать предложение, – объясняет подруга. – Давно собирался, но все время что-то мешало. То командировка, то невеста заболела гриппом с осложнениями. К тому же ее тетка этот брак не одобряет. А сейчас ему как раз прибавили зарплату, и он решил, что самое время.
– Ты его знаешь? – удивляюсь я.
– Откуда? – удивляется подруга.
– Ну, такие подробности!..
– А у тебя есть другие версии?
Подруга без улыбки смотрит на меня.
– Ну… Идет на день рождения к собственной матери… – неуверенно произношу я, и подруга саркастически улыбается. Впрочем, я и сама чувствую неубедительность своего предположения. – Или идет на день рождения к своей приятельнице…
– …чтобы, когда гости разойдутся, сделать ей предложение, – радостно заканчивает моя подруга.
– Но разве сейчас это так делается? – не сдаюсь я. – Это раньше и не здесь. Это в пятидесятые годы и в Курске: предложения, цветы, тетки…
– А он из Курска, – невозмутимо подтверждает подруга. – Его мама так научила. И друг его так женился. А теперь его очередь. А то, что он перевалил в другую эпоху и в другую страну, он и не заметил. У него же одна извилина!
– Почему это? – обижаюсь я. – По-моему, вполне симпатичный человек. Это ты из зависти, что он не тебе несет цветы.
– У меня такой уже был, – возражает подруга. – Второй муж. Характерно, что тоже любил ходить в белых штанах. И цветы все время мне покупал, правда, на мои же деньги. Я зарабатывала, а он покупал.
– Не работал? – удивляюсь я. – А что же делал?
– Как тебе сказать… – задумывается подруга. И добавляет загадочное: – Бакенбарды фигурно стриг.
– Парикмахер? – догадываюсь я.
Подруга отрицательно мотает головой, а в глазах у нее возмущенное непонимание: как я могла такое даже предположить!
Я бросаю подозрительный взгляд на красавца с цветами, шагающего как раз рядом с моим окошком: его бакенбарды подстрижены аккуратной фигурной скобкой со сложной загогулиной внизу.
Я с изумлением, чуть ли не с испугом, смотрю на подругу.
Она тоже взглядывает на предмет нашего раздора и с удовлетворенной улыбкой говорит:
– Ага… Точь-в-точь!
Автобус, наконец, трогается, алые гвоздики исчезают из вида, оставив в моей душе глубокую царапину разочарования. Мы молчим. Подруга чувствует себя виноватой в том, что у меня испортилось настроение, и ищет какую-нибудь нейтральную тему для разговора.
– Зима, а как тепло! – говорит она. – В Москве сейчас, наверное, гололедица.
Я киваю. Собственно, она ни в чем не виновата.
– Знаешь, почему я не люблю зиму? – спрашивает подруга.
– Холодно?
– Поэтому тоже, – миролюбиво соглашается подруга, – но главное – я именно зимой всегда развожусь. Чаще всего как раз в гололедицу.
Я опять удивляюсь, но стараюсь, чтобы подруга этого не заметила: согласитесь, странно, когда у человека в моем возрасте на лице постоянно написано удивление.
– Мой муж, – продолжает подруга, – в гололедицу поскользнулся на улице и загремел в больницу. Когда я вечером прибежала к нему с работы, он был уже в гипсе, а около него сидела девица, годная ему по возрасту в дочки, с ногами, не помещающимися в палате, и прожекторами вместо глаз. Он сказал, что это свидетельница. Что она как раз проходила мимо и по просьбе врачей отвезла его в больницу. “И осталась тут навсегда?” – поинтересовалась я, потому что с тех пор прошло уже часов шесть. “Она ждет, чтобы пришел кто-нибудь из родных и сменил ее”, – объяснил муж. “Я давно хотела с вами познакомиться”, – подтвердила свидетельница. “С утра?” – спросила я. “Почему с утра? – не поняла девушка. – Еще с тех пор, как вы попросили меня пойти с Толиком вместо вас на Пугачеву. Ну, у вас еще болели зубы! Помните?”. “Ах, вот с каких пор! – сказала я и нежно улыбнулась мужу. – А можно, милая девушка, я вас попрошу еще об одном одолжении?” Свидетельница робко кивнула и, чуя неладное, вопросительно посмотрела на то, что буквально десять минут назад я еще считала своим мужем. “Я попрошу вас ни при каких обстоятельствах не покупать для Толика молочные продукты жирностью больше трех процентов. Холестерин, алкоголизм, печень. И ни в коем случае ничего сладкого – на подступах диабет. И из больницы его забирать придется вам. Причем к себе домой.”
Свидетельница сидела ни жива ни мертва. “А вы?..” – пролепетала она. “А у меня болят зубы, – объяснила я и для большей убедительности потрогала рукой щеку. – Вам опять придется меня заменить, милочка.” “Но, может быть, к тому времени зубы пройдут? – девушка хватается за эту мысль, как утопающий за соломинку. – Он долго здесь пролежит, у него тройной перелом… Может быть, пройдут?..” – чуть ли не рыдает она. “Не пройдут!” – уверенно обещаю я и, весело помахав оцепеневшему от ужаса мужу, выскакиваю из палаты.
– Ну и что было дальше?! – мне так интересно, что я уже не скрываю любопытства. – Она действительно ходила к нему в больницу?
– Понятия не имею, – пожимает плечами моя приятельница. – Я с ним встретилась уже в суде, когда нас разводили. И вид у него, надо сказать, был довольно жалкий.
– Но бакенбарды были в порядке? – острю я, пытаясь соответствовать подруге.
– Какие бакенбарды? – удивляется она. – Ах, ты о Викентии! Нет, это был уже другой муж. Третий. У него не было ни бакенбардов, ни волос – голова голая, как коленка. Не понимаю я эту дылду: и что там можно было любить?
– Слушай, а сколько всего их у тебя было?
– Кого? Мужей? – уточняет подруга. – Да кто же их считает? Много было. Может, пять, может, шесть – какая разница? Все одинаковые. Вот как этот – с цветами.
– Но как же можно жить, если так ко всем относиться? – возмущаюсь я.
– Как жить? Отлично! – восклицает подруга и вскакивает с места. – Пока! Мне сходить. Звони!
И выпархивает из автобуса.
Когда примерно через полгода я собралась замуж, меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, мне хотелось показать Владика моей многоопытной подруге, чтобы она, пока не поздно, высказала о нем свое мнение. Но, с другой стороны, я боялась, как бы своим скептическим взглядом она не разрушила то хрупкое состояние взаимной упоенности, которую мы с Владиком испытывали по отношению друг к другу и которая, собственно, и привела нас к решению соединить две упоенности в одну. И все-таки осторожность и благоразумие взяли во мне верх, тем более что я была уверена: в моем Владике даже моя привередливая подруга не сможет найти никаких изъянов.
– Давайте вместе поужинаем, – согласилась она. – Знаешь кафе “Момент”? В семь вечера. Я приду с Егором.
– Что это еще за Егор? – удивилась я. – Я его знаю? Видела?
– Видела, – кивнула она.– Один раз. Ты вспомнишь.
Я вспомнила.
Увидев подругу с букетом алых гвоздик, еще даже не взглянув на ее спутника, я уже знала, кто он. Он был все в тех же светлых джинсах, а его бакенбарды были подстрижены с таким изобретательным изяществом, что представляли собой подлинное произведение искусства.
– Здравствуйте, – улыбнулся Егор. – Мне Людмила о вас много говорила.
“Мне о вас тоже”,– чуть не заложила я подругу, но вовремя спохватилась.
– Все хорошо! – проворковала подруга, решительно закрывая собой амбразуру, из которой на нее, она чувствовала, огневым вихрем вот-вот устремятся мои вопросы. – А вы, насколько я понимаю, Катин счастливый избранник? – обратилась она к Владику.
Владик смутился.
– Да… Вот мы решили… Объединиться… Так сказать… Пожениться…
– Надолго? – деловито осведомилась Людмила.
– Что надолго? – не понял Владик.
– Людмила шутит! – теперь уже на амбразуру бросилась я и, сделав подруге страшные глаза, поспешно сменила тему: – Как вам вон тот столик у окна?
Ужин прошел на славу. Егор пил водку фужерами и рассказывал анекдоты из репертуара армянского радио. Я позавидовала его памяти: анекдоты были не менее чем двадцатилетней давности и совершенно не смешные. Зато Владик был на высоте. Пил только минеральную воду, был галантен и молчалив, а если иногда острил – то исключительно удачно. У меня не было сомнений, что на этот раз Люда вынуждена будет признать, что не все мужчины одинаковые. За нашим столом это было видно невооруженным глазом.
Когда мужчины ушли курить, я буквально набросилась на Людмилу:
– Ну как?!
– Не вариант! – покачала головой она.
– Как не вариант? – изумилась я. – Как не вариант?! Интеллигентный. Не болтун. Высокий. Чем он тебе не нравится?
– Нравится. Но не для брака.
– Почему?
– У него подбородок раздвоен.
– И что???
– Значит, бабник. И вообще ты не в его вкусе.
– Я? Не в его? Вкусе?! А почему же он решил жениться?
– Из соображений целесообразности. Вообще-то ему нравятся миниатюрные брюнетки. Он рыжий и длинный как удочка, а значит, крупные блондинки не его стихия.
– Он не рыжий, а блондин, – обиделась я, – и не как удочка, а хорошего роста.
– Как хочешь, – пожала плечами Людмила. – Но имей в виду, что он алкоголик.
– Он же не пьет!!!
– Это сейчас. Потому что в завязке. Но не навек же!
– Какая ерунда! – раздраженно оборвала я ее. – Ладно, скажи лучше, откуда ты выкопала свое сокровище?
– Егора? Да я с ним примерно месяц назад в одном доме познакомилась. Его невеста бросила, так у меня просто сердце разрывалось смотреть, как он убивается. Пожалела человека.
– И что теперь?
– Замуж зовет. Говорит, зарплату прибавили, можно и жениться. Маме в Курск написал.
– Действительно в Курск? – не поверила я.
– В Курск, – кивнула подруга.
– А ты?
– Да неохота. Был у меня уже такой – ничего хорошего. Но, с другой стороны, и другие были тоже не подарок. Не за кого замуж выходить, не знаю, что делать.
– А я знаю! – зло сказала я. – Вот специально выйду за Владика, чтобы доказать тебе, во-первых, что не все одинаковые, а во-вторых, что в таких делах твой опыт ни черта не стоит!
– Ну-ну, дерзай! – благословила меня подруга.
С Владиком мы разошлись через полтора года. Он оказался хроническим алкоголиком, имеющим неодолимую тягу к женскому полу – особенно к миниатюрным, кошачьего типа брюнеткам.
О том, что мы разошлись, я сообщила Людмиле, когда все уже было давно позади. Она не удивилась.
– Разошлись? Из-за чего?
– Жадный, – соврала я. Не могла я допустить, чтобы она сказала: “А я что говорила?”
– Да ну? – не поверила она. – Никогда бы не подумала! У него же уголки губ загнуты вверх! И глаза широко расставлены. Нет, – она уверенно и энергично замотала головой, – ты что-то темнишь. Не сходится!
– Представь себе, что и ты иногда ошибаешься!
– Ошибаюсь? – она недоверчиво пожала плечами. – Первый раз в жизни… Слушай, – надежда, как молния, блеснула в ее глазах, – а ты не врешь?
Встретив мой кристально честный взгляд, Людмила сникла: рушилась вся система ее жизни, которая до сих пор действовала безотказно, как мясорубка фирмы “Ротел”.
Однако признаться в обмане было выше моих сил.
– Нет, это какой-то парадокс! – пробормотала она и, совершенно потерянная, пошла прочь.
Явно, это был не лучший день в ее жизни.