– Как вы себя чувствуете, Наум Моисеевич?
– Самочувствие не очень обнадёживающее. Возраст такой, что друзья уходят слишком часто. В прошлом году Бен, очень близкий друг, – ушел… замечательный писатель Бенедикт Михайлович Сарнов. Огромная потеря. Не утешайте меня – я понимаю, течение времени от нас не зависит… Но рядом со мной дочь Лена, её муж Михаил и внуки. Они меня любят, и я их очень люблю. В основном провожу время дома. Слушаю музыку и аудиокниги, люблю сидеть на веранде. Вечерами Лена мне читает.
– Ваше детство и отрочество прошли в Киеве, вы рано увлеклись поэзией. В 1945 году поступили в Литинститут и написали:
Еще в мальчишеские годы,
Когда окошки бьют, крича,
Мы шли в крестовые походы
На Лебедева-Кумача.
И, к цели спрятанной руля,
Вдруг открывали, мальчуганы,
Что школьные учителя –
Литературные профаны.
И, поблуждав в круженье тем,
Прослушав разных мнений много,
Переставали верить всем…
И выходили
на дорогу.
Это война заставила рано повзрослеть?
– Пожалуй, ты права. Взрослели мы с друзьями рано. Время было такое, сложное. Нужно было сделать свой личный выбор и, по мере сил и способностей, следовать ему. Невозможно было иначе. Нельзя идти против собственной совести.
– Вы всегда были сильны в анализе ситуации, в которой творили. Что вы можете сказать о современной России?
– Россия сегодня ещё не выбралась из-под обломков сталинщины. Происходит сложное, но закономерное развитие. У страны нет иного выхода – она должна трудно, мучительно переболеть. Слишком глубоко увязли мы в этом болоте.
Еще в 1972 году в «Поэме греха» я писал о нас, о нашем общем, а не одного лишь Сталина грехе:
…Всё это – Сталин… Все упрёки – мимо.
Но кем мы сами были? Что несли мы?
Что отняли у всех? И что им дали?
И кем бы стали, если бы не Сталин?
И без него – чем, кроме дальней Цели,
Мы сами в жизни дорожить умели?
И как мы сами жили в эти годы,
Когда он депортировал народы?..
…Что в этом «Мы!»? Намёк ли на Идею,
С которой чем честней мы, тем грешнее?
Наверно, – так. Но сам не знаю, прав ли?
Кто был честней, тот был от дел отставлен.
И всё же – «Мы»!.. Все! – кто сложней, кто проще.
Был общим страх у нас и грех был общим.
«Мы» – это мы… Пустая злая сила,
В которую судьба нас всех сплотила.
– Наум Моисеевич, в чём вы видите выход из этой ситуации? Возврат в правовое поле, повышение общего уровня культуры?
– Нужно просто создать людям условия для нормальной жизни. Люди хотят жить, а не выживать.
– В 1961 году вы написали пронзительное стихотворение – «Дети в Освенциме»:
Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились – мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины…
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что – обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.
Так же.
Снова.
И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин «идеи» были,
Мужчины мучили детей.
Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это – было!
Мужчины мучили детей!
Его появлению предшествовала ваша поездка в Польшу?
– Нет, в Европе я побывал значительно позже, прилетал из Америки в Западную Германию в 1976, когда там был издан сборник моих стихов «Времена». Это стихотворение было написано ещё в Москве. Я думал о том, какие чудовищные преступления стали возможными в рамках национал-социалистической идеи. Я много думал об этом, и именно так это прочувствовал.
…Вы уже слышали о новом витке интифады?
– Конечно, Наум Моисеевич… Вас это беспокоит?
– Да. Рахель, я люблю Израиль. Это прекрасная страна, я часто бывал в гостях у друзей-израильтян, пока мне позволяли силы. Я не знаю другого такого города, как Иерусалим. Есть много красивых городов – Москва, Рим, Нью-Йорк. Но Иерусалим – город особенный, он неповторим. Я русский поэт (не советский же, право слово!), я крещён, я молюсь о судьбах России, но оттого не перестал быть евреем. Знаешь моё настоящее имя? А кем ещё может быть Наум Мандель? Меня воспитывала еврейская бабушка, мои родители говорили дома между собой на идише. Я не говорю, но понимаю. И еврейская тема для меня – не чужая, она всегда присутствовала в моих стихах. Общей могилой для моих родственников и школьных друзей стал Киевский Бабий Яр. Мы с родителями уцелели чудом, успели эвакуироваться в Сибирь. Позднее я написал об этом в «Поэме существования»:
Бабий Яр.
Это было…
Я помню…
Сентябрь…
Сорок первый.
Я там был и остался.
Я только забыл про это.
То есть что-то мне помнилось,
но я думал: подводят нервы.
А теперь оказалось: всё правда.
Я сжит со света.
Вдруг я стал задыхаться
и вспомнил внезапно с дрожью:
Тяжесть тел…
Я в крови…
Я лежу…
И мне встать едва ли…
Это частная тема.
Но общего много в ней тоже.
Что касается всех,
хоть не всех в этот день убивали.
Всё касается всех!
Ведь душа не живёт раздельно
С этим вздыбленным миром,
где люди – в раздоре с Богом
Да, я жил среди вас.
Вам об этом забыть – смертельно.
Как и я не имею права
забыть о многом.
– В своём эссе «Ближневосточный конфликт и судьба цивилизации»[1] вы очень точно проанализировали ситуацию…
– …и написал о возмутительной роли мировых СМИ в намеренном искажении информации в новостных телепрограммах и статьях так называемых «политических аналитиков».
– С горечью перечитываю ваши слова: «…тот страшный слой, который на Западе почему-то именуется либералами (и в который до сих пор еще входит множество евреев). За 28 лет жизни на Западе я убедился, что либеральность они проявляют только по отношению к тираниям. Свобода мнений, если она до сих пор существует в Соединённых Штатах, то вопреки им, благодаря тому, что они, хотя и влиятельны, но всё же пока еще не всемогущи». И дальше: «…Тот факт, что Израиль применяет силу всегда вынужденно и что если он потеряет силовое превосходство над мечтающим его уничтожить противником, он потеряет его вместе с жизнью – во внимание не принимается, поскольку противоречит искомому ответу. А эта публика по условиям своего воспитания привыкла мыслить ответами и за ответы эти держаться, как за устои существования, стремясь любыми средствами подавить и заглушить всё, что этим усвоенным ответам противоречит. <…> С антиизраильской вакханалией, имеющей целью откупиться Израилем от грозящих бед – мы имеем дело сейчас. Даже если эта волна схлынет, возможны рецидивы, ибо раскаяньем не пахнет. <…> Нынешний трагический фарс отличается особой тотальностью – в нём участвуют все политики и интеллектуалы и прикосновенные к этой теме журналисты всех видных изданий и телеканалов Западной Европы. Деятельность последних я бы назвал преступной. Работа всех европейских СМИ в подмене истины, в дезинформации и дезориентации народов (звучит патетически, но таковы масштабы их совместной работы) требует уже не исследования даже, а расследования – так она слаженна. Но, боюсь, на Земле расследовать это теперь уже некому, а Небо в расследованиях не нуждается. Но, как всегда, расплачиваться за это придётся многим невиновным. И отнюдь не только евреям».
– Заметь: тринадцать лет прошло, но ничего не изменилось…
– Да, Наум Моисеевич. Ваше эссе, к сожалению, не потеряло актуальности. В эти дни его цитируют многие израильтяне…
октябрь 2015, Чапел-Хилл
Вопросы задавала Рахель Гедрич
-
Вестник, 20 (305) 2.10.2002. www.vestnik.com/issues/2002/1002/win/korzhavin.htm↑