Лина Городецкая

Всё как у взрослых

МИШКА, ТЫ НЕ БОЙСЯ…

Мишка, не бойся! Я скоро вернусь. Я положил тебе под одеяло конфету на палочке. Мама не очень разрешает мне есть конфеты на палочке. Говорит, будут болеть зубы. Но вчера мы купили этого большого петушка. Я тебе тоже дам его полизать, когда вернусь.

А ты лежи и жди. И ничего не бойся. Я тоже не боюсь. Только немножко. Потому что страшно одному идти, а мама пойдет со мной только до большой комнаты. А там будут опять лечить мою коленку.

И не прыгай с кровати. А то допрыгаешься, и тебя надо будет лечить. А мой новый докторский набор остался дома.

Не прыгай, лежи тихо и думай, куда мы с тобой в следующий раз поедем. Может, не в больницу… Мне здесь не нравится. Хочу домой. Или на каток, куда меня повезли папа со своей Леной. А теперь они не повезут, не могу ходить быстро. Я после операции.

Доктора все время фотографируют коленку и что-то объясняют маме. А я, честно, ниоткуда не прыгал. И коленку не ударял. Мама сказала, что там была маленькая гулька, совсем лишняя. И ее оттуда вынули. Доктора. И все теперь будет хорошо. Но коленка болит, и я не могу ходить, только ездить на стуле. Туда-сюда. И папа пришел к нам домой и отнес меня в машину, потом из машины.

Папа специально оставил свою Лену и приехал к нам, потому что мама сама не может меня тащить по лестницам. Получается, повезло. А то я вижу папу только по Большим субботам. В маленькие субботы мы с мамой идем на море. Туда можно идти пешком. И строить новый город. Только я его никогда не успеваю достроить. То волны смывают, то мама домой торопится. А в Большую субботу меня берет папа, и мы едем в интересные места – и на лодке кататься, и даже на яхте, под парусами. Папа, правда, и туда брал свою Лену, и они все время обнимались. Но мне не жалко, пусть обнимаются. Только пусть берут меня с собой.

Я, когда вырасту, капитаном стану. Буду водить большие корабли. Я их вижу с берега, когда гуляю с мамой. Они вообще кажутся игрушечными. Но мама говорит, что это потому, что они у самого горизонта. Там, где солнышко вечером спать ложится. Я тоже туда поплыву, если стану капитаном. Хочу видеть, где оно спит.

А может, я буду доктором. И буду сам лечить своих деток. И они ничего не будут бояться. Потому что смогу с ними быть в любой комнате в больнице. А маму в любую не пускают. И буду лечить других деток. Чтобы они тоже не плакали. Здесь во всех комнатах плачут дети. Им тоже, наверное, хочется на каток.

А вчера я проснулся и увидел, что мама плачет. Мама – уже не дети, чего ей плакать. Взрослые иногда думают, что они тоже маленькие. Но потом она посмотрела на меня и быстро вытерла слезы. И сказала, что все будет хорошо!

Мама плакала, потому что ей попало что-то в глаз. А все будет хорошо… Она сильно плакала, когда меня один мальчик обозвал лысым. Ну и что, а я ему ответил, что он очкарик. Так Даниэля в школе обзывают. Плохо, что я столько времени в больнице, а не в своем первом классе. Но я уже умею читать буквы с точечками, и получаются слова. И теперь я читаю все вывески. Вот написано «Операционная». Здесь мне нужно тебя оставить. И пойти самому туда. Как большому. Я и есть большой. Меня туда повезут на другой кровати. И мама сказала, что будет ждать с подарком около двери. Я, вообще, хочу новый конструктор, чтобы собрать большую лодку с парусом. Но его обещал купить папа. А мама сказала, что купит сюрприз. Может, это будет маленький компьютер, чтобы брать с собой в больницу. И мне будет здесь не так скучно.

А вчера ко мне приходила такая смешная девочка. Одетая, будто клоун в цирке. Мама сказала, что она и есть клоун. Только не в цирке, а в больнице. И мы с ней играли, она классные загадки знает. Я многие загадки разгадал и тоже получил сюрприз – большую книгу про пиратов с картинками. Я сам смогу ее читать.

Да, я и писать уже умею! Мама принесла мне тетрадку. А сегодня утром я написал ей там целое предложение. Сам. Большими буквами. «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

А ты, Мишка, лежи тихо. Я приду обратно из этой комнаты, и мы сыграем в пиратов.

И не бойся ничего. Я вернусь и буду с тобой!

ДОЧКИ-МАТЕРИ

Дочка плакала, мама ее утешала. Гладила мягкие струи волос, обнимала узенькие плечи. Дочка плакала о первой любви, след которой заблудился между стволами пальм на ближних улицах.

– Не плачь, доченька, не плачь, хорошая. Маленькая моя, взрослая девочка. Выкинь эту пачку сигарет из сумки. Он не стоит того, чтобы ты начала курить, глупенькая моя. Он совсем не такой, как ты думала? И хорошо, что ты узнала об этом сейчас. Знаешь что… ты плачь, а потом умойся, и все пройдет. Нет, конечно, не сразу пройдет. Еще будет болеть… И непонятно ведь, что болит! Ну да, конечно, нет такого органа – душа… Что же болит? Вот этот отсутствующий орган… А ты все же успокойся и подумай, как хорошо будет потом, когда ты встретишь того, кого полюбишь по-настоящему! Уже никогда не будет хорошо? Какая же ты еще глупенькая девочка…

Мама плакала, дочка ее утешала. Хотя и не понимала, отчего мама, такая взрослая и рассудительная, плачет. Гладила ее непослушные завитки волос, озябшие руки с прозрачно-голубыми ручейками вен. А плакала мама о любви последней, тонким вьюнком ускользающей от нее в тумане уходящих дней.

– Мам, ты не плачь. Ну хочешь, возьми мою сигарету… Не будешь курить? Ну и не надо. А я завтра уберу квартиру, только ты не плачь. И все будет хорошо, вот увидишь. Откуда я знаю? Да не знаю я. Хочу, чтобы так было… Я вообще не понимаю, с какой стати ты плачешь. Ведь все у тебя в порядке…

Они плакали, обнявшись, – о том, что у дочки еще будет, и о том, что у мамы уже было и вряд ли вернется.