Владимир Друк

второе яблоко

ШЕРЕМЕТЬЕВО

я хочу быть понят своей страной
я хочу быть понят своей женой
я хочу купить себе проездной
и уехать к Богу на выходной

я хочу подключиться к саянской ГЭС
или просто включить из конфорки газ
я уже выпил КПСС
но еще не доехал до АДИДАС

этот город останется без меня
сиротою казанскою как вокзал
все останется так же – но без меня
все останется так, как я сказал

шереметьево выключу, словно свет
за собой погашу
но достанет бутылочку мой сосед
а я закурить у него попрошу

мы нальем по сто, а потом еще
и врубим свободу на полный звук
и сосед мне скажет: и ты, друк!
а я отвечу: налей еще!

я пил надежду из черепов
всех советских вождей
я был пионером в стране стихов
и птицей в стране гвоздей

но теперь все выпито, ночь пуста
и пора бутылки сдавать
и я как заяц боюсь куста
но кайф не дам поломать!

я время выключу словно свет –
даждь хлеб нам насущный днесь –
и в этой стране, где меня уже нет
я все-таки еще есть

ТЕОРИЯ НОВОСТЕЙ

новостей на всех не хватает
новости друг у дружки воруют

трогают за причинное место
мучают и пытают
нюхают и целуют

новости свежие как невесты
просто прелестны

по утрам, как котлеты, их заворачивают в газеты
затягивают в корсеты

свежие новости ежедневно выходят замуж

миллионы невест
ежедневно теряют невинность
рожают деток
несут свой крест

да уж! –

вчерашние новости
по утрам
пахнут селедкой и перегаром
несвежие новости никому не нужны
даром

иногда они пьют кофе
или легкое пиво
эгоистичны, стареют,
обижаются, становятся некрасивы
и ревнуют своих детей…

их придумал один еврей
из разведки моссад
он живет на памире и пишет в таймс –
анонимно –
ему на памире конечно видней
чем нам

лишь во время войны
новости принимают строгую форму
надевают военную форму
лезут в прямой эфир

накрасив губки
пригубив водки
военные сводки
популярнее старых актрис
но их не вызывают на бис
новости любят войну хотя голосуют за мир
так поэты и бляди ругают свою работу
но прямой эфир – это прямой эфир
эйфория понятная идиоту

новости размножаются и делятся пополам
хорошие – им, а плохие – нам

…иногда, и правда, невмоготу –
и тогда – постель
осенняя ностальгия
весенние спазмы

новости – неизлечимы как насморк или мигрень
и очень опасны

кажется, они иногда умирают –
но это не так
в нашем распоряжении публичные
библиотеки
где каждый охотник желает конкретно знать
что было – на самом деле –
в двадцатом веке

согласно теории новостей
они – передаются среди гостей

но едва гости расходятся по домам
те новости, что достались вам
остаются, никак не уходят домой
и вы уходите с ними в запой

пейте с ними ! –
от одиночества и с тоски –
пейте! –
пока не спадут очки –
пейте! –
ибо
мы и они
одноразовы
как светлячки

в сущности – это маленькие зверьки
словно белки или другие хорьки
что приучены сахар лизать с руки

но остаться без новостей
как оставить собаку
без хозяина и костей

Нью-Йорк, декабрь 95

ВТОРОЕ ЯБЛОКО

америка – как новая жена
с которой спишь на старой простыне
жизнь надвое теперь поделена
но – данная нам дважды – суть одна
лишь только изменяется в цене

…все дорожает
все дрожит внутри…

войдя однажды в темный переход
на двести двадцать и сто десять вольт
я вышел на другом краю земли
хотя еще не знаю – вышел ли

…но сравнивая баксы и рубли
все время остаешься на мели…

я начал сызнова, с лечебных процедур
со словарей, зачитанных до дыр
где сказано – январь и йом-кипур
и детский мир, и рыбий жир

я начал сызнова – с больницы, где наркоз
где доктор Марти поменял мне правый глаз
(но он не знает где купить дихлорофос
и не умеет пить его как квас)

…вот пиво…
…вот протез…

там – спали, обнимая пулемет
а здесь в постели обнимают бипер
здесь – фаренгейт, а там – аэрофлот
там выпал снег, а я еще не выпил

– вот пиво –
– вот протез –
– и вот процесс –
it means –
сквозь восхитительный протез
я вижу восхитительный процесс –

вот воблу в супермаркет завезли
севрюгу в супермаркет завезли
и балычок, и семгу завезли
а пиво до сих пор не завезли.

разорвана душа напополам…
пойдем, душа моя, возьмем по триста грамм!

всё дорожает, все дрожит внутри
всё дешевеет и свистит снаружи
нью-йоркский зной достоин русской стужи
пойдём, душа моя, пойдем на ужин
в американо-русский «самовар»
где девочки живут напропалую
а мальчики гуляют наповал

по триста «клюковки» два раза и котлет
привет Серега, Людочка – привет
а эти тоже: суверенитет…
ну, бляха-муха, глянь, какие рожи!
ты кто такой? поэт? и я – поэт!
берите вилкой, на хера вам ножик

поклюйте клюковки, пархатые жиды
пока вам не отвесили пизды
пока мы эту ночь не отгуляли
за родину! за клюкву! за мацу!
за ленина, за машку, за рассею!
счас выкорчую семя Моисея!
а я вас счас ударю по лицу!…

глаза открою – что же там, вдали?
да статуя какая-то вдали…
а что это за статуя вдали?
да, говорят, что статуя свободы…
так что же эта статуя – вдали???

скажи, голубчик, пиво завезли?
да, барин, завезли и увезли!

америка – как новая жена
с которой спишь на старой простыне
проснёшься не один, и с бодуна,
проснёшься не один, а жизнь – одна!
во рту – хреново, выпить – ни хрена
и ты торчишь, как бедуин в пустыне
или еврей в алмазном магазине

всё дорожает, всё дрожит внутри
как лифт который ползает внутри
полцарства за глоток или пилюлю,
за колесо, затяжку или пулю,
которая спасёт тебя к июлю!…
нырни в сабвей – как головой в кастрюлю –
и постигай предметы изнутри…

жизнь дорожает или дешевеет –
всё солью съедено, всё пусто, всё ржавеет
задумаешься – может быть – пора –
коль доу джонса не стоит с утра

когда светает там, то здесь – темнеет
побреешься – уже и спать пора

…и снова мальчики с кровавыми глазами
стоят у двери с надписью словами

здесь был ильич, потом военкомат,
потом тверьбанк, закрытый на учет…

а мальчики сжимают автомат
и объявили полный хозрасчет
но я хотел бы знать – кто банкомет

жизнь дорожает, а страна – цветет
попробуй позвонить в москву ноль-девять
экран погаснет и полковник лебедь
под музыку чухонскую/чайковскую поедет
по озеру чудскому поплывет

где немчура, обламывая лед, хотела нас
но все ушли на фронт

когда они кричали нам, скользя:
таффариши, так больше жит нелза!
нельзя так жить – ни больше и ни меньше –

ах, тёмная вода, темнее Польши –
«хотели лучше, вышло, как всегда»

арбатство, растворенное в крови
лишь издали похоже на дворянство
а вот вблизи – последнее засранство

мы изменяем кривизну пространства
прогулками обиды и любви

но это не меняет суть пространства
как, впрочем, не меняет суть любви

идите прямо – до того угла
где вам предложат беспроцентный loan
и где дадут один бессрочный rent
и здесь и там – не более чем клоун
поэт в америке не меньше чем поэт

россия – мать, америка – жена
и вот она почти обнажена
и вот она – почти биробиджан
в который мой народ не убежал

Нью-Йорк, 1994–1995