Григорий Дикштейн

но едва ты поднимешь смычок

«ТАНГО СОЛОВЬЯ» или КАК Я ПОСЕТИЛ ГОРОД ДЕТСТВА

Отпустили птицу тучи… На земле, увы, не лучше:
Вонь бензина, от резины на бетонке чёрный след…
Невозможное возможно, снисходительна таможня…
За чехлом из парусины, древесине – сотня лет.
Мокрый ветер слёзы вытер, вот вагончик – высший литер,
Отстучит по рельсам счётчик: миг расплаты, отвяжись!
Всё я вытерпел и вынес… лето минус, осень минус,
На ладони, Авва Отче! моя маленькая жизнь…

Перрон… и «Танго соловья» встречает в гулком переходе,
Из всех изысканных мелодий его нутром услышал я…

Был расколот, был распорот тот послевоенный город,
Отголоском жизни вдовой, чёрных окон витражи…
Дыр фанерные заплаты, госпитальные палаты,
И лиловый суп перловый: «За стишок, пацан, держи!»
Но взрослело и хотело ласки маленькое тело,
Где-то смерть гуляла рядом, пополняя дом сирот,
Безотцовщины проклятье, узаконило объятья,
И была девчонка рада… Пусть не вальс, и не фокстрот…

Но это «Танго соловья»! И патефон трофейный плачет,
А танго всё переиначит, но разве знал об этом я?

Сгинул китель и правитель, я иной планеты житель…
Но сегодня я отсюда! Знаю город, и меня
Узнают дома и люди, не пеняют и не судят…
Память – битая посуда, наполняется звеня:
Тот зловонный эшелонный запах, или патефонный
Стон, когда дыханью тесно у безумья на краю…
Я оплакиваю детство, лет счастливое соседство…
Хоть из слёз не шьётся песня, я крою её, крою.

И снова «Танго соловья» звучит в подземном переходе,
Из всех бесчисленных мелодий его нутром услышал я…

2002

*   *   *

Борису Г.

Век прошедший, с улыбкой шакала,
Не догнал и не тронул пока,
Жизнь достойную кисти Шагала,
Чудака, твоего земляка…

И видать по велению свыше,
Холст покинув, весь день напролёт,
На асфальте, на сцене, на крыше,
Плачет скрипка твоя и поёт.

Под неё совершается действо,
Лицедейству отведенный час,
И забытое напрочь еврейство,
Оживая пульсирует в нас.

Пост нелёгок, обычаи строги,
Но едва ты поднимешь смычок,
Нет верней и нужней той дороги,
Где и племя и время течёт…

В черно-белой парадности чинной
И накинув простой лапсердак,
Ты, царапая деку щетиной,
Мою душу разгладить мастак.

До тепла, до сверкания граней,
Разгоняя зловещую тьму…
Так что «не оставляйте стараний…»
Пел Булат, и я вторю ему…

8 ноября 2002 года

ОТГОЛОСКИ КЛАССИЧЕСКИХ СТРОЧЕК

Среди густой вселенской хмури
Взываю к разуму с тоской,
А он, мятежный, просит «дури»,
Как будто в «дури» есть покой.

Какое прошлое оставил
Стране, где пел и бытовал!
Где дядя самых честных cплавил,
Отправив на лесоповал.
Мы оттого резвей, чем паче
Охота к перемене мест,
Прочь от Канатчиковой дачи,
И унижения окрест.

От бесконечных испытаний,
Грызя стальные удила,
Не зря бежим быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла.

Когда простым и нежным вздором
Ласкают дети октября,
Скажи-ка , дядя, ведь не даром
Трубят охоту егеря?

И смотрим с грустью на истоки,
Где среди двух расположен,
Белеет палец одинокий,
В кармане фигою сложен.

2004

ЭЛЕГИЯ

Листок осиновый дрожит, он помнит лето…
Срываясь, делать виражи, охоты нету.
Зима в короне и корнях тепло остудит.
Звенит в ушах, и товарняк ночами будит…

Пора унылая всегда зовёт к расплате.
А холода… Они когда бывали кстати?
Трещит ледок под каблуком, скулит собака.
И как закон: здесь из окон ни слов, ни знака.

Лишь тень чужая на стене, под шляпы фетром.
По всей стране, и по спине дождинки ветром
Несёт, а он в поводырях их пил иль не пил,
Чтоб на плечах и на кудрях дымился пепел.

Не пепел это – седина… Томленье ссадин
Осадок прошлого со дна поднимет за день.
Крупицы золота и муть, слова с дурманом…
А кольца памяти сожмут за океаном.

2004

Я – ПАТРОН!

Под опавшей листвой склад мой пороховой –
Он сухой, я свинцовой клянусь головой,
Там жива ещё память о бойне…
Мать-Земля накрутила не много витков,
Пронеслось, ну от силы двенадцать годков,
Как я выпал, в чём был, из обоймы.

Той обоймы основа – старинный лицей,
Где у песни и слова единая цель
В череде длинных лет полосатых.
Ветер давней весны обжигал и трепал,
Век летел скоростным, но запал не пропал,
В той обойме из шестидесятых.

Зеленеет багровая некогда медь,
Но начинка готова ещё прогреметь,
Присмотритесь прищуренным глазом…
Худа нет без добра: эта пуля остра,
Коротка, потому что таланта сестра.
Я в обойму вернуться обязан.

Я с досадой порой говорю себе: брось!
Все мы вместе герои, но всё-таки врозь.
И свой голос, – но это от Бога…
Если песня таранит дурным ремеслом,
Она лодкой не станет, а слово – веслом
На реке под названьем Тревога.

И скользить мне по трассе не гильзой пустой,
Ибо взрывоопасен, а не холостой:
Астероид, комета, звезда ли,
Или пуля… Полынь припадает к земле.
Моё место в строю, моё место в стволе,
Вороненой булатовой стали…

Беспокойной Булатовой стаи.

январь-февраль 2005