Лев Аннинский

«Я ВЛЮБИЛСЯ В ХРИСТИАНКУ, САМ НЕ ЗНАЯ, КТО ОНА»

Из цикла «Русский человек на rendez-vоus»

А я долго колебался прежде, чем включить автора этих строк в поэтический отряд русских людей, отправляющихся на любовное свидание. Потому что знаю, кто он. Он – эмигрант, объявивший, что, «слава богу, живет среди евреев», а не среди русских.

Решила прямая подсказка, вернее, подначка:

Закономерен наш развод –
И ты не та, и я не тот –
И ты всегда была такой,
За наш раздельный упокой
Молись, не слишком попрекая
Себя за наше рандеву
Во сне, в бреду и наяву.

Правда, речь тут не о женщине, а о Москве, которую герой не любит. И Россию – не любит. И свое детство. Как был когда-то октябренком, как в школьном хоре пел когда-то, и как, не помня себя от счастья, нес знамя нашего отряда. Он так привязан к этой своей нелюбви, так распластан на ней, что все время на этот счет объясняется. Иногда он просто подставляет частицу «не» к какому-нибудь классическому признанию: Я не любил её когда-то (пусть лишь любовью, скажем, брата), а нынче не люблю сильней.

В поэзии решает музыка, а не адрес. Русская алия, впадающая в русскую ностальгию при упоминании о русской березке, может начертать на знамени своего отряда нечто подобное: Не забуду Русь Святую в Эрец Исраэль. Однако перед нами не рядовой эмигрант, перед нами – душа поэтическая. Перед нами, в конце концов, профессионал-филолог, кончивший в свое время Одесский университет. Уж как-нибудь он владеет обертонами стиха, когда пророчит, что, идя «на слом», откроет ради упокоя души том статей Брежнева, чтобы «вспомнить молодость».

А что, есть что вспомнить?

Вот тут-то и кроется главный секрет.

Нету. Пусто. «Дубль-пусто», как говорят русские доминошники. В стране, которой нет уже на карте, родился я. Жизнь – изначальное зазеркалье, кич, абсурд, тупик, мороченье антиподов. Всё в ней – задом наперед! Это вовсе не отрицание какой-то конкретной страны или эпохи, это – мировидение человека, который рождается с ощущением бездны под ногами, живет – с ощущением, что «жизнь – подъем со дна колодца с паденьями опять на дно», и кончится эта жизнь – при ощущении, что всё могло быть «наоборот», или таки-было – «наоборот».

Применительно к любовной теме это звучит так:

Когда бы всё наоборот
На этом свете было,
Я был бы мой бы антипод,
И ты б меня любила,
Но не любила бы она,
И, льстя своей особе,
Я так бы думал: «Есть жена,
На что мне эти обе?»

Оказывается, есть жена. Если тебя не взяли на работу в городе Тель-Авиве, есть с кем сесть рядом и сказать: «Родная, разве в городе Берлине немцу каждому везет?»

Я всегда говорил, что дело не в том, кто немец, а кто еврей. Дело в том, кто кем себя считает. Национальность – это принятое на себя обязательство вести себя определенным образом. И только.

В данном случае – ничего немецкого: город Берлин помянут для контраста. А вот Москва, Тель-Авив и Одесса – то самое. Еврейский релятивизм плюс русская обманутая вседоверчивость. Плюс жгучая ревность к Москве, плюс прикрытая юмором гордость за родную Одессу, плюс прикрытая юмором готовность к тому, что на Земле Обетованной все так же, как и везде, окажется вверх ногами.

За наши выходки-повадки
Разбился ангел при посадке,
Нас разлюбило Божество,
И в довершение всего
Израиль сделался Китаем –
Иначе мы не понимаем!

Стало быть, всё одно к одному. Израиль подобен Китаю, Иуда – Христу, Христос – ослу, правда – вранью, Богочеловек – человеку, поэт – паяцу.

Любовь – нелюбви.

Собственно, так: В этом вечере было много луны, и поэтому было страшно снять с тебя платье, с себя штаны.

Собственно, вот почему: Так пронзительно вечер на любовь был похож, что почти не хотелось заниматься любовью.

Собственно, вообще: Любят не за это… и, что ужасно, именно за это.

А теперь – наш главный сюжет.

Как дела? Похоже, глухо –
Вся игра короче блица –
Если правда: смерть – старуха,
То, выходит, жизнь – девица…

С ней раскланиваюсь мило,
Говорю ей: «Жизнь моя,
Мне не важно, сколько было
У тебя таких, как я…

Я тебя в Одессе встретил,
Помнишь, зимнею порой?»
Отвечает: «Здравствуй, Петя,
До свиданья, дорогой».

«Петя» – это Петр Межурицкий, русский поэт, автор книг, любезно присланных мне друзьями из Израиля. Одна книга называется «Места обитания (реквиемы и пасторали)». Другая – «Пчелы жалят задом наперед».

До нового свиданья, дорогой!