Сара Погреб

НЕ ГОДЫ, НО МГНОВЕНИЯ

*   *   *

Д. Ш.

Выметает время дочиста
Хлама залежи и вздора.
И светлеет одиночество
От пустынности простора.

От долгов, давно оплаченных,
От всего, что не оплакать:
Рощи, исподволь заученной,
Как кусок из Пастернака.

Лиц и улиц, мне прописанных
От болезней и печалей.
Кистью сумрачной написанных
Под дождём промокших далей…

Ах, не годы, но мгновения
Чудной связи с мирозданием
Не ценнее, а бесценнее
И видны на расстоянии.

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ С ЭПИГРАФАМИ

Зиновию Гердту

И что порой напрасно
Давал страстям улечься!
И что нельзя беречься.
И что нельзя беречься…

Д. Самойлов

1.

Авансцена. Но уже не роль.
Вся страна притихшим залом стала.
И щемило, и объединяло,
А   нельзя беречься прозвучало
Как существованья смысл и соль.

Опустела без него Москва.
С кем, успев узнать и прилепиться,
Горьковатой радостью упиться:
Строчки, строфы, целые страницы –
Все неповторимые слова.

Мимо магазина «Сыр» – скорей!
Или от метро, что даже проще.
Не двором, а молчаливой рощей.
И, как травка, коврик у дверей.

Закатилось счастье, как кольцо.
Где теперь на всем на белом свете
Возгласы и взоры будут эти?
С плеч хозяин снимет пальтецо…

2.

Свой возраст взглядом смеривши косым,
Я первую на нём заметил проседь.

Б. Пастернак

Даже сузив свой взгляд и скосив,
Не измерить не возраст – остаток,
Не пути – он заведомо краток –
А остаток живительных сил.

Вульгаризм «заначить» – по мне.
Инстинктивно избыток положен
Не на счет, не в кубышку – под кожу,
Как в карман, но внутри, в глубине.

Подоспела пора извлекать.
В пять часов пополудни – хоть каплю.
Пару капель, чтоб руки не зябли
И душа загоралась опять.

Но с того смертоносного дня
Всё знобит от печали меня.

И уткнусь я в поэзию лбом,
Потерявшая лучшего друга,
Человека из лучшего круга,
Наилучшего в круге любом.

Эта свежесть сиротства – хоть вой.
Чем – от боли? Повязкой тугой?
Утешительны разве что дали.
И закат – мы его не видали,
Каждый раз он какой-то другой.

*   *   *

От небес хочу немало:
Искупить бы мне грехи
И хоть сколько там осталось –
До конца писать стихи.

Не завидую красивым,
И богатство – для других,
Но стеснительным курсивом
Я прошу, чтоб мучил стих.

Это чудная работа,
Неотвязная забота.
Близким – чуть,
и всё отдать.
В эту ночь узнала что-то.
Про себя узнала что-то,
А могла и не узнать.

ГРУСТНЫЕ ВЫДУМКИ

1.

Есть шлейф любви. Ну, субфибрилитет.
Уже ни жара нет, ни воспаленья.
Но тридцать семь и три –
горячки след,
Инерция заглохшего движенья.

Я, чувств иссякших неразумный раб,
Тревожась, одеяло подтыкаю.
Чтоб не простыл?
Нет, чтобы не озяб!
Остаточная преданность такая…

(Или – раба? Что всё равно, пожалуй:
Ведь говорят про женщин – добрый малый.)

2.

Ни одной агоры, ни ничтожную самую малость
(Ну, полушку, не то что копейку)
Не дала б за питьё, что от синего счастья осталось.
Но сама наливала. Допей-ка.
Знаю, на переправе лошадей не меняют.
Круто близится та переправа.
Бог? Я верую в нечто за гранью последней, за краем –
Ну, без ада, конечно, без сладкого этого рая –
Хоть налево скачи, хоть направо…

Только капли остались. Совсем запрокинута чаша,
Голубиная, полная блеска.
Гул копыт по траве. И запахло водой.
И не так уже страшно.
Это Буг? Но ведь не было там перелеска.

*   *   *

Ш. Ш.

Перед грохотом – сверкнуло.
И раскаты друг за другом.
Дождь отвесный чудным гулом
Заполняет всю округу.

Кроны моет, корни поит
И самой мне перепало:
День накрыло сизой мглою,
А в душе светлее стало.

Ветра лёгкое дыханье.
О минувшем воздыханье.
И ушло, и сохранилось
То намокшее свиданье.

В хмурый полдень вдоль бульвара
Он и я – смешная пара.
Он – из «Мцыри», песню рыбки…
(Сыпануло – крупно! шибко!)
Я – внимала. Мне – внималось.
Дождь прошёл. Любовь осталась.

И – родство, что, Боже правый,
Долговечней, чем любовь…

*   *   *

Тот вагон комбинированный
и ценой был приманчив для нас.
Бесплацкартно и шумно внизу –
и плацкартная полка вторая,
Где закат за окном
над степным горизонтом не гас,
Молчаливым костром
до золы, до земли догорая.

А с купейным тем паче
легко распрощалась душа,
И вокзальная сутолока
(это «Марбург») уже за спиною.
В том купе ты на кнопку нажал,
слабый свет, как окурок, туша,
И задраена шторка,
и ночь чуть не в сутки длиною
Под любимые строки на стыках трясёт и трясёт…

Меж библейских холмов, боже мой,
наш автобус петляет теперь.
И въезжаешь ты в небо.
Вершины светлей и темнее.
Наша Эрец мала –
в мирозданье открытая дверь.
Как стеклянная – в сад…
Надышаться, боюсь, не успею.

*   *   *

Есть такой на гине закоулочек –
Вздохи ветра, как взмахи крыла.
От звезды зажигайте окурочек,
Воспаряйте – была не была!

Поделить бы безмерность на порции,
И за тридцать блаженных минут,
Если кто понимает в пропорциях,
Целый день не скупясь отдадут.

А за ночь (как с царицей Тамарою) –
И оставшейся жизни не жаль.
…От кого получаю задаром я
Эту лунность и эту печаль?

ОДА КОСМЕТИКЕ

З. П.

От небесной дождевой воды
Волосы и помыслы чисты.

А от раны давней и морщин
Странно помогает крем один.
Маски тоже чудо хороши,
Как для кожи, так и для души.

Молодеешь сердцем и лицом,
Карим взором, углядевшим даль,

Узкой юбки тонким сукнецом,
Узеньким – со слёзкою с кольцом.

*   *   *

Синее небо. Чёрная птица.
В странном наклоне пространство кружится.
Ствол… Ухватиться успела едва –
Это кружится моя голова.

Будто на палубе, будто морячка,
Нет, не упала. А на море качка.
Видишь, сравненьями я не нова –
Это кружится моя голова.

Как на качелях – выше и ниже.
Дальнее – дальше, близкое – ближе.
Так прилепиться без клея и шва!
Это кружится моя голова.

Мимо меня многогорбое стадо.
Око верлибру верблюжьему радо.
Шёрсткой к холму припадает трава.
Это кружится моя голова.

Вот уже звёзды разного ранга.
«Брызги шампанского» – давнее танго…
В парке, не в зале.
Память жива.
Нижутся сами на нитку слова –

Это кружится моя голова.